Людмила Кулагина - Радость и грусть бытия

Что счастьем считать в нашей жизни убогой? –
Ведь голос его каждый день нас зовёт.
Возможно, что счастье – к нему лишь дорога,
И сладок мечтами его трудный мёд.

Кому-то для счастья купить нужно яхту,
Кому-то – больной, наконец, вырвать зуб.
Одних осчастливит (пусть временно) яхонт,
Других – трёхсотлетний энергией дуб[69].

Одним одиночество – «кайф» и подарок,
Другие всю жизнь превращают в театр.
Кого-то пленяет престиж иномарок,
Другим предпочтительней Ошо[70] и Сартр[71].

И в снах кто-то видит руины раскопок,
А кто-то – блондинку с фигурой Монро[72].
Преступников ловят во снах своих копы[73],
Мечтатель в Кремле видел план ГОЭЛРО[74].

Кому-то – моря, а кому – магазины,
Кому – своя дача, кому – Сингапур,
Одним – дотянуть до известной корзины[75],
Другим – чтоб пронзил их стрелою Амур.

Так что же есть счастье? – Отсутствие боли?
Надежды на «завтра», что станет «вчера»?
Желанья и страсти? Усилия воли?
Воображения блажь и игра?..

Сегодня не жду я звонков издалёка,
Предчувствием счастья томивших меня:
Мечта отзвонила. Мне вновь одиноко.
И лета осталось всего-то три дня.

Летит паутинкою ниточка счастья,
Так трудно в руках нам её удержать,
И счастливы мы лишь бываем отчасти,
И будем за счастьем мы вечно бежать.

И в этой погоне теряем то нечто,
Что есть самóй жизни зерно, тайна, суть.
Ничто на земле под луною не вечно,
И счастлив, кто любит не цели, но – путь.

И дождик несмелый шуршит за окном,
И рано вставать, и не спится,
И тихая грусть ни о чём, ни о ком
Слетает неслышною птицей.

Из сумрака спальни я в кухню сбегу,
Где яблоком пахнет и сливой,
И лампу, как солнце ручное, зажгу,
Чтоб думалось мне о счастливом:

О лете, о море, о свете тех стран,
Что я по открыткам лишь знаю.
И сладок для чувств этот самообман, –
Что, может быть, там побываю.

О чём же хорошем мне думать ещё? –
О хлебе насущном, о пище?..
О том, что судьба выставляет мне счёт,
А я перед нею, как нищий,

Слезу подавив, всё пытаюсь просить:
Подай хоть немного на старость
Здоровья, деньжат и любви – всех простить, –
Ведь жизни так мало осталось.

Ну, что тебе стоит, хромая судьба,
Немного отсыпать из Рога[76]…
Была бесполезной за счастьем ходьба,
И не умудрила дорога.

Об осени жизни своим языком
Мне дождь говорит, скуп и точен.
И тихая грусть ни о чём, ни о ком
В слезинках его многоточий…

Мне нельзя жить мечтою-обманкой,
Миг за мигом воруя у дня.
Опасаюсь я стать мечтоманкой.
Что рассорило с жизнью меня?

Чуть какая обида, усталость,
Лью на душу мечтаний елей.
Что с душою моей нынче сталось?..
То ли жизнь безнадежней и злей

С каждым годом в отчизне болезной? –
Как любила я раньше её,
Как мечтала я быть ей полезной, –
Да склевало мечты вороньё.

То ли осень своим осенила
Крестным знáменьем мысли и дни?..
То ль тоскую по дальним и милым,
Как по мне не тоскуют они?..

Но вчера у реки на закате
Я сидела, застыв, на пеньке
И смотрела, как волнами катер
Растревожил всю жизнь на реке:

Закачались в ней селезни-утки
И зигзаги теней тростника,
И мальки, словно искры-минутки,
Понеслись, серебром засверкав.

И желтели в обрыве ступени,
И цвела над водой череда,
Извивались змеистые тени
И плескалась о берег вода.

И душою постигнув мгновенье,
Я сказала себе: вот он, миг
Полной жизни – без боли, сомненья,
Без иллюзий, мечтаний и книг,

Без вчерашнего дня и без «завтра».
Просто миг: в нём, живая, живи, –
Пьесы дня не читатель, но автор, –
В этой к жизни мгновенья любви.

Выпью полтаблетки «реладорма»[77],
В сон, как в яму с ватой, провалюсь,
На ночь хоть покинув мир сей вздорный,
Жить в котором больше всё боюсь.

