Николай Глазков - Избранное

Он всю жизнь бессмертьем бредил,
Ненавидел смерть,
Более всего на свете
Опасался умереть.
Мысли многие набатны
И зовут на бой.
А мысль о смерти неприятна,
Как зубная боль.
Мысль о смерти угнетала,
Как никто иной.
И вот, чтобы ее не стало,
Покончил он с собой.

Пусть будет эта повесть
Написана всерьез
О людях тех, чья совесть
Чиста, как Дед Мороз.

Один из них пропойца,
По пьянству богатырь,
И светит ярче солнца
Его душе бутыль.

Чтоб водка вместо чая
Струилась как река,
Он пропил все, включая
И друга, и врага.

И в день веселый мая
Привел меня туда:
Одна стена прямая,
Другая — как дуга.

От края и до края
Примерно два шага.
И комната такая
Не очень велика.

Однако очень славно,
Не ведая забот,
Там девочка Светлана
Безвыездно живет.

Она провоевала
Число иных годов
И видела немало
Людей и городов.

По Западной Европе
Поездила она.
Хранятся в гардеробе
Медали, ордена…

Я это понимаю,
Хоть сам не бил врага…
Одна стена прямая,
Другая — как дуга.

И свет не льется яркий,
Окно затемнено.
Под Триумфальной аркой
Запрятано оно.

И лампочка мигает
Всего в пятнадцать свеч,
Но это не мешает
Веселью наших встреч.

Мы курим, дым вздымая
Почти до потолка.
Одна стена прямая,
Другая — как дуга.

Голосистый петух —
Звонко горлышко —
Кличет курочек двух
На два зернышка.

А плохой петух — тот,
Как придурочек,
Сам клюет, не зовет
Милых курочек.

Говорил рояль поэту:
— Я нисколько не щучу.
Над твоим стихом победу
Одержать всегда могу.

Это я тремя ногами
Все поэмы растопчу,
Черно-белыми зубами
Над тобой захохочу!..

Отвечал поэт роялю
В тот решительный момент:
— Сам тебя я презираю,
Бестолковый инструмент!

И в лишенной смысла бездне
Ты, рояль, давно бы сгнил,
Если б текста глупой песни
Я тебе не сочинил!

Не две дороги светлого стекла.
Не две дороги и не две реки…
Здесь женщина любимая легла,
Раскинув ноги Волги и Оки.
Заопрокинув руки рукавов
И золото своих песчаных кос,
Она лежит на ложе берегов
И равнодушно смотрит на откос.

Кто знает, что она моя жена?
Я для нее не пожалею строф,
Хотя не я дарил ей кружева
Великолепно связанных мостов.
Она моя жена, а я поэт…
Сто тысяч раз изменит мне она, —
Ни ревности, ни ненависти нет:
Бери ее, она моя жена!

Она тебя утопит ни за грош:
Есть у нее на это глубина,
Но, если ты действительно хорош,
Возьми ее, — она моя жена.
Возьми ее, одень ее в гранит,
Труды и камни на нее затрать…
Она такая, что не устоит
И даст тебе все то, что сможет дать!

Луконин Миша! Ты теперь
Как депутат почти,
И я пишу письмо тебе,
А ты его прочти.

С чего бы мне его начать?
Начну с того хотя б,
Что можешь и не отвечать
Мне ямбами на ямб.

Но ты поэт и я поэт,
Мы, зная толк в стихах,
Друг друга знаем больше лет,
Чем пальцев на руках.

Избрали мы давным-давно
Поэтов ремесло,
А было что перед войной,
То былью поросло.

Ты побывал в огне, в воде
И в медных трубах, но
Кульчицкий где, Майоров где
Сегодня пьют вино?

Для них остановились дни
И солнца луч угас,
Но если есть тот свет, они
Что думают про нас?

Они поэзию творят
В неведомой стране.
Они сегодня говорят,
Наверно, обо мне.

Что я остался в стороне
От жизненных побед…
Нет! Нужен я своей стране
Как гений и поэт!

Сегодня мной почти забыт
Наплыв былых забот.
Вчера я был как следопыт,
А нынче как завод…

И я поэт, и я таков,
Что выполню свой долг:
Я сам рабочий у станков
И сам себе профорг.

Встает рассвет. Я вижу дом.
Течет из дома дым.
И я, поэт, пишу о том,
Что буду молодым…

Не молодым поэтом, нет,
Поскольку в наши дни
Понятье «молодой поэт»
Ругательству сродни.

Мол, если молодой, то он
Валяет дурака,
И как поэт не завершен,
И не поэт пока.

Нет! Просто мир побьет войну
В безбрежности земной,
Тогда я молодость верну,
Утраченную мной!

Пусть я тебя не изумил
И цели не достиг;
Но, как стихи стоят за мир,
Так станет мир за стих!

Москва. Декабрь. Пятьдесят первый год.
Двадцатый, а не двадцать первый век.
Я друг своих удач и враг невзгод
И очень примитивный человек.

А за окном обыкновенный снег.
Его бы мог сравнить я с серебром.
Зачем? Я примитивный человек,
Который платит за добро добром.

Который понимает, что зимой
Снег популярен — потому воспет.
А я предпочитаю летний зной
И вешних яблонь белоснежный цвет.

Мне счастье улыбалось иногда,
Однако редко; чаще не везло,
Но я не обижался на года,
А возлюбил поэта ремесло.

Чтоб так же, как деревья и трава,
Стихи поэта были хороши,
Умело надо подбирать слова,
А не кичиться сложностью души.

Я по примеру всех простых людей,
Предпочитаю счастье без борьбы!
Увижу реку — искупаюсь в ней,
Увижу лес — пойду сбирать грибы.

Представится мне случай — буду пьян,
А не представится — останусь трезв,
И женщины находят в том изъян
И думают: а в чем тут интерес?

Но ежели об интересе речь,
Я примитивность выявлю опять:
— С хорошей бабой интересно лечь,
А не игру в любовь переживать.

Я к сложным отношеньям не привык,
Одна особа, кончившая вуз,
Сказала мне, что я простой мужик.
Да, это так, и этим я горжусь.

Мужик велик. Как богатырь былин,
Он идолищ поганых погромил,
И покорил Сибирь, и взял Берлин,
И написал роман «Война и мир»!

Правдиво отразить двадцатый век
Сумел в своих стихах поэт Глазков,
А что он сделал, — сложный человек?..
Бюро, бюро придумал… пропусков!

Бездействовать — бездарно и нелепо,
Когда вокруг занятий миллион,
Я чувствую себя великолепно
Только тогда, когда я утомлен.

Быть может, оттого, что я писатель,
А больше в жизни стать никем не смог,
Мне хорошо, когда сумею за день
Перевести сто или двести строк.

Тогда я ощущаю утомленье
И радует меня мой светлый путь,
А если был весь день отмечен ленью,
Я почему-то не могу заснуть.

Нет никакой отрады от безделья!
Что праздность нам на радость, люди врут.
Ночь провести с любимой на постели
Приятно, потому что это труд!

Нам опять угрожает война,
О ней, о проклятой, пиши:
Война — это подвиги и ордена,
Война — это голод и вши!..

Война преждевременно старит сердца
И губит хороших людей,
А встанет убить одного стервеца
В один миллион рублей!