Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник)

Теперь я знаю:
           ты
           идешь по лестнице.
Вошла в подъезд.
Все остальное –
           ложь.
Идешь
     как по рассыпанной поленнице,
как по горячим угольям
идешь.
Земля,
     замедли плавное вращение!
Лесные птицы,
           кончите галдеж!..
Зачем идешь?
Прощать?
Просить прощения?
Сама еще не знаешь.
                Но –
                     идешь!

Позабылись дожди,
                отдыхают ветра…
Пора.
И вокзал обернется, –
                руки в бока, –
пока!
На перроне озябшем
                нет ни души…
Пиши.
Мы с тобою одни на планете пустой.
Постой…
Я тебя дожидался,
                звал,
                    повторял,
терял.
И висела над нами,
                будто звезда,
беда.
Так уходят года,
           так дрожат у виска
века.
По тебе и по мне
           грохочет состав.
Оставь!
Это – губы твои,
          движенье ресниц, –
не снись!
На рассвете косом,
                в оголтелой ночи
молчи.
Разомкни свои руки,
                перекрести.
Прости!
И спокойно, –
           впервые за долгие дни, –
усни.

…А ты идешь наверх.
                Костром.
                          Порывом.
Вот
задохнулась.
Вздрогнули зрачки.
Передвигаешь руку по перилам,
как будто тянешь сети
из реки.
Твоя река
      сейчас наверх стремится.
А что в сетях?..
           Нет времени…
                          Потом…
Стучит
эмалированная миска
в соседкиной авоське
                о бидон.
Соседка что-то говорит печально.
Все жалуется…
Деньги…
Сыновья…
И ты ей даже что-то отвечаешь,
хотя тебя
      еще не слышу я.

Слухи,
     слухи,
           слухи,
                слухи, –
то начальники,
то слуги.
Слухи-горы,
          слухи-льдины
налезают на меня.
Нету дыма,
      нету дыма,
нету дыма
без огня.
Для веселья,
           для разлуки,
на глазах и на устах –
снова слухи,
          слухи,
               слухи
просто
и не просто так.
Прокляты,
необходимы –
среди ночи,
          среди дня.
Нету дыма,
      нету дыма,
нету дыма
без огня.
Слухи-отдых,
           слухи-опыт
без особенных затей:
существует
          тихий омут.
Как
всадить в него
чертей?..
Кто поверить надоумил,
слухи-карты разложив?
Я –
по слухам –
дважды умер.
Дудки!
Оба раза
      жив…
То вн у ши т е л ьно,
           то наспех,
то наградой,
          то бедой, –
будто капли,
будто айсберг:
половина –
      под водой.
Слухи сбоку,
          слухи с тыла,
завлекая и маня.
Нету дыма,
      нету дыма,
нету дыма
без огня.
…Слышали:
на школьнице
           женился академик!..
Слышали:
в Госбанке
      для зарплаты нету денег!..

Слышали:
поэт свалял
          такого дурака!..
Слышали:
она ему
      наставила
               рога!..

Рога так рога.
Я приглажу патлы.
В подушку поплачу.
                В тетрадку поною.
И буду сдавать
драгоценные панты
каждой весною.
           Каждой весною.
Платите валютой!
Зелененьким хрустом.
Фигура у кассы
           глаза намозолит.
По средам
с лицом
      независимо-грустным
я буду, вздыхая,
купюры мусолить.
«Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!..»
…А если на миг
           отодвинуть веселье,
пятнадцатый век
мою голову сдавит.
Я –
только гонец.
Я скачу с донесеньем.
Король растревожен.
Король заседает…
Врываюсь в покой
                тугодумов лобастых
и, рухнув плашмя
на подстилку из меха,
булькая кровью
(стрела меж лопаток)
хриплю,
будто школьник, по буквам:
«Из..
ме…
на…»

«Калинка, калинка,
калинка моя!
В саду ягода малинка,
малинка моя!
Ах, люли-люли!..»
Эх, люди –
люди…

…А ты идешь по лестнице,
идешь по лестнице.
Шагаешь,
      как по лезвию,
через нелепицы.
И мечешься,
и маешься,
мечтая,
каясь…
Нет!
Ты не подымаешься, –
я сам
спускаюсь!
Романы обездарены,
отпели трубы…
О, сколько нас –
           «подаренных» –
идет
друг к другу!..
Мы,
      окрыляясь тостами,
царим
над столиками.
Читаем книжки – толстые,
а пишем – тоненькие.
Твердим
      о чистой совести,
вздыхаем
мудро…
А сами
      неосознанно
идем
к кому-то…

