Шамсиддин Хафиз - Любовный напиток. Лучшая персидская лирика

Верный друг лозы запретной, благодарен будь Аллаху:
Мохтасеб покинул землю – мир его сухому праху!

Дочь лозы в кабак явилась – оботри-ка пот с бутылей,
Чтоб о ней не говорили, будто спряталась со страху!

Пригласи лечиться хмелем всех певцов любви в Ширазе,
Чтоб никто из них с отвычки, зазевавшись, не дал маху!

Ты, аскет благочестивый, не отмоешь винных пятен —
Хоть в семи котлах бурлящих кипяти свою рубаху!

Розовый бутон свиданья лепестки раскрыл под ветром
И запел звонкоголосо – превратилась роза в птаху!

Скромен будь, Хафиз! Иначе – твой успех припишут спеси.
Не забудь, что злой завистник на тебя клевещет шаху…

Окончен долгий пост – налейте мне вина!
Не нужен мне почет и слава не нужна.

Подайте кубок мне! Великий пост помянем,
Безвинные вином помянем времена.

Напьемся допьяна, чтоб в голове смешалось:
Какая мысль верна – какая не верна.

Вдохнем тот аромат забытый, о котором
Молились в кабаках с рассвета дотемна.

Душа моя совсем без пьянства омертвела —
Почуяв запах сей, вновь ожила она.

Пусть вдаль спешит аскет, не знающий покоя,
А ринд – свернет в кабак, забудет цель спьяна.

Все золото души я на вино растратил,
Теперь душа пуста, печальна и темна.

Так дайте мне вина! Я жажду утоленья.
Доколе мне страдать, стеная, как струна?

Не продолжай, Хафиз! Дороги нет заблудшим,
Чье чистое вино расплескано до дна…

Я счастье здесь мечтал найти – а потерпел урон.
Пора пожитки собирать – и убираться вон.

Я на себе одежды рвал, и руки я ломал,
И плакал, и пылал, как лал, как розовый бутон.

Внимала роза соловью вчера в моем саду,
Всю ночь среди ветвей звучал его печальный стон:

«О сердце бедное, терпи! Всесильный друг суров:
К твоим поступкам и словам неблагосклонен он».

Повержен бурею судьбы, не замочил ареф
Одежд, хоть волны океан вздымал со всех сторон.

Не будь несдержанным в речах, не нарушай обет,
Коль хочешь, чтоб не покарал смутьяна небосклон.

Ах, если б исполнялись все желания, Хафиз!
Тогда бы и великий Джам не потерял свой трон…

Я ушел – не знает сердце, ранено тобою:
Долго ль суждено злосчастью быть моей судьбою.

Я осыплю жемчугами ради глаз прекрасных
Тех, кто от тебя прискачет с весточкой любою.

Пусть с тобой пребудет верность – Бог со мной пребудет!
Тщетно обращаюсь к небу с этою мольбою.

Если взвесят наши вины – я оправдан буду,
Но не будет оправданья твоему разбою.

А в моем смятенном сердце не погасят страсти
Даже все земные силы, изготовясь к бою!

Я небесные скрижали разобью на части —
Чтоб влюбленным не грозили небеса бедою.

Пред моим изображеньем пери розоликой
Розовый бутон в смущенье вянет сам собою…

Отвечай, когда ширазцы спросят про Хафиза:
«Он в слезах свой край покинул, изгнанный враждою!»

Молитва о тех, кто в пути, – начало рыданий моих.
Скитальцам подобен я сам, а стих мой – стенаниям их.

Как вспомню о друге – слеза мои застилает глаза.
Скитанья учили меня. Я – вечной дороги жених.

Я помню родную страну и в сердце ее берегу,
В кругу моих близких друзей ее берегу от чужих.

В квартале чужих кабаков я знамя свое утвердил.
Дорогу домой отыскать ты мне помоги, проводник!

Когда ж я пойму, что грешно незрелых кумиров любить?
Пусть свыше раздастся приказ, чтоб голос соблазна утих.

Лишь утренний ветерок и ветер вечерней зари —
Наперсники тайны моей. Свидетелей нету других.

О ветер рассветный, повей мне с той стороны, где Шираз!
Родной стороны аромат – живительный сердцу родник.

Когда мы прощались с тобой, я плакал, а ты – упрекал…
Кому же пожалуюсь я? Толпе ненавистников злых?

Я слышал вчера на заре пленительный голос Зухры:
«Будь славен, великий Хафиз, слагающий сладостный стих!»

Пропавший Иосиф в родной Ханаан возвратится – не плачь.
«Убогая хижина в розовый сад превратится – не плачь».

