Шамсиддин Хафиз - Любовный напиток. Лучшая персидская лирика

Ветру, верному удоду, вестнику добра – осанна!
Он вернулся с доброй вестью из Сабеи утром рано.

Сердце, утренняя птица, пой мелодию Дауда,
Созерцай благоговейно нисхожденье Солеймана.

Позабудь печали, сердце, уповай на исцеленье:
Снова терпкий винный запах долетает до тюльпана.

Для чего ты удалялся? Почему назад вернулся?
Где ареф, понять способный побуждения султана?

О кумир великодушный, проявивший человечность,
Вновь свернувший на дорогу верности с пути обмана!

Чтобы вновь услышать голос бессердечного владыки,
Поспешал мой взор по следу кочевого каравана…

Да, Хафиз захлопнул двери тех обид. Но милосердный
Шах к нему явился с миром – заживает в сердце рана!

Сердце плавилось от страсти, как металл, – напрасно!
Страстно я пылал, взалкавши, но взалкал – напрасно.

Устремляясь пылким сердцем к сокровенной цели,
В этом мире я скитальцем нищим стал напрасно.

Горе мне! В своей погоне за бесценным кладом
К благородству вероломных я взывал напрасно.

«Князем твоего собранья, – ты сказал мне, – буду!»
Словно раб, тебя весь вечер я прождал напрасно.

Слава ль о моем распутстве удержала шаха?
Так иль нет – но обещанье ты мне дал напрасно.

Если бьется голубь сердца, было б справедливо,
Чтобы голубь этот в сети не попал напрасно.

Сколько сил я зря растратил на дорогах страсти!
Без наставника пошел я в тот квартал напрасно.

Алых уст, подобных лалу, зря я страстно жаждал,
Кровь из сердца, как из чаши, расплескал напрасно.

Сколько разных ухищрений ты, Хафиз, придумал!
Но взаимности добиться ты мечтал напрасно…

«Чего ты хочешь? Рви цветы, вино рекою лей!» —
Так роза утром говорит. Что скажет соловей?

«Пока ты молод, расстилай ковер свой в цветнике,
Любуйся красотою роз, нарциссов и лилей.

Благоухай, как вешний сад, будь гордым, как самшит,
А станом зависть вызывай у стройных тополей.

Когда раскроется бутон прекрасных уст твоих —
Кому подарит счастье он? Тому, кто всех милей.

Сегодня – праздничный базар, тебя на части рвут.
Коль цену красную дадут – товара не жалей!

Не забывай, что красота – лишь свечка на ветру.
Свечу таланта засвети от красоты своей.

Кудрей роскошных аромат струится к небесам —
Пускай стремится к небесам твоей души елей!»

У шаха нынче в цветнике собранье певчих птиц.
Пропой газели им, Хафиз, ширазский соловей!

Ты лети, рассветный ветер, к той, что в дальние миры
Изгнала меня, скитальца, гонит на гору с горы!

Может, сладостная спросит: «Где мой верный попугай?»
Попугаи любят сахар, хоть учены и мудры.

Или, одолев надменность, о влюбленном соловье
Обольстительная спросит: «Жив ли он до сей поры?»

Не поймаете силками птицу мудрую, ловцы,
А поймаете улыбкой, если только вы добры.

Пусть она, с другим пируя, вспоминает иногда
О влюбленном безответно и не званном на пиры.

Ах, не знаю: почему же не желают знать меня
Эти стройные газели, черноглазы и хитры?

«Лишь один я замечаю в красоте твоей изъян»:
Нету дара постоянства, несмотря на все дары.

Диво ль, коль от слов Хафиза, сладкогласого певца,
Небожители запляшут под мелодию Зухры?

Я просил: «Султан красавиц, окажи мне милость!»
Ты сказала: «У скитальца сердце заблудилось!»

Я молвил: «Побудь со мною!» Ты: «Прощай!» – сказала.
Это сердце состраданью в неге не училось.

Что за дело мягко спящим до шипов колючих,
На которых в годы странствий спать мне приходилось?

Ах, как мне знакомы цепи локонов тяжелых!
Этой родинки коварство как мне часто снилось!

А пушок над верхней губкой – письмена, которых
У других красавиц видеть мне не доводилось.

Лепестки нарцисса стали лепестками розы —
Так лицо твое от хмеля в цвете изменилось.

Я сказал: «О ты, чьи кудри полночи темнее,
Опасайся, чтобы горе утром не явилось!»

