Константин Арбенин - Зимовье зверей

Обилие знаков,
А мир одинаков —
Земля по весне на сносях.
Я в центре, однако
Мой ко-ординатор
Ни икса не шарит в осях.

Века за веками
Он мерит шагами,
Он скептик и в чём-то эстет.
Он зол, но отходчив —
Он просто обходчик,
Он стрелочник вектора «tet».

Зовут его Хронос,
Но жизненный тонус
Ему, как и мне, не присущ.
Низки его выси —
Он знает, как мыслить,
А, стало быть, он вездесущ.

Он чужд идеалов,
Он рельсы на шпалах
Всю жизнь распинает ключом.
Но ключ зашифрован,
А шифр замурован —
И стрелочник тут не при чём.

Просто
Ключ заблокирован,
Блок демонтирован,
Вход закодирован,
Код ликвидирован.
Плюс минус блюз…
Плюс блюз минус…

А мы просто люди
У Бога на блюде —
Он наш Одинокий Отец.
Но мы тоже схитрили,
Закон симметрии
Нарушив смещеньем сердец.

Возможно, я циник,
Но суть — в медицине:
Вопрос за вопрос — аз воздам!
Но если их двое,
То дело другое —
Постель всё кладёт по местам.

Тишина аплодирует,
Адепт деградирует,
Рай гарантирован,
Ад адаптирован.
Плюс минус блюз…
Блюз плюс минус…

Декартовы точки,
Паскалевы строчки,
Идеи обоих Кюри…
Прибавить, умножить…
А если не можешь, —
Сиди в уголке и кури.

В глобальном охвате
Я сам математик —
Я шил пифагорам штаны.
Но чую по титрам,
Каким архетипом
Мы встречены и сочтены!

Этот
Файл не для чтения;
В нём я — исключение,
В нём ты — исключение,
Наша жизнь — приключение
Плюс минус блюз…
Плюс блюз минус…
Блюз плюс минус…

В каждом рисунке — солнце.
В каждой песне — луна.
В каждом празднике — горечь.
В каждом камине — джаз.

Мы — рожденные ночью.
Но ночь лишь снаружи темна,
А если в неё окунуться,
Она даже светлее нас.

В каждом мультфильме — гибель.
В каждой измене — март.
В каждом взгляде — надежда.
В каждом блюде — тоска.

Тебя сносит попутным ветром
От настежь открытых карт.
Трассирующей походкой
Подстреленного стрелка

Я иду за тобой, чтоб это лето встречать,
Я иду за толпой, чтоб это лето начать,
Я готов это лето на веру принять…

Но Зима — моя мать!
Зима — моя мать!
Зима — моя мама!
Мама моя Зима…

Каждой войне — развязка.
Каждому миру — иной.
Каждому мигу — сердце.
Каждому сердцу — взлёт.

Ну а те, кого мы любили,
Теперь стоят за нашей спиной
И ждут, что мы сдадимся без боли,
Но мы все еще смотрим вперёд.

Будущее подскажет.
Прошлое все простит.
Прошлое станет вечным,
И, может быть, будет прок.

Ну а мы живём настоящим,
Мы держим его в горсти.
И только бы не расплескалось,
Не кануло б между строк!

Я уже потерял все, что нужно терять,
Я еще не нашел то, что можно отнять,
Я готов этим летом опять выживать…

Но Зима — моя мать!
Зима — моя мать!
Зима — моя мама!
Мама моя…

Под чёрным мостом, где сплетаются главные нити,
Где рыбы священные пахнут от страха и злости,
Там встретились ангел-мздоимец и демон-хранитель,
Чтоб вечером, после суда, поиграть в чьи-то кости.

Поставили на кон какую-то душу и круто
Судьбу замесили в ознобе морского азарта.
И в чётком чаду не жалея ни брата, ни Брута,
Под пот Абсолюта — икра и дроблёная карта.

Пошла игра здесь,
Пошла игра там,
Пошел блюзом дым,
Пошла кожей дрожь…
Четырнадцать вето на семьдесят бед!
Но я сам по себе,
Я самба себе,
Не трожь!..

Портреты стерпевших и влажность, как в камере пыток.
И каждый был прав, подвизаясь на собственной ниве.
Но демон тогда проиграл и рога, и копыта,
А ангел хитрил — и остался при крыльях и нимбе.

Мангустово ложе в змеиных протравленных блёстках —
Сменившим купейность перин на плацкартные маты…
Я сам в этот миг прозябал на зыбучих подмостках
И видел в лубочных берёзках живые стигматы.

Пошла игра тут,
Пошла игра там,
Пошел блюзом дым,
Пошла кожей дрожь…
Четырнадцать вето на семьдесят бед!
Но я сам по себе,
Я самба себе,
Не трожь!..

