Шамсиддин Хафиз - Любовный напиток. Лучшая персидская лирика

Сокровища души моей – все те же, что и были.
И тайна, и печать на ней – все те же, что и были.

Я тот же задушевный друг, немного захмелевший
От запаха колец-кудрей – все тех же, что и были!

Я не прошу рубинов в дар и россыпей жемчужин:
Скупцы не сделались добрей – все те же, что и были.

Твои уста, чей алый цвет моей окрашен кровью, —
Все те же, сколько кровь ни пей, все те же, что и были!

Моя религия – любовь, я – основатель веры.
Озера полных слез очей – все те же, что и были.

Тобой убитый – на тебя я снова уповаю:
Глупцы не сделались умней – все те же, что и были.

Всё так же дичь арканишь ты кудрями смоляными,
Силки давно минувших дней – все те же, что и были.

Хафиз, кровавых слез из глаз еще прольешь немало!
Истоки счастья и скорбей – все те же, что и были.

Вчера один аскет-отшельник зашел в питейный дом,
Нарушил он свои обеты – и напился вином.

Уснул. Во сне ему явилась подруга юных дней.
И старец воспылал любовью – и тронулся умом.

Разбойник, мальчик-виночерпий, явился наяву —
И старец этот мир покинул, и пил вино в ином.

Огонь ланит, подобных розам, поджег его гумно —
И сердце старца встрепенулось и стало мотыльком.

Нарциссы юных глаз пропели волшебную газель —
Сам Саади вдруг показался болтливым стариком.

Фанатик-суфий, накануне разбивший свой бокал,
Стал мудрецом, как только выпил бокал одним глотком.

Спасибо, утренние слезы, похожие на дождь:
Вы льетесь, чтобы превратиться в жемчужины потом.

Дворец возлюбленного шаха теперь – твой дом, Хафиз:
И сердце, и душа поэта туда ушли тайком!

Без изъянов нет друзей в наши времена —
Только звучная газель да бутыль вина.

К совершенству узок путь – одиноким будь.
Чашу взять не позабудь – лишь она верна.

Лень и праздность нас гнетут на земном пути —
Но и деятельность тут смысла лишена.

Для взыскательных очей трезвого ума
Человеческой тщеты призрачность видна.

Думал вечно созерцать я твое лицо…
Смерть – с большой дороги тать, грабит нас она.

Поговорка не лгала: мылом добела
Не отмоете того, чья судьба черна.

Лучше с милою на час прошлое забыть —
Участь каждого из нас небом решена.

Все, что строил человек, рассыпалось в прах.
Лишь любовь стоит вовек прочно, как стена.

Трезвым на земном пути не бывал Хафиз:
У него душа вином вечности пьяна!

Я сорок с лишним лет твержу с похвальной прямотою;
Из всех нестоящих гуляк – я ничего не стою.

За это продавец вина, к пьянчугам благосклонный,
Ни разу чашу предо мной не оставлял пустою.

Но ты не думай про меня, что я такой пропойца;
Одежда – в пятнах, но душа – сверкает чистотою!

Я – сокол на руке царя, да позабыл хозяин,
Что птица гордая в родстве с небесной высотою.

Печально, если соловей томится в клетке тесной,
Когда певец, подобный мне, окончит немотою.

Благоприятны подлецам вода и воздух Фарса.
Пришла пора свернуть шатер. Пришел конец постою.

Отныне станет мне кабак, а не дворец жилищем,
Самоотверженных гуляк я дружбы удостою.

Не прячь стыдливо под полой, Хафиз, хмельную чашу!
Я на твою любовь к вину царю глаза открою.

Ты видишь, что у шаха, забывшего обет,
Нет ничего для друга, кроме обид и бед.

Друг сердца сердце друга, как голубя, сразил,
Забыв, что на охоту сам наложил запрет.

Терплю немилость шаха. Знать, в сердце у него
Совсем великодушья и милосердья нет.

Когда же унижений не станет сил терпеть —
Безжалостные люди злословить будут вслед.

Подай мне чашу, кравчий, сопернику скажи:
«И Джаму не случалось пить из такой шербет!»

Блажен всю жизнь на ветер пустивший пьяный ринд,
Забывший в харабате и тот, и этот свет.

А ты, заблудший суфий, забудь свой тарикат —
Дороги не отыщет к святым местам аскет.

Хафиз, в искусстве слова соперник твой – ничто.
Молчи, не соревнуйся с ничтожеством, поэт!

Вчера я видел сон: взошла луна.
Разлуки долгой ночь при ней вдвойне черна.

