Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений

Красную Пасху встречаем.
Пасху пресветлую ждем.
Розой штыки украшаем,
Песню мирскую поем!

Если недели довольно,
Чтобы века искупить,
Если, как птицам, привольно
Сердцу в лазури парить, –
Алой заре возрожденья
Верь благодарной душой:
Рухнули ржавые звенья
Цепи твоей вековой.

Красную Пасху встречаем.
Пасху пресветлую ждем.
Розой штыки украшаем,
Песню мирскую поем!

Ты, не предавший Свободы,
Жертвенной кровью кропил
Буйные юные всходы,
Полные дремлющих сил.
Крепни же в мудрости строгой:
Помни семнадцатый год!
С Богом, широкой дорогой
Шествуй спокойно вперед,
Русский народ!

Ты не читала их – слова мои больные,
Глаза твои не лгут: ты не читала их!
А книгу ты несла в просторы золотые
И через две строки теряла третий стих.

Тропами росными брела ты наудачу,
Скликала трелями пугливых, вольных птиц
И, вспомнив обо мне, что, одинокий, плачу,
Четырехлистники роняла меж страниц.

Отсветы облак в струях розовато-лиловые.
Призраки тихого стада, бредущего берегом.
Лепет касатки, янтарные смолки еловые.
Девушки белая тень под раскидистым деревом.

Ангел ли мне говорил – душе моей чутко взволнованной,
Или то сердце раскрылось, и первая в сердце вошла
Девушки белая тень, как в чертог уготованный,
С розой небес на груди, с тихим раздумьем чела?

Томится зноем степь. Морщины залегли
Крестообразные по лику многотрудной,
Огнем измученной кормилицы-земли.
Даль зыбко курится. Ватагой безрассудной
Грачи проносятся, и белый клюв раскрыв,
Без сил спускаются на ветви древних ив.

И жатва нищая, где каждый колос пуст,
Как торба тощая бездомного скитальца,
Под видом пламенным издаст лишь мертвый хруст
В тоске безвыходной заломленного пальца;
А вихрь, безумствуя, проносится вперед,
До неба вскинется и прахом упадет.

Вы правы, как всегда – нужны ль мои признанья,
Занять ваш острый ум – увы – мне не дано;
Скажу «люблю» иль нет – не всё ли вам равно,
А в музыку стиха как перелить страданья?

И повесть горькую постыдного изгнанья
От врат Эдемовых, закрывшихся давно,
Вам, светлой, повторять напрасно и грешно;
Нет, сердца нежного не омрачу сиянья!

Но буду с верой ждать, когда нежнее арф
Мне прозвучит ваш зов, а заповедный шарф –
Ваш дар – взовьет крыло трепещущего банта.

И пусть я странен вам безумною мечтой,
Я – верный рыцарь ваш! Где добрый Санхо мой?
Вперед! Уж слышится мне ржанье Россинанта.

Видно, солгал мне месяц багряный,
Месяц, что в синюю ночь колдовал;
Видно, за призраком нежной Светланы
Я, ослепленный, напрасно скакал.

Только и помню – очи да косы,
Взлет над челом непокорных кудрей,
Будто всё те же и те же вопросы
В топоте гулком буйных коней.

Там, уплывая, вьются туманы…
Там простонали – колокола.
В тучу уходит месяц багряный.
Синяя ночь, побледнев, отошла.

Еду один – без дороги, без цели…
С милой Светланой встречусь ли вновь?
Рыцарь безумный, пою на свирели
Розам небесным земную любовь.

Мне иногда судьба дарила
Вас провожать через поля,
Когда, склонясь к земле, светила
Шептали: «милая земля…»

И поднимался гул окрестный,
И каждым хрупким стебельком
Земля любила свод небесный
И говорила лишь о нем.

А вы внимали и дремали,
Л шарабан наш мирно плыл…
И, верно, в полусне вы знали,
Что значит звездной ночи пыл.

Как мотылек ты бьешься в паутине
Моей любви, и только крепнет сеть
От взмаха крыл, бессильных улететь
И затонуть в лазоревой пустыне.

Вот символ мой, излюбленный отныне;
Его в душе без ропота отметь
И знай, дитя, про счастье умереть
На алтаре таинственной Богини!

О Афродита! славлю твой полет
Над зеркалом зарумяневших вод,
Над рощами и светлыми лугами…

Твой верный раб, покорен я давно
И падаю в нерукотворном храме
К твоим стопам, как в океан – на дно.

Сегодня над душой царит туман
Тонов голубо-розовых – и втуне
Пестрит в глазах седой Тертуллиан
И бронзовый мерцает Сакья-Муни.

И каждую страницу и строку
Как груз влеку — ненужный и постылый…
Одну зову – зову мою Тоску
Затем, что звать не смею милой.

Затем, что в одиночестве моем
Раскроется цветок сердечной боли,
Что муку, спетую в приливе огневом,
И ты разделишь – поневоле.

Отрадно слезы лить и грезить о весне,
Вновь биться над немыслимой задачей;
А там следить, как с грацией кошачьей
Ты пробежишь, белея при луне…

Ризе, кошница роз, упавшая на скалы,
Не мой ли шаг будил твой камень вековой,
Когда бросал, любя, звенящие опалы
У белых ног твоих ласкательный прибой?

Как странно видеть мне знакомые светила,
Вдруг обступившие безвестный минарет,
Колодцы древние с плитой, что повторила
Словами золота непонятый привет;

Жилища тихие, запретные гаремы,
Как вы волнуете и будите мечты –
Живые символы, наглядные эмблемы, –
И всё же лучше вас румяные цветы,

И всё же лучше вас порхающие светы
В листве пылающих мятущихся жуков,
И всё же лучше вас бездомные поэты,
Мечту прядущие под мертвый стук шагов.

Когда б мы здесь отпечатлели
Вдруг распахнувшейся душой
Не свисты пуль, не гром шрапнели,
А голос жизни мировой.

Когда б, откинув клетки партий –
Капканы на твоем пути, –
Прочесть слова от звездных хартий
И Божьим ратником пойти.

Конец безрадостным блужданиям –
От вечно-памятного дня,
Когда очей склоненных манием
Ты вдруг приблизила меня;

И от печали убивающей
Отведенный твоей рукой,
Смеюсь под тучкой нежно-тающей,
Проголубевшей надо мной.

Так прикорнувший на завалинке
За зиму очумевший дед
Насквозь – через тулуп и валенки –
Весной живительной прогрет.

Я слезам заглушенным внимаю
И улыбки, как розы, ловлю;
Но я знаю, мучительно знаю
Легкокрылую душу твою.

И в глазах, потемневших как омут,
Я читаю – минутный король, –
Как мечты, умирая, застонут,
И вонзится жестокая боль.

Как безумно молить об ответе,
Заклинать о прощальной любви,
Лишь тебя унесут на рассвете
Стрекозиные крылья твои!