Алексей Апухтин - Полное собрание стихотворений

Глянь, как тускло и бесплодно
Солнце осени глядит,
Как печально дождь холодный
Каплет, каплет на гранит.

Так без счастья, без свободы,
Увядая день за днем,
Скучно длятся наши годы
В ожидании тупом.

Если б страсть хоть на мгновенье
Отуманила глаза,
Если б вечер наслажденья,
Если б долгая гроза!

Бьются ровно наши груди,
Одиноки вечера…
Что за небо, что за люди,
Что за скучная пора!?

Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой,
Но мысль была чужда напевам бестолковым,
И тень забытая носилась предо мной
  В своем величии суровом.

Курчавым мальчиком, под сень иных садов
Вошел он в первый раз, исполненный смущенья;
Он помнил этот день среди своих пиров,
  Среди невзгод и заточенья.

Я вижу: дремлет он при свете камелька,
Он только ветра свист да голос бури слышит;
Он плачет, он один… и жадная рука
  Привет друзьям далеким пишет.

Увы! где те друзья? Увы! где тот поэт?
Невинной жертвою пал труп его кровавый…
Пируйте ж, юноши, – его меж вами нет,
  Он не смутит вас дерзкой славой!

Из дальнего угла следя с весельем ложным
    За пиром молодым,
Я был мучительным, и странным, и тревожным
    Желанием томим:

Чтоб всё исчезло вдруг – и лица, и движенье,–
    И в комнате пустой
Остался я один, исполненный смущенья,
    Недвижный и немой.

Но чтобы гул речей какой-то силой чуда
    Летел из-за угла,
Но чтобы музыка, неведомо откуда,
    Звучала и росла,

Чтоб этот шум, и блеск, и целый рой видений
    В широкий хор слились,
И в нем знакомые, сияющие тени,
    Бесплотные, неслись.

  Искусству всё пожертвовать умея,
  Давно, давно явилася ты к нам,
  Прелестная, сияющая «фея»
  По имени, по сердцу, по очам[65].
Я был еще тогда ребенком неразумным,
    Я лепетать умел едва,
Но помню: о тебе уж радостно и шумно
    Кричала громкая молва.

  Страдания умом не постигая,
  Я в первый раз в театре был. И вот
  Явилась ты печальная, седая,
  Иссохшая под бременем невзгод[66].
О дочери стеня, ты на пол вдруг упала,
    Твой голос тихо замирал…

Тут в первый раз душа во мне затрепетала,
    И как безумный я рыдал!

  Томим тоской, утратив смех и веру,
  Чтоб отдохнуть усталою душой,
  Недавно я пошел внимать Мольеру,
  И ты опять явилась предо мной.
Смеясь, упала ты под гром рукоплесканья[67]
    Твой голос весело звучал…
О, в этот миг я все позабывал страданья
    И как безумный хохотал!

  На жизнь давно глядишь ты строгим взором,
  И много лет тобой погребено,
  Но твой талант окреп под их напором,
  Как Франции кипучее вино.
И между тем как всё вокруг тебя бледнеет,
    Ты – как вечерняя звезда,
Которая то вдруг исчезнет, то светлеет,
    Не угасая никогда.

Я слушал вас… Мои мечты
Летели вдаль от светской скуки;
Над шумом праздной суеты
Неслись чарующие звуки.

Я слушал вас… И мне едва
Не снились вновь, как в час разлуки,
Давно замолкшие слова,
Давно исчезнувшие звуки.

Я слушал вас… И ныла грудь,
И сердце рвалося от муки,
И слово горькое «забудь»
Твердили гаснувшие звуки…

Радостно мы год встречаем новый,
Старый в шуме праздничном затих.
Наши кубки полные готовы,–
За кого ж, друзья, поднимем их?

За Россию? Бедная Россия!
Видно, ей расцвесть не суждено,
В будущем – надежды золотые,
В настоящем – грустно и темно.

Друг за друга выпьем ли согласно?
Наша жизнь – земное бытие –
Так проходит мудро и прекрасно,
Что и пить не стоит за нее!

Наша жизнь волненьями богата,
С ней расстаться было бы не жаль,
Что ни день – то новая утрата,
Что ни день – то новая печаль.

Впрочем, есть у нас счастливцы. Эти
Слезы лить отвыкли уж давно,–
Весело живется им на свете,
Им страдать и мыслить не дано.

Пред людьми заслуги их различны:
Имя предка, деньги и чины…
Пусты, правда, да зато приличны,
Неизменной важностью полны.

Не забьются радостью их груди
Пред добром, искусством, красотой…
Славные, практические люди,
Честь и слава для страны родной!

. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .

Так за их живое поколенье
Кубки мы, друзья, соединим –
И за всё святое провиденье
В простоте души благословим.

Поэт, ты видел их развалины святые,
Селенья бедные и храмы вековые,–
Ты видел Грецию, и на твои глаза
Являлась горькая художника слеза.
Скажи, когда, склонясь под тенью сикоморы,
Ты тихо вдаль вперял задумчивые взоры
И море синее плескалось пред тобой,–
Послушная мечта тебе шептала ль страстно
О временах иных, стране совсем иной,
Стране, где было всё так юно и прекрасно?
Где мысль еще жила о веке золотом,
Без рабства и без слез… Где, в блеске молодом,
Обожествленная преданьями народа,
Цвела и нежилась могучая природа…
Где, внемля набожно оракула словам,
Доверчивый народ бежал к своим богам
С веселой шуткою и речью откровенной,
Где боги не были угрозой для вселенной,
Но идеалами великими полны…
Где за преданием не пряталося чувство,
Где были красоте лампады возжены,
Где Эрос сам был бог, а цель была искусство;
Где выше всех венков стоял венок певца,
Где пред напевами хиосского слепца
Склонялись мудрецы, и судьи, и гетеры;
Где в мысли знали жизнь, в любви не знали меры,
Где всё любило, всё, со страстью, с полнотой,
Где наслаждения бессмертный не боялся,
Где молодой Нарцисс своею красотой
В томительной тоске до смерти любовался,
Где царь пред статуей любовью пламенел,
Где даже лебедя пленить умела Леда
И, верно, – с трепетом зеленый мирт глядел
На грудь Аспазии, на кудри Ганимеда..

Волшебные слова любви и упоенья
Я слышал наконец из милых уст твоих,
Но в странной робости последнего сомненья
   Твой голос ласковый затих.

Давно, когда, в цветах синея и блистая,
Неслася над землей счастливая весна,
Я помню, видел раз, как глыба снеговая
   На солнце таяла одна.

Одна… кругом и жизнь, и говор, и движенье…
Но солнце всё горит, звучней бегут ручьи…
И в полдень снега нет, и радость обновленья
   До утра пели соловьи.

О, дай же доступ мне, моей любви мятежной,
О, сбрось последний снег, растай, растай скорей…
И я тогда зальюсь такою песней нежной,
   Какой не ведал соловей!