Юлия Мамочева - Инсектариум

Senti passar um vento misterioso,
Num torvelinho cósmico e profundo.
E me levou nos braços; e ansioso
Eu fui; e vi o Espírito do Mundo.

Todas as cousas ermas, que irradiam
Como um nocturno olhar inconsciente,
Luz de lágrima extinta, não sentiam
A trágica rajada, que somente

Meu coração crispava! Ó vento aéreo!
Vento de Exaltação e Profecia!
Vento que sopra, em ondas de mistério,
E tanto me perturba e extasia!

Estranho vento, em fúria, sem tocar
Na mais tenrinha flor! E assim agita
Todo o meu ser, em chamas, a exalar
Luz de Deus, luz de amor, luz infinita!

Vento que só encontras resistência
Numa invisível sombra… Um arvoredo,
Ou bruta pedra, écomo vaga essêcia;
E, para ti, eu sou como um penedo.

E na minha alma aflita, ódoido vento,
Bates, de noite; e um burburinho forte
A envolve, arrasta e leva, num momento;
E vai de vida em vida e morte em morte.

Я ощутил дыханье урагана
Из чрева межкосмической спирали.
Меня он охватил; но шёл я рьяно;
И Духи Мира предо мной предстали.

Все одиночества, что излучают, будто
Ночная темень взором безотчетно, —
Свеченье слёз — не знали почему-то,
Не чуяли тех скорбных бурь, охотно

Моё лишь сердце мучивших! О Ветер!
Пророческая вьюга возбужденья!
Ты, дующий загадочно, в ответе
За мой восторг и за моё смятенье!

Ты исступлённо нежишь без касанья
Бутон сладчайший! Ветром я повенчан
Всей сущностью пролить огонь сиянья,
Свет Бога и любви, который вечен!

Встречаешь ты порыв с тобой бороться
В тени слепой лишь… И лесных чащобин,
И камня грубого — волною воля гнется,
А я утёсу для тебя подобен.

В горюющей душе, пурга шальная,
Ты бьешься ночью; шум идет на прибыль:
Влечет её, уносит, пеленая,
Из жизни в жизнь, из гибели в погибель.

Vento que me levou, nem sei por onde;
Mas sei que fui; e, ao pé de mim, bem perto,
Vi, face a face, a névoa a arder que esconde
O fantasma de Deus, sobre o deserto!

E aquele grande vento transtornou
Minha existência calma; e dor antiga
Meu rude e frágil corpo trespassou,
Como a chuva uns andrajos de mendiga.

E fui num grande vento; e fui; e vi;
Vi a Sombra de Deus. E, alvoraçado,
Deitei-me àquela sombra, e, em mim, senti
A terra em flor e o céu todo estrelado.

Куда — не знаю — был тобой влеком я,
Но знаю: шёл, ногами; предо мною
Кипел туман, пылающие комья
Скрывали призрак Бога над землею.

Того сломало урагана соло
Мой быт спокойный; старое страданье
Плоть грубую и тленную вспороло,
Как нищенское ливень одеянье.

Я шёл в ветру, когда прозрел в дороге,
Увидел Божью Тень. Прилёг тогда я.
И зацвели в душевном во чертоге
Моем — земля и небеса без края.

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,
Daß ich so traurig bin,
Ein Märchen aus uralten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.

Die Luft ist kühl und es dunkelt,
Und ruhig fließt der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt,
Im Abendsonnenschein.

Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr gold'nes Geschmeide blitzet,
Sie kämt ihr goldenes Haar,

Sie kämt es mit goldenem Kamme,
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewalt'ge Melodei.

Den Schiffer im kleinen Schiffe,
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh.

Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn,
Und das hat mit ihrem Singen,
Die Lorelei getan.

Мне ль ведать, что стало со мною,
И горем каким пленён;
Я брежу легендой одною,
Пропитанной соком времён.

Небо свежо, вечереет,
И Рейна поток нескор;
Закатное солнце греет
Головы гордых гор.

Там примостилась девица —
Крут и высок утёс.
Убор у нее золотится,
Чешет дева злато волос.

Боронит гребешком золоченым
И тихо притом поёт —
О счастии, обреченном
Сыскаться под плотью вод.

Гребец не избег опалы:
На сердце — тоски гроза.
Глядит он — да всё не на скалы,
Глядит — высоте в глаза!

Сойдется волна воедино,
Лодчонка укроется в ней…
Так песней своей лебединой
Вымолила Лорелей.

Vor seinem Löwengarten,
Das Kampfspiel zu erwarten,
Saß König Franz,
Und um ihn die Großen der Krone,
Und rings auf hohem Balkone
Die Damen in schönem Kranz.