Не трожь меня, небо!
Не трожь меня, яма!
Под гроздьями гнева
На острове Ява
Я видел из чрева
Заплечного хлама,
Как книжная Ева
Листает Адама…

Я понял, что я — отпрыск Лилит.
И, знаешь, это болит.

Что знают о жизни два этих бессмертных животных!
Что помнят они о расплавленных трением душах?
Что могут прочесть в своих жалких скупых подноготных,
В подвалах их рвотных и в мягких надснежных баклушах!?
У входа в чистилище — жирно и пахнет озоном.
В подробностях жизнь, значит, смерть — это смерть каждой буквы!
Кипящий бульон из меня называя «музоном»,
«Зачем ты поёшь?» — ухмылялись мне чертовы куклы. —

«Одной ногой здесь,
Одной ногой там,
Одним блюзом в раж,
Другим блюзом в ложь!»
Четырнадцать веток на дереве бед!
Но я сам по себе,
Я самба себе,
Не трожь!..

Не трожь меня, темень!
Не трожь, свет закона!
Я вышел из дела
Под хруст Рубикона —
Из бледного тела,
Из смуглого лона,
Из водораздела
Адама Кадмона…

Мы, видимо, — дети Лилит.
И, знаешь, это болит…

Только пульс — и ни одной мысли в голове.
Только пульс — и ни одной мысли о делах.
Только путь — и ни одной песни о тебе.
Только муть в заплывших жиром зеркалах.

Колокола поют отбой для всех,
Но не для нас с тобой — для нас с тобой отбоя нет.
И вечный блок, и вечный черный флаг,
И бесконечный крюк вокруг чужих планет.

Полный крах среди подпольных льдин,
Как будто никотин на проливных резных столах.
Ты ушла — одна, и я ушёл — один.
Пришёл с другой — в совсем других делах.

Аллах велик. Христос воскрес. И Будда жив.
Но Заратустра прав: не в этом суть, не в этом сеть.
Тот, кто прав, всегда немного лжив.
А если жить, то — жить, а если петь, то — жить и петь!

И зачем этой песне какой-то припев?
Никому в этом месте не нужен припев…

Нету смысла в том, что нету кайфа
В том, что мочи нету быть на круче этой прыти.
Тот, кто был своим, теперь стреляет лайфом
Из фанерных кружевных укрытий.

Рыть, и рыть, и рыть — навзрыд и мимоходом.
Я читаю вслух, а ты играешь новый гимн.
И теперь ты вправе петь по переходам
От одних других к совсем другим другим.

И зачем этой песне какой-то мотив?
Никому, даже жизни не нужен мотив…

Только пульс — и ни одной мысли в голове.
Только пульс — и ни одной мысли о делах.
Только путь — и ни одной песни о тебе.
Только муть в заплывших жиром зеркалах.

Колокола поют отбой для всех,
Но не для нас с тобой — для нас с тобой отбоя нет.
И вечный блок, и вечный черный флаг,
И бесконечный крюк вокруг чужих планет…

…………………………………………………………………?
…………………………………………………………………!

Ходит дождь
По аллеям, по бульварам,
Гонит дождь
Пену снов по тротуарам,
Ходит дождь
По кварталам, по дорогам,
Ходит дождь,
Бьет по стёклам-недотрогам.

Ходит дождь,
Пританцованный мостками,
Ходит дождь,
Лупит по небу мазками,
Лезет дождь
Через ворот за одежды,
Гонит дождь
Тучи по небу надежды.

Я пошел бы за дождём,
Я ушел бы по дождю,
Но, застигнутый дождём,
Я опять пою дождю.

Я ушел бы от дождей,
Я бы спрятался под дождь,
Но мой город — друг дождей,
И я сам похож на дождь.

Ходит дождь,
Прилипает к мятым стенам,
Бродит дождь
Холодком по тёплым венам,
Лезет дождь
Через стены по квартирам,
Моет дождь
Колпаки над микромиром.

Я пошел бы за дождём,
Я ушел бы по дождю,
Но, застигнутый дождём,
Я опять пою дождю.

Я ушел бы от дождей,
Я бы спрятался под дождь,
Но мой город — друг дождей,
И я сам похож на дождь.

Самый тонкий лучик света —
Это для дождя помета лета —
Это значит, скоро через воды
Выйдут все оттенки непогоды,
Значит, скоро снова станет сухо,
Значит, больше цвета, но меньше звука,
Ну а пока он просит осень
И зонты бросает оземь.

Ходит дождь
Вдоль по крышам серой стаей,
Ходит дождь —
И вода в асфальт врастает.
Ходит дождь —
Белой пеной, черной сетью,
Сделал дождь
Ход конём, змеей и медью…

Я пошел за дождём,
Я ушел бы по дождю,
Но, застигнутый дождём,
Я опять пою дождю.

Я ушел бы от дождей,
Я бы спрятался под дождь,
Но мой город — друг дождей,
И я сам похож на дождь.