Людмила Кулагина - Радость и грусть бытия

Лист бумаги желтеет, подобно
Листьям в парке осенней порой.
Он для грусти лишь повод удобный.
Вьются мысли над ним мошкарой.

И слагаются мысли те в смыслы:
Чем дышала я раньше, жила.
И листки эти, жёлтые листья
Я в кострах прежних лет не сожгла.

Здесь цитаты, дневник мой и письма,
И странички любимых стихов.
Я наткнусь на забвения листья,
Как на гриб-боровик среди мхов.

С любопытством листочки листая,
В них себя узнаю я с трудом.
Моих мыслей осенняя стая
Не вернётся уже в прежний дом.

В доме нынешнем грусть и разлука,
Пусть хоть мнимая, – мудрость годов,
В нём другие и радость, и мука,
Свет иных рубежей, городов.

Но на миг заглянув, как в окошко,
В дни, где молодость пела моя,
Загрущу я о чём-то немножко,
И чему-то порадуюсь я…

Не ропщи. Благодари судьбу за всё.
У других, поверь, бывало хуже.
Дней нектар стал жёлтым мёдом сот.
Что с того, что осень, дождь и лужи?..

Осень же не вечна. Будет вновь
На земле весна цвести фиалкой.
Где разлука, там ведь и любовь,
Потому так расставаться жалко.

Жалко всё, что отцветёт весной.
Жалко тех, кто слишком любит лето.
Жалко не приснившихся нам снов.
Жаль, что жалость так напрасна эта.

Только ты на время не ропщи,
Холод осени настал, прими, как данность.
В цвете позднем свой нектар ищи.
Жизнь прости за мглу и за обманность.

Раззуделся комар полунóчный,
Я надену для дáли очки:
Ты, бессонниц посол полномочный,
Улетай, дай уснуть, замолчи!

Он зудит, этот призрачный зуммер,
И никак я его не найду.
Что ты вóешь в ночѝ, как безумный,
Предвещая бессонниц беду?..

Мне и так этой ночью не спится:
И молюсь, и мечтаю, – не сплю.
Не хочу на природу я злиться,
Но тебя я, комар, не люблю.

Что ты ночью ко мне привязался,
Что за песню противно поёшь?
Как ты в доме моём оказался
И с бессонницей кровь мою пьёшь?..

Вставлю в форточку мелкую сетку
Нáпрочь вредную тварь изведу,
Иль прихлопну хлопушкой-газеткой
Эту мелочь, почти ерунду.

И, почувствовав мести запал мой,
Испугался комар, замолчал, –
Улетел, затаился, пропал он,
Будто вовсе он тут не летал.

Вот что значит вся сила желанья!
Ах, такую бы силу мечтам! –
«Нет!» – сказала б своим колебаньям
И была бы не здесь я, а там:

Там, где внук и любимая дочка,
Где купаются в счастье мечты…
Трудно ставить последнюю точку
Там, где сердце оставила ты.

Жилище поэта так скудно, мой друг,
В «хрущёвской обители» тесно.
Я здесь тридцать лет проводила досуг,
Стихов вызревало здесь тесто.

Во время бессонниц писала я их
От чувств полноты, от избытка.
Ни славы пока не принёс мне мой стих,
Ни даже в хозяйстве прибытка.

Одно утешенье стихи для меня:
Я радость такую узнала!
Стал сумрак ночной для души светом дня, –
А это, поверь мне, немало.

Здесь книг я бессчётно хороших прочла,
И мудрость земную узнала.
Скрывалась улиткой от стужи и зла,
И здесь в облаках я витала.

Здесь дочку растила на радость… другим:
Она из гнезда улетела.
Здесь слушала я по утрам старый гимн,
Зарядкою мучила тело.

Настали крутые для нас времена:
Мой дом теперь стал – моя крепость.
Решётки добавились к шторам окна,
Окрасился дом чёрным крепом.

Ночами скреблась где-то в подполе мышь,
Потом оказалось – в буфете.
Тоске, как мышам, говорю нынче: «Кыш!» –
Жива ещё радость на свете.

Пусть завтра польют затяжные дожди,
А позже ударят морозы:
СЕГОДНЯ, скажу, ЗДЕСЬ живи, а не жди,
Когда мир-мечта будет розов.

На интуицию лишь положись, –
Получишь от древней подсказку.
Ни днём не бросайся, ведь он – твоя жизнь!
Пусть так не похожа на сказку…

Жизнь моя прорастает стихами,
Словно жимолость почкой в саду.
Боль утрат постепенно стихает, –
И сама ведь я в вечность иду.

Год от года тончает лоскутик
То ли облачка, то ли души.
Жизнь промчалась, как бешеный скутер[89].
Расставанье торопит: спеши!

Сделай то, что ещё не успела, –
Повесть жизни истлеет дотла.
Полюби, что вчера не успела,
То прости, что простить не смогла.

Насладись от души красотою
Благодатной и тёплой земли.
И ту светлую песенку спой ей, –
Ту, в которой летят журавли[90]…

Пой, тростник, и воспой те минуты,
Что светились от счастья-мечты.
Сбросит скоро душа свои путы
Ради высшей, иной красоты.