Дверь распахнется: друг из дальних странствий
Вернется! – таково значенье сна.

Давай за это выпьем, виночерпий:
Чтоб в дверь вошел он с чашею вина!

И если б я живой воды отведал
И вечность мне была в удел дана —

Я и тогда бы ждал вестей от друга,
Глядел на дверь с рассвета дотемна.

Вернись домой! Пускай тебе приснится
Твоя осиротевшая страна.

Тот, кто учил тебя жестокосердью,
Упорен был и зол, как сатана.

Пусть кротость в дверь войдет – и канут в Лету
Жестоких притеснений времена.

Что может знать о счастье нелюбивший?
Взрасти любви и правды семена!

Кто, как Хафиз, газель сложить сумеет,
Чтоб шаху по душе пришлась она?

Лекарь, прочь от изголовья! Болен я душой. Увы:
От души моей нет вести, нету вести от главы.

Если ты придешь к страдальцу – он тотчас в себя придет,
Надо мной вздохни и выпей – пожеланья таковы.

Коль со мной печаль разделишь – станет радостью печаль.
Ни к кому не повернул я, кроме друга, головы.

У тебя довольно злата, чтобы всех озолотить,
У меня же за душою – только золото молвы.

Не вели мне петь насильно, если песня немила.
Если выгонишь – останусь безутешнее вдовы.

Мне вина не наливайте – пьян я нынче без вина.
Сердце нам одно дается – не терзайте сердца вы!

А когда на строгость шаха горько сетует Хафиз:
«Сам виновен!» – отвечает. А цари всегда правы…

Гонец, что мчался, не жалея сил,
С посланьем друга жизнь мне возвратил.

Рассказ о красоте и славе друга
В унылом сердце радость возродил.

Я отдал душу за посланье друга —
И стыдно мне, что мало заплатил.

На свете все подвластно воле друга:
Небесных сфер вращенье, ход светил.

Послушно исполнять желанья друга
Аллах судьбе в обязанность вменил.

Моей неколебимой веры в друга
И грозный ветер смуты не смутил.

Бальзам для глаз – пыль у порога друга,
Прах, на который он ногой ступил.

Я жду смиренно возле двери друга,
Пока другой возлюбленному мил…

Не страшно, если враг ругал Хафиза —
Бог милостив: не друг меня срамил!

Мне весть была, что все пройдет, что и невзгод не будет,
Год миновал – длинней, чем тот, и этот год не будет.

Хоть ты забыл меня, о шах, но знай: других поэтов,
Достойных милостей твоих, твоих щедрот, – не будет.

Когда Привратник занесет над нами меч разящий,
В живых ни тех, кто пост блюдет, ни тех, кто пьет, – не будет.

Не спорь о том, что хорошо написано, что плохо,
Поскольку записей хранить небесный свод не будет.

У Джама, говорят, была в чести такая песня:
«Подайте чашу! Вечно жить Джамшид и тот не будет!»

Свеча, свиданье с мотыльком считай подарком рока:
Его, как только над землей заря взойдет, не будет.

Богач! Возьми бесценный клад, в моей душе зарытый,
Боюсь, что пущен без тебя он в оборот не будет.

По хризолиту золотом начертано навеки:
«Твори добро! Пусть у тебя других забот не будет!»

Мне весть хорошую принес потусторонний вестник:
Когда откроются врата – злых у ворот не будет.

Хафиз, не умоляй вотще безжалостных кумиров.
Настанет срок: ни тех, кто бит, ни тех, кто бьет, – не будет!

Клянусь я старцем харабата и мудростью его бесед:
Хочу Ему я быть слугою – других желаний в сердце нет!

Мне все равно: пусть не пускают в рай грешников – неси вино!
Ничьими милостями в мире я не был так, как Им, согрет!

От этой молнии, зажегшей в душе огонь любви к Нему,
Ударившей из черной тучи, – да воссияет яркий свет!

Коль у кабацкого порога увидишь пьяницу в пыли,
Ты не пинай его ногами: ведь отчего он пьян – секрет!

Неси вина, поскольку вестник иного мира нам принес
Благую весть: Его щедроты живущим не идут во вред!

Поверь: помимо вышней воли – нет аскетизма, нет греха.
Очами, полными презренья, не созерцай меня, аскет!

Нет в сердце жажды покаянья, аскетом стать желанья нет,
Но если Он того захочет – я с радостью приму обет!

Дырявое хиркэ Хафиза давно в закладе за вино…
Увы, из глины харабата, должно быть, слеплен был поэт!