Константин Арбенин - Зимовье зверей
1999
Комплекс уродов
Сегодня ты делаешь ставку на комплекс уродов,
А завтра твоя голова сыграет в их ящик.
Меж будущим и настоящим всего один продых,
Всего один отдых в конце этой сумрачной чащи.
Сегодня ты пишешь картины и крутишь рулетку,
А завтра — рыдаешь в жилетку о помощи свыше.
Меняешь свой флигель на крыше на прочную клетку,
И метишь монетку удачи, и пулями пишешь,
и пишешь, и пишешь…
И раз ты
Подобием в Бога не вышел,
Плевать на всеобщее счастье!
Но путь не прервать в одночасье,
Скользя по подсолнечным крышам!
Не трать понапрасну патроны,
Рыдая над участью лишних, —
Всевышний не ценит поклоны
Как жест миллионов
Свободных, но нищих
Душой…
Сегодня ты делаешь ход, не предвидя предела,
А завтра ты будешь жалеть о пределонезнанье.
Всего одно дело, одно, так сказать, начинанье —
И жизнь потеряла сознанье, и смерть охладела.
Сегодня лежачих не бьют — завтра их добивают.
Такое бывает… бывает, бывает и хуже —
Бывает, о них забывают, оставив на ужин;
Бывает: красиво снаружи, а внутри нарывает —
Бывает, бывает.
И раз ты
Подобием в Бога не вышел,
Останься хотя бы собою!
Или шаг от толпы за судьбою —
Ничто без заборов и вышек?
Ходьбой не убить расстоянье —
Вот пунктик борзых и легавых.
Лукавый не терпит сиянья
Как суть наказанья
Кривых и корявых
Душой…
На комплекс уродов
Тебе выдаст патент
Любой импотент
Всех времен и народов.
И ты, получив от него документ,
Лепи монумент
Из твердой породы,
И будешь в нем жить, не зная причин,
Не ведая слов и не пробуя сна,
Как тысячи тысяч тщедушных мужчин,
Забывших священное слово Весна, —
Всех тех, кто
Подобием в Бога не вышел
И в дьяволы лезет напрасно!
Их лица подходят как раз, но
Не в лицах тут дело, а выше!
Свободы, свободы, свободы
Им нужно для полного счастья,
А им — лишь прогнозы погоды,
Кресты да походы —
Как символ участия
К ним…
1991
Чуть больней
Когда мне станет хуже, чем сейчас,
Когда мне будет тяжелее, чем бывало,
Я завернусь потуже в покрывало
И, как халиф, умру на целый час.
Когда мне будет хуже, чем теперь,
И к ухудшению иссякнут перспективы,
Я не найду себе иной альтернативы
И, молча глядя в потолок, найду там дверь.
И скажу:
Не делай мне так больно,
Не делай мне так больно,
Не делай мне так больно,
А делай чуть больней.
И этого довольно,
И этого довольно,
Пожалуй, что довольно, —
Достаточно вполне.
Когда мне будет хуже, чем сейчас,
И нету силы дотянуться до гитары,
И не помогут ни враги, ни санитары,
Я позову к себе соседа палача.
Скажу: «Соседушка! Мне очень нелегко.
Душе мешает что-то важное, большое.
Ты разберись с большим, а я займусь душою.
И с мёртвых губ слижи за вредность молоко.»
Но —
Не делай мне так больно,
Не делай мне так больно,
Не делай мне так больно,
А делай чуть больней.
И этого довольно,
И этого довольно,
Пожалуй, что довольно, —
Достаточно вполне.
Когда мне будет хуже, чем всегда,
Я свой перпетуум демобилизую.
И ускользну, но из последних сил опять спасую,
Вдруг порешив, что даже горе — не беда.
Когда мне станет хуже, чем теперь,
Когда мне всё-таки когда-нибудь да станет,
Я сам себе скажу своими же устами:
Ты слишком верил, так пойди теперь проверь.
Насколько это больно,
Насколько это больно,
Насколько это больно,
И можно ли больней?
Или этого довольно?
