Яков Тублин - Образ жизни

Над белым снегом песня вьётся,
Над берегами синих рек
О том, кто плачет и смеётся, —
Он есть нормальный человек.

Моя дочурка слёз не прячет,
То пляшет, рассыпая смех,
А то над Бонивуром плачет —
Она нормальный человек.

Кто может плюнуть против ветра,
Последний рубль тебе отдать,
Лететь за тыщи километров,
Чтоб просто друга увидать.

Сказать, что он подонок, брату,
Сказать вороне: соловей;
Купить цветов на всю зарплату
Февральской женщине своей.

Тот, кто на середине ночи,
Забывши все твои грехи,
Вдруг позвонить тебе захочет,
Чтоб просто прочитать стихи.

Он смотрит в небо взглядом долгим,
Забыв про свой короткий век.
И не предаст любви и долга —
Он есть нормальный человек.

Не надо уверять,
А надо верить,
Не говорить —
Любить и ожидать,
Но не годами
Эту веру мерить,
И веру принимать,
Как благодать.
Снега с дождями
Пролетят,
И снова
Очистится знакомый небосвод.
Вчера тобою сказанное слово,
Когда ты веришь,
Зря не пропадёт.
А если пропадёт,
Оно непрочно:
Не знак любви,
Не зеркало души.
Тогда ни телефон,
Ни даже почта,
Нас не спасут —
И лучше не пиши.
Тогда молчи,
И пусть в твоём молчанье
Означатся лишь верные глаза,
Которые молчат при расставанье;
А говорят — улыбка и слеза.

Конец зиме и жизни прежней,
Той жизни —
Суетной и пресной.
Начало марта жизни новой —
С любовью новой
К птице,
К слову,
К живому существу.
И к истине нагой, горячей,
С душою обновлённой,
Зрячей,
К любому естеству.
Отринув ложь,
Притворство, косность
И кажущуюся серьёзность
Долгов и платежей, —
За этим облаком с востока
От прежней праздности жестокой
(Лишь перья отряхнуть…)
Плыть без утайки и оглядки,
Забыв ненужные порядки.
И наконец вдохнуть
Любовь к работе,
К травам,
К морю.
И радость принимать, и горе,
Как главное,
Как суть.
И — в новый путь.

Ну вот и всё, что мне осталось, —
То, в чём себя я обокрал.
Я выиграл такую малость —
Всё остальное проиграл.
Во мне вино свободы бродит
На этой утренней тропе.
Теперь свободен я, выходит,
От всех решёток и цепей,
От всех садов и огородов,
От всех заборов и квартир.
Что делать мне с такой свободой,
Когда другой открылся мир?
Хочу — смеюсь, а надо — плачу,
Хочу — усну, хочу — проснусь.
И с беспощадностью палачьей
Хочу — уйду, хочу — вернусь.
И все дела свои итожу,
Итожу все свои пути.
Ну вот — я до свободы дожил.
Ушёл. А некуда идти.

Без хлеба я не пропаду,
А сгину без поэзии.
Цветёт один лишь раз в году
Цветок прекрасный — фрезия.
Ещё и снег с дождём метёт,
Коньки искрятся резвые,
А между тем уже цветёт
Цветок нежнейший — фрезия.
И лепестки его дрожат —
То алые, то белые,
И завораживают взгляд
Подтаявшего берега.
А там любовь — на берегу,
Надежда и отчаянье,
А будущее на снегу
В ладошке нежной мается.
И той ладошкой щёчку трёт,
Всё думает, вздыхает.
…А фрезия уже цветёт,
Над снегом полыхает.
И цвет её не прекратишь,
Свернуться не прикажешь.
И ночь не спишь, и день не спишь,
И не сожжёшь, не свяжешь
Её,
Как не убить вовек
Дыханье и поэзию.
И должен помнить Человек:
Она живая — Фрезия.

Эта музыка в сердце звучала,
И аккорд её громко кричал
До начала ещё, до начала.
Я тогда безъязыко молчал.

А она мне тревожила душу,
Отнимала мой тихий покой.
Но её я боялся нарушить
Неумелой и слабой рукой.

Цену той молчаливой отваги
Понимаю я нынче, чудак:
Я боялся доверить бумаге
То, что было прекрасно и так.

Но решился. Распахнуты двери.
Струны огненны, пламенна медь.
Я решился, решился, поверил.
Надо думать. Но, думая, петь.

То, что было ещё до начала,
Взорвалось, улеглось, а затем
Вдруг осмысленно зазвучало,
Но уже на иной высоте.

Даже стало морозно и жарко
От звучанья тех чистых начал.
Вот и всё. Но доныне мне жалко,
Что вначале я горько молчал.

Как хорошо
Ходить на двух ногах!
Как хорошо
Владеть двумя руками!
И осязать листву,
траву
и камень
И слушать птиц
В высоких деревах.
Под дождик,
Упадающий с небес,
Вдруг выйти
С непокрытой головою
И увидать,
Как светлый ливень моет
Дорогу,
поле,
да ближайший лес.
Закоченеть
И вновь хотеть тепла,
Согреться
И опять бежать из дому.
И радоваться солнышку и грому,
И миру недалёкого села.
Почувствовать опять,
Что есть рассвет,
Что снова
Есть движенье
И дыханье,
И что твои пустые притязанья —
Не более, чем суета сует.

По земле
По весенней
Стучат поезда,
И вокзалы бурлят,
И в эфире — помехи,
Я куда-то уже
Навсегда опоздал,
А куда-то ещё
До сих пор
Не уехал.
Я всплываю,
Когда меня
Тянет ко дну.
То ли это любовь,
То ли это привычка.
То ли просто
Боюсь тебя оставить одну,
Как ребёнка
Наедине со спичками

Это радости наши
И слёзы,
Это смех
И печали Земли
Собрались облаками мороза
И снегами на землю сошли.
Снег валит и валит…
А сегодня
Я заметил средь суетных дел,
Как тяжёлый мой вздох
Прошлогодний
С неба
тёплой
снежинкой
летел.

О эта древняя стрельба!
Что есть древней стрельбы из лука!
Сейчас звенящая стрела
Взовьётся над зелёным лугом.
Тугая песня тетивы
Натянута у подбородка.
Как древен сам тот звук короткий
Среди листвы, среди травы!
Он времена смещает все —
Что было до…
Что будет после…
И вылетают стрелы в свет
Под стук копыт, под птичий посвист.
Тех птиц не сторожит силок,
Не сторожит решётка плена.
И этой лёгкою стрелой
Никто не будет убиенным.
Здесь, на нейтральной полосе
Добра и зла,
Вершит искусство
Стрелок до пояса в росе —
Лопатки сведены до хруста.
…Лишь птицы в роще прокричат,
В кустах запропастится ветер —
Пустой болтается колчан,
И день сменяется на вечер.
В просторах тёмной синевы,
Где самолёты небо метят,
Опять восходит ясный месяц —
Он словно лук без тетивы.

Застенчивость — хорошая черта.
Хорошая.
Я это утверждаю.
Она себе похвал не ожидает,
Она не смыслит в славе
Ни черта.
Когда вокруг грохочет и звенит,
Застенчивость стоит себе в сторонке
С глазами терпеливого ребёнка,
Познавшего уже закон Земли.

Застенчивым живётся тяжело,
Застенчивость имеет тоже голос,
Как невысокий стебель —
Тучный колос,
И как дрова —
Высокое тепло.

…Застенчивости твёрдая ладонь!
Когда ударит колокол пожара,
Пока витии рассуждают яро —
Застенчивый бросается в огонь.