Und wie er winkt mit dem Finger,
Auftut sich der weite Zwinger,
Und hinein mit bedächtigem Schritt
Ein Löwe tritt
Und sieht sich stumm
Ringsum
Mit langem Gähnen
Und schüttelt die Mähnen
Und streckt die Glieder
Und legt sich nieder.

Und der König winkt wieder,
Da öffnet sich behend
Ein zweites Tor,
Daraus rennt
Mit wildem Sprunge
Ein Tiger hervor.

Wie der den Löwen erschaut,
Brüllt er laut,
Schlägt mit dem Schweif
Einen furchtbaren Reif

Пред львиною ареной,
До зрелища — надменный,
Воссел Франциск.
Величье искрит по короне,
А вкруг короля — на балконе —
Сплошь дамских венцов изыск.

По знаку высокой десницы
Распахнуто чрево темницы…
Медленьем скрывая гнев,
Выходит лев.
Таращится жадно в порыве немом —
Кругом,
Зевнув лениво.
И водит гривой,
И тянет спину,
Ложась по чину.

Повторяется вновь картина:
Король зовёт, теперь
Раскрыла рот
Вторая дверь…
Был тигра дик
На волю полёт.

Исходит, львиной мощью поражен,
Рычаньем он.
Бьёт истово хвостом,
Горит живьём —

Und recket die Zunge,
Und im Kreise scheu
Umgeht er den Leu,
Grimmig schnurrend,
Drauf streckt er sich murrend
Zur Seite nieder.

Und der König winkt wieder,
Da speit das doppelt geöffnete Haus
Zwei Leoparden auf einmal aus,
Die stürzen mit mutiger Kampfbegier
Auf das Tigertier;
Das packt sie mit seinen grimmigen Tatzen,
Und der Leu mit Gebrüll
Richtet sich auf, da wirds still;
Und herum im Kreis,
Von Mordsucht heiß,
Lagern sich die greulichen Katzen.

Da fällt von des Altans Rand
Ein Handschuh von schöner Hand
Zwischen den Tiger und den Leun
Mitten hinein.

Und zu Ritter Delorges, spottenderweis,
Wendet sich Fräulein Kunigund:
«Herr Ritter, ist Eure Lieb so heiß
Wie Ihr mirs schwöt zu jeder Stund,
Ei, so hebt mir den Handschuh auf!»

Und der Ritter, in schnellem Lauf,
Steigt hinab in den furchtbaren Zwinger
Mit festem Schritte,
Und aus der Ungeheuer Mitte

От ужаса… Его язык
Тигриный пляшет одиноко,
Сверкает око,
А зверь обходит льва.
И, то свершив едва,
Ложится рядом.

Командуя парадом,
Король опять зовет, и тут
Двух леопардов видит люд.
Они рванули к тигру парой злой,
Метнулись в бой;
Но мстит сурово лапа удалая
Его, а лев пугающе гремит,
Призвав врагов принять смиренный вид;
Дерзнувшие легли за другом друг,
И вот образовали жуткий круг
Четыре кошки, жертву ожидая.

С балкона вдруг перчатка сорвалась
Руки прелестной; бабочкой крутясь,
Она слетела вниз и меж зверей
Легла красой своей.

Насмешливо на рыцаря Делоржа
Хозяйка всей души его глядит:
«Слова любви на правду не похожи,
Коль говоривший их — не возвратит
Мне сей же миг моей перчатки милой!..»

И рыцарь храбрый быстролётной силой
Спустился тотчас в дьявольский зверинец —
Да шагом твёрдым;
И близкую к оскалившимся мордам

Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger.

Und mit Erstaunen und mit Grauen
Sehns die Ritter und Edelfrauen,
Und gelassen bringt er den Handschuh zurük.
Da schallt ihm sein Lob aus jedem Munde,
Aber mit zätlichem Liebesblick —
Er verheiß ihm sein nahes Glük —
Empfägt ihn Frälein Kunigunde.
Und er wirft ihr den Handschuh ins Gesicht:
«Den Dank, Dame, begehr ich nicht!»
Und verläß sie zur selben Stunde.

Перчатку подхватил его мизинец.

И изумлённо храбреца — из ямы
Встречают нынче рыцари и дамы;
Бесстрастно возвращает он трофей.
Уста дворян сочатся похвалою.
И с ласковой улыбкой на лице,
Удачу обещающей в конце,
Девица обращается к герою.
Но благодарность не нужна ему —
Швырнул перчатку даме посему,
Оставив деву в тот же час — чужою.