Возраст свой набор-«букет» болезней,
Что твой коробейник, разложил.
Спать, конечно, было бы полезней
Тем, кто днём со стрессами дружил.

Только что-то снова мне не спится:
В голове, в душе – осколки дня.
Прилетит во тьме угрюмой птицей
Чёрная бессонница моя.

За окном в пространство поезд мчится.
Тикает будильник, ночь гоня.
Тёмная неведомая птица,
Ненасытная, клюёт меня.

Что терзаешь душу мрачным видом,
Сны мои воруешь, словно тать[78],
Крутишь прошлые надежды и обиды,–
Веселей от них тебе не стать.

Выходы-решенья мозг мой ищет:
Как прожить вчерашний вязкий день?..
Птицам ночи наши души – пища,
Дом их – уходящей жизни тень.

Улетай, хоть нá ночь дай забыться
От забот-переживаний дня.
Скорый поезд в даль ночную мчится, –
Увези от чёрных птиц меня…

Пожухли краски в старом полотне,
Поблёк пейзаж с сентябрьскою погодой,
Осела муть на дно у пляжей в Цне,
И жёлтый лист спланировал на воду.

Дожди прилипли к дням, как жидкий клей, –
Они не те, что с грозами в апреле.
И в Старом парке[79] тише и светлей,
И пахнет сыростью, и листьями, и прелью.

На клумбах догорает поздний цвет:
Куст канн, как факел летних игр Фортуны,
Бархотки – рыжий бархатный берет
И граммофончики сиреневых петуний.

Затих внизу, над речкою кабак
С названьем символическим «Титаник».
Душист по осени особенно «табак»[80]
В вазоне с полинялыми цветами.

Прогулки наши стали короткѝ, –
Нам дождь урезал время и маршруты.
И тащат дачники авоськи-рюкзаки,
Что от плодов осенних так раздуты.

И гниль повсюду в Парке Дружбы (с ним!):
Ленивый дачник там устроил свалки.
И так грустны глаза древесных нимф[81], –
Когда-то здесь росли цветы – фиалки…

Субботний день – не добрый и не злой:
С утра не знаешь, чем к закату станет.
И двор метёт шершавою метлой
Часу в десятом дворничиха Таня.

На кухне под салфеткой ждёт пирог –
Мой манник, с детства сердцу милый,
И яблоки кругом – дал Изобилья Рог,
И трудятся над ними дрозофилы[82].

Пока слышна из óкон птичья речь,
Но птицы покидают наши сени.
И стоматолог, как Дамоклов Меч[83],
Навис над жалкой радостью осенней…

Моя радость на ниточке держится:
Ветер дунул, – она сорвалась.
Это осень к душе, словно к дереву
С его листьями подобралась.

Загрустила душа жёлтой рощицей,
Оказавшись в своём сентябре:
Что ей ждать теперь в жизни хорошего
На сентябрьской вечерней заре?..

Радость жизни трепещет листочками,
Холод дунет, – они облетят.
В небе птицы последние точками
Отсигналят и в даль улетят.

И трепещет сердчишко осинкою:
Как ненастье и мрак выносить?..
Дождь с небес с их линялою синькою
Третий день моросит, моросит…

Ни просвета не видно, ни облачка
(лишь одно утешенье – к грибам).
Над Тамбовской печалью, над областью –
Дождь шуршит по домам-коробам…

Всю жизнь мы бежим. Этот бег –
К себе, от себя ли, – не знаем.
Как взяли от чувств мы разбег,
До смерти от них убегаем.

Без чувств не прожить нам ни дня,
Ни часа, ни даже минуты.
То мёд они нам, а то – яд,
То крылья свободы, то – путы.

Возникнет в душе дискомфорт, –
Мы тут же берём «ноги в руки»:
Бежим – кто «в бутыль», кто на корт, –
От страхов, от горя, разлуки.

Кто шопингом[84] лечит печаль,
Кто музыкой, фильмом, стихами,
Кто ест шоколад, кто пьёт чай
С друзьями, – и боль утихает.

«Элитного»[85] плитку умну, –
И серотонѝн[86] заиграет,
Иль чтиво найду «по уму»,
Когда депресняк[87] пожирает.

Я летом спасаюсь рекой,
А осенью – лесом с грибками.
Вчера ещё был он, покой,
А нынче о нём лишь икаем[88].

Куда убежать мне, куда?! –
Я стала печали бояться.
Постылы мне дни, города,
Где счастье с покоем лишь снятся.

Да жаль, что других на земле
Не создано, и не дождаться.
Придётся принять мне грусть лет
И в плен к ней рабынею сдаться…