И этого довольно…
Пожалуй, что довольно…
Достаточно? Вполне.
1996
Никого, кроме Ницше
Я напеваю на диктофоны
Своим друзьям старые песни.
Запоминаю их телефоны,
Чтобы допеть эти песни вместе.
Я размножаю странные сказки
На неисправной печатной машинке.
И путешествую вдоль до развязки,
Не замечая даже ошибки.
Моя работа проста —
Я пыль сдуваю с листа
И ухожу в те места,
Где вместо снов пустота.
Мои маршруты просты,
Я обрубаю мосты.
Моя работа пуста, как мир,
В котором нет смысла…
Я наблюдаю драматургию
В своей не очень-то логической нише.
Я точно знаю, что значат другие,
И никого не люблю, кроме Ницше.
Не обхожусь без снов и пророчеств,
А явь — что хочешь, то и найдёшь в ней.
Из всех знакомых мне одиночеств
Я выбираю, где понадежней.
Моя работа проста —
Я пыль сдуваю с листа
И ухожу в те места,
Где вместо слов пустота.
Мои маршруты просты,
Я поджигаю хвосты.
Моя работа пуста, как жизнь,
В которой нет смысла…
(До боли нет смысла.
Есть только воля,
Воля и боль…)
Я напеваю на диктофоны
Своим друзьям новые песни.
Я забываю их телефоны,
Чтобы забыть эти песни вместе.
Из всех знакомых мне одиночеств
Я выбираю ту, что мне ближе.
И снова вру ей — так, между прочим, —
Что никого не люблю, даже Ницше.
Моя работа проста —
Я пыль сдуваю с листа
И ухожу в те места,
Где нет ни шанса из ста.
Мои маршруты просты,
Я обрубаю мосты.
Моя работа пуста, как ты,
В которой нет смысла…
1995
Я ровно шесть веков подряд
Ловил чужие позывные,
А мой воинственный отряд
Считал часы и дни земные.
Но, спешив воинство своё,
Я выхожу из поля брани:
Я здесь один, на мне бельё,
И носовой платок в кармане.
1992
Моноатеизм
Запутавшись в речах богини Кали,
Я пробовал дышать сквозь жабры рабьи,
Пока её уста мне предрекали
Безденежье, безделье и безбабье.
Но я доволен был любым уделом,
Вычерпывал и тратил, сколько было.
И даже если смерть меня хотела,
Моя любовь всегда меня хранила
От черных дел и неразумных трат,
От адских петель в скрипе райских врат.
Те петли смазав маслом, но не мылом,
Я пробовал уйти и отвертеться,
Но оказалось, что не тут-то было, —
Какая цель, такие к ней и средства.
Всё, что я делал, становилось словом,
Танцующим вприсядку под ногами,
И некая священная корова
Преподнесла мне рог с тремя бобами.
И я бежал стеблями тех бобов
Долой от антиподовых богов.
Искать вину в других — не лучший способ:
Скорбь получаешь к истине в довесок.
И тот, кто мне вручал дорожный посох,
Остерегал клевать на мелких бесов.
Он говорил: колени — не подмога,
Любви достоин тот, кто гибнет стоя.
Он повторял: когда мы смотрим в оба,
То видим только зеркало кривое.
И в тех местах, где оптика лгала,
Я выпрямлял собою зеркала.
Сквозь кегельбан разбросанных кумиров
Всё виделось в какой-то мутной тризне,
И, брошенный наверх шипами мира,
Я расписался в моноАтеизме.
Делю свой ужин с сытыми врагами,
Которые и с Ним запанибрата…
Неужто в этом скверном балагане
Еще никто не умирал от мата!
Я буду первым, если захочу
Поставить не на Свет, а на свечу.
Бобы истлели, затекли колени,
И лёгкость на подъём разъела жабры.
Враги досрочно полегли от лени,
Задушенные собственною жабой.
Шипы завяли, муки притерпелись,
Дела свелись не только к песнопенью.
Все средства сочтены, и даже ересь
Является отныне лишь ступенью.
Теперь я ближе, нежели тогда, —
Сомненья укрепляют города.
1999