«О Хафиз, – она сказала, – сердцу не прикажешь:
Очень часто сердцу ближе то, что удалилось…»

Мы – пьяницы! Не стали нам сердца повиноваться.
Привыкли мы алкать любви и чаши домогаться.

Нам причинили много мук бровей тугие луки.
Желая поражать сердца, а в руки не даваться.

О роза, на твоем челе печаль – печать похмелья!
Нам, диким макам, суждено с таким клеймом рождаться.

Коль наш зарок не пить вина смутит виноторговца,
Скажи, мы больше никогда не будем зарекаться!

О старец магов, помоги заблудшим забулдыгам:
Мы сбились с верного пути, должны тебе признаться.

Ты не гляди в бокал с вином – взгляни на наши лица:
На них – клеймо, которым лишь избранники
клеймятся.

«Хафиз, все образы твои – мираж! – она сказала. —
А тем, чего на свете нет, как можно вдохновляться?»

Тот, кто дал твоим ланитам алый цвет весенних роз,
Мог бы дать покой страдальцу, льющему потоки слез.

Тот, кто смоляную косу превратил в тугой аркан,
Мог бы вызволить беднягу из кольца твоих волос.

Разонравилась мне повесть о Фархаде и Ширин
В миг, когда рабом любимой стал герой-каменотес.

Мой удел – довольство малым, коль иного не дал бог.
Тот, кто дал одним богатство, – нищету другим принес.

Мир – красавица-невеста, за нее калым велик:
Жизнью выкуп платит каждый, кто посватался всерьез.

Мой удел – в саду лужайка, вдалеке от суеты,
Лишь бы ручеек струился, кипарис высокий рос…

О Хаджи Кавам! Рукою вечной скорби схвачен я.
От разлуки у Хафиза кровью сердце облилось.

Ты прекрасна, как Иосиф! – утверждает весь Шираз.
Люди лгут – я убедился: ты прекрасней во сто раз!

Не хочу сравнить с тобою ни Хосрова, ни Ширин.
Совершенство – вне сравнений и не требует прикрас!

Посрамит любую розу губ твоих тугой бутон —
Столь прелестного бутона не росло в садах у нас.

Кипарис застыл на месте, увидав твой стройный стан.
Сладкий голос твой услышав, онемел певучий саз.

Ты сказала: «Все желанья эти губы утолят!»
Отчего же не пошла ты дальше этих сладких фраз?

Обещала, что за это ты возьмешь в уплату жизнь.
Я боюсь, что ты задаром жизнь возьмешь – и кончен сказ.

Стрелы взоров беспощадно осыпают щит души.
До чего же меткий выстрел у ленивых этих глаз!

А когда, стрелок искусный, ты нас гонишь с глаз долой —
Реки слез глаза влюбленных исторгают каждый раз.

Прочитай письмо Хафиза! Он – ковер у ног твоих.
Для него одно словечко, мимолетный взгляд – приказ.

Твоего изображенья не сотрут в душе года,
Плавной поступи любимой не забыть мне никогда.

Страсть к тебе такое место заняла в моей душе,
Если головы лишусь я – не утешусь и тогда.

Образ твой из воспаленной головы моей вовек
Не изгладится – какая б ни грозила мне беда.

Все забудет сердце, кроме груза страсти и тоски,
Кроме грусти о любимой – а она со мной всегда.

Сердце связано навеки прядями твоих волос —
Не видать ему свободы вплоть до Страшного суда.

Извинительно для сердца мчаться за тобою вслед:
Для больного есть лекарство – как же не спешить туда?

Если ж кто-нибудь не хочет стать скитальцем, как Хафиз, —
Пусть не дарит безответно сердца той, что так горда!

Иди к нам, строгий суфий! Бокалы не пусты.
Вино, коль приглядеться, – зерцало чистоты.

Спроси у пьяных риндов о тайнах бытия:
Вовек их не узнает тот, кто блюдет посты.

Анка́ не поддается тенетам и силкам.
Открой свои ловушки: в них ветер пустоты!

Я прекратил погоню за мудростью, когда
Вдруг ощутил поводья любви и красоты.

Мне служба у порога дает немало прав:
Нет-нет да и посмотрит хозяин с высоты!

Срывай цветы веселья, какие бог пошлет,
Поскольку не придется в раю нам рвать цветы.

О сердце! Юность прахом, беспутная, пошла,
Хоть в старости яви мне достойные черты.

Одну-другую чашу ты осуши – и прочь
Ступай, не напивайся до полной слепоты.

Хафиз – мюрид Джамшида: он в чашу до зари
Глядит и с шейхом Джамом беседует на «ты».