Вернется покой в эту душу, хлебнувшую горя,
Смятенное сердце по воле небес исцелится – не плачь.

Настанет весна, и на троне весеннего луга
Нас розы укроют от солнца, о певчая птица – не плачь!

Не может быть вечно враждебным вращение неба,
Навстречу желаниям нашим должно и оно обратиться – не плачь.

За темной завесою тайна грядущего скрыта,
Но радость, я верю, еще озарит наши лица – не плачь.

Паломник в пустыне, не бойся шипов мугильяна,
Шипы не помеха тому, кто к святыне стремится, – не плачь.

Что ты перенес от людского коварства и злобы —
Все знает Всевышний, все щедро тебе возместится – не плачь.

Хоть полон опасностей путь и длинна до Каабы дорога,
Не может она бесконечно все длиться и длиться – не плачь.

И ты, о Хафиз, в своем нищем, убогом жилище,
Пока есть Коран и пока еще можешь молиться, – не плачь!

Лик твой – спутник мой в скитаньях, а дороги – далеки.
К локонам твоим привязан я рассудку вопреки.

Ямочка на подбородке мне лукаво говорит:
«В эту ямочку свалились все Юсуфы-дураки!»

Эти тысячи Юсуфов преградили путь к тебе.
Красота твоя – спасенье и лекарство от тоски.

Если мне не дотянуться до густых твоих кудрей —
Значит, сердце виновато, значит, руки коротки.

Предавайся наслажденьям ты в обители своей,
Но привратнику у входа наставленье изреки:

«Этот путник отразился в зеркале моей души,
Хоть и пыльный он, и скромный, и наряд, и вид – жалки.

Отвори ворота, если постучится в них Хафиз —
Он годами, бедный, жаждал мною утолить зрачки…»

В Сабею лети, мой гонец, мой ветер, мой верный удод;
В обитель высокой души – из этой юдоли невзгод!

Такому, как ты, летуну здесь нечего делать. Спеши
В тот край, где покинутый друг вестей с нетерпением ждет.

Я вижу его наяву и Бога молю за него.
Спеши: на дорогах любви недолог любой переход.

И с утренним ветром к нему, и с ветром вечерней зари
Летят караваны молитв отсюда который уж год.

Я шлю тебе зеркало-стих: взгляни на деянья Творца,
Восславь, поглядев на себя, обилие Божьих щедрот.

Чтоб войско тоски по тебе не рушило крепость души,
В стихе этом душу свою тебе верноподданный шлет.

О ты, завсегдатай души, на время ушедший из глаз,
Тебе одинокий певец хвалу всей душой воздает.

Я с помощью саза газель для верного друга сложил.
Молю об ответе и жду, когда же откликнется тот?

Сказать ли, какие слова я жажду услышать в ответ?
«Немного еще потерпи – избавлю тебя от забот.

Я шлю тебе, славный Хафиз, в подарок кафтан и коня.
Ты – музыка наших пиров. Скорей собирайся в поход!»

О кумир, по праву дружбы, у которой я в долгу,
Ты наносишь раны другу, словно злейшему врагу.

Ты послушайся совета: перлы редких слов моих —
Лучше жемчуга, который я в шкатулке берегу.

Если у тебя осталась с вечера бутыль вина,
На призыв мой: «Помогите!» – ты ответишь: «Помогу!»

Жду: когда же удостоит посещением пьянчуг
Тот, чей светлый лик в небесном отражается кругу?

Не суди о риндах плохо, рассуди-ка здраво, шейх:
Ненавидеть Бог заставил пьяниц трезвого слугу.

Неужель ты не боишься вздохов пламенных моих?
Рубище твое – из шерсти, час неровен – подожгу!

Не видал стихов я лучше, чем стихи твои, Хафиз, —
В этом клятву на Коране дать торжественно могу!

Ветру, верному удоду, вестнику добра – осанна!
Он вернулся с доброй вестью из Сабеи утром рано.

Сердце, утренняя птица, пой мелодию Дауда,
Созерцай благоговейно нисхожденье Солеймана.

Позабудь печали, сердце, уповай на исцеленье:
Снова терпкий винный запах долетает до тюльпана.

Для чего ты удалялся? Почему назад вернулся?
Где ареф, понять способный побуждения султана?

О кумир великодушный, проявивший человечность,
Вновь свернувший на дорогу верности с пути обмана!

Чтобы вновь услышать голос бессердечного владыки,
Поспешал мой взор по следу кочевого каравана…

Да, Хафиз захлопнул двери тех обид. Но милосердный
Шах к нему явился с миром – заживает в сердце рана!