Люб –
(Воздуха!
      Воздуха!
           Самую малость бы!
                          Самую-самую…)
лю!
(Хочешь, –
      уедем куда-нибудь
                     заново,
                          замертво,
                               за море?..)
Люб –
(Богово – богу,
      а женское – женщине
                          сказано,
                               воздано.)
лю!
(Ты покоренная.
           Ты непокорная…
                          Воздуха!
                               Воздуха!)
Люб –
(Руки разбросаны.
           Губы закушены.
                     Волосы скомканы.)
лю!
(Стены расходятся.
           Звезды, качаясь,
                     врываются в комнаты.)
Люб –
(В загнанном мире
           кто-то рождается,
                     что-то предвидится…)
лю!
(Где-то
      законы,
           запреты,
                заставы,
                     заносы,
                          правительства…)
Люб –
(Врут очевидцы,
           сонно глядят океаны остывшие.)
лю!
(Охай, бесстра шна я!
                Падай, наивная!
                          Смейся, бесстыжая!)
Люб –
(Пусть эти сумерки
           станут проклятием
                          или ошибкою…)
лю!
(Бейся в руках моих
                каждым изгибом
                          и каждою жилкою!)
Люб –
(Радостно всхлипывай,
                плачь и выскальзывай,
                          вздрагивай,
                               жалуйся!..)
лю!
(Хочешь – уедем?
           Сегодня? –
                пожалуйста.
                     Завтра? –
                          пожалуйста!)
Люб –
(Царствуй, рабыня!
           Бесчинствуй, учитель!
                     Неистовствуй, женщина!)
лю!
(Вот и глаза твои.
           Жалкие,
                долгие
                     и сумасшедшие!..)
Люб –
(Чертовы горы уставились в небо
                     темными бивнями.)
лю!
(Только люби меня!
               Слышишь,
                     люби меня!
                          Знаешь,
                               люби меня!)
Люб –
(Чтоб навсегда!
           Чтоб отсюда – до гибели…
                               Вот оно…
                                    Вот оно…)
лю!
(Мы никогда,
      никогда не расстанемся…
                Воздуха…
                     Воздуха!..)

…А лестница
      выше.
А двери –
похожей.
Я знаю,
я вижу,
я чувствую
кожей, –
шагаешь
по далям,
шагаешь
по датам.
Недавним
и давним.
Святым
и бездарным.

Кукушка:
«Ку-ку!
Живи на земле…»
А палец –
      к курку.
А горло –
      к петле.
А небо –
      к дождю
(галоши надень)…
Сгибаясь,
      тащу
две тыщи недель.
Две тыщи суббот
(взва л и,
если жив).
Следы
     от зубов
своих
     и чужих.
Все отблески
           гроз
на глади
      стола.
И тихий вопрос:
«Зачем ты
была?..»
Несу на горбу, –
не сгинув
едва, –
чужую
     судьбу,
слепые
      слова.

Кукушка:
      «Ку-ку!
Останься.
Прошу…»
А я
не могу.
А я
ухожу.
Цветы в изголовье,
и тень на лице.
И ночь
      на изломе.
И пуля
в конце.

…А ты все время –
                вверх,
все ближе,
      ближе.
Из-под закрытых век
тебя я вижу.
Идешь,
      как инвалид,
ступаешь ватно.
И кто заговорит, –
уже
не важно.
Не важно,
      кто начнет,
а кто продолжит.
Себя
перешагнет.
Жизнь
подытожит.
Взойдет на перевал.
Вернет,
отчаясь,
затасканным
          словам
первоначальность.

Что я?!
      Что это я?!
           Да что я?!
В воспаленном:
«то…
иль не то?..»
Выбрал
      самое распростое.
Проще пива.
Глупей лото…
Расплываюсь
           в слезливом трансе.
Вопли кончены.
Не берет…
Вы
орите!
А я
наорался
на десяток годов
           вперед.
По озерной метельной глади
прет
весенних недель
           орда.
Все будильники мира,
                гряньте!
И замолкните
навсегда.
Лишним криком
           эпоха скомкана,
смята
грохотом календаря…
Да отсохнет
          язык
           у колокола,
если он трезвонит
зазря!..
Реки движутся
           в каменных шорах,
дни уходят в небытие…
Крик
     устал.
Да здравствует
шепот
двух людей:
его
и ее.

…Застыла у дверей.
Теперь
      помедли.
Невыносимой тишине поверь.
Вчера меж нами
           были
                километры.
Сегодня –
только тоненькая дверь.
Подмигивают фонари спросонок.
Над зимней ночью
               взмахи снежных крыл.
Нам очень скоро сорок.
Очень сорок…

Войди в свой дом.
Я двери отворил.