Не тоскуй ты по здешним красотам, –
Так обманчив их временный вид.
Ждут тебя не земные высоты, –
Свет нетленной небесной любви.

И в кране вода холодней,
И в доме всего лишь семнадцать[91].
И грива желтеет у дней.
И надо теплей одеваться.

И поезд за речкой стучит,
И нет меня в поезде этом.
И скоро совсем замолчит
Весёлое летнее эхо.

И в вазочке сталинских лет
Так яблоки пахнут садами,
Которых на свете и нет, –
А там они, выше… над нами.

Зачем же тогда эта грусть,
Что кончилось, кончилось лето.
Кончается что-то, и пусть, –
Начало ведь новое это.

Ничто не исчезнет, как дым
Отживших свой век паровозов…
Рассвет будет утром седым
От первых осенних морозов.

И в зябкой квартире твоей
Так сумрачно будет и гулко
Бродить по следам прошлых дней –
По памяти закоулкам.

И вечером ранним пойдёшь
По листьям багряным к закату,
И с грустью внезапно поймёшь:
Так было и будет когда-то,

Когда ты покинешь сей мир,
Настолько же древний, сколь бренный.
Услышишь ли Там ты звук лир –
В иной, незнакомой вселенной?..

Кто Там, – восхищённый поэт, –
Поёт неземные красоты?
И отзвук ли нáших Там лет,
И есть ли похожие ноты?..

Скорее, всё наоборот:
Все наши красóты – лишь эхо
Того, что нас в будущем ждёт.
Хотя… под вопросом и это.

А здесь пока грусть и печаль,
Что осень составила смету
Из золота листьев. И жаль,
Что кончилось, кончилось лето…

Весь день шёл дождь, но к вечеру утих.
Огни вечерние плывут в жемчужных лужах.
И подбирается к душе осенний стих,
И жёлтый лист на синем фоне кружит.

Средь блёклых дней и мокрых кирпичей
Вдруг заиграют ярким цветом клумбы.
Пурпурный георгин сквозь мрак ночей
Несёт наряд, по-царски пышный, клубный.

Бархоток светят звёзды там и тут, –
Им не страшны осенние ненастья.
Мороз ударит, а они – цветут,
Как островки приснившегося счастья.

Скамейки в парке влажные пусты,
Сверкают в лужах, словно броши, листья.
И рыжих хризантем намокшие кусты
Над клумбою нависли шубой лисьей.

Зелёных «ёжиков» отсыпал нам каштан,
Раскроешь кожуру, – в ней плод блестящий.
Из тьмы багряный вынырнет куст канн
Там, где фонарь горит ко славе вящей[92].

Попрятались, кто где, собаки и коты.
Лишь капель шорох по зонтам раскрытым.
Блестят подсвеченные листья и кусты,
Как будто лаком осени покрыты.

Пока ещё густые, кроны лип
Местами желтизной уже пробиты.
На старом тополе древесный белый гриб
Осколком светится в потёмках ледовитым.

В беседках приглушённый разговор,
И огонёк во тьме зажжённой сигареты.
И скоро осень, как искусный вор,
Похитит и тепло, и краски лета.

Пусть дождь и холод, – не хочу грустить.
Мне шаль зелёная уютно греет плечи.
Я в свете фонарей пойду бродить
По лужам-зеркалам в сентябрьский вечер.

В туманном свете жёлтых фонарей
О чём-то тихом думается, гóрнем.
И золото расплавленных огней
В воде горит, как будто в жарком горне.

То ль всю ночь слушать музыку храпа,
То ль на кухню помёрзнуть пойти?
Запустила свои глазенапы[93]
Вновь бессонница в душу, – терпи.

Расскажи ей о чаяньях-думах,
Об отчаянной, нудной тоске,
Пусть гадает на звёздах, на рýнах[94],
Пишет знаки на мутной доске

Смут сердечных и памяти тусклой,
Где отмечены прошлые дни,
И пусть счастье полосочкой узкой
Промелькнёт там, где беды одни.

Снова поезд промчит над рекою,
Растревожив гудком тишину,
В ту страну, где есть место покою
И затишье страстям и уму.

Где изжога от жизни прошедшей
Не застанет ночною порой,
Где с икон Богородице сшедшей
Я поплáчусь за синей горой:

Не аскет, не монах-страстотерпец, –
Но Её бедолага-дитя,
И в слезах я открою Ей сердце, –
Птицы-беды мои улетят.

Божья Мать, покрывалом-покровом
Материнским меня обними,
Над путём непутёвым, суровым
Попечалясь, боль-горечь уйми.

Заступись, чтобы Сын милосердный
Твой простил и меня за грехи,
За моё несмиренное сердце,
Неизбывность сердечной тоски.

Смотрит ночь темноокая в окна,
Без сочувствия смотрит, молчит.
Но с надеждою сердце вдруг ёкнет,
Когда поезд в тиши простучит…