Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Таежные цветы
Не привез я таежных цветов —
извини.
Ты не верь,
если скажут, что плохи
они.
Если кто-то соврет,
что об этом читал…
Просто
эти цветы
луговым не чета!
В буреломах
на кручах
пылают жарки,
как закат,
как облитые кровью желтки.
Им не стать украшеньем
городского
стола.
Не для них
отшлифованный блеск
хрусталя.
Не для них!
И они не поймут никогда,
что вода из-под крана —
это тоже вода…
Ты попробуй сорви их!
Попробуй сорви!
Ты их держишь,
и кажется,
руки в крови!..
Но не бойся,
цветы к пиджаку приколи.
Только что это?
Видишь?
Лишившись земли,
той,
таежной.
неласковой,
гордой земли,
на которой они на рассвете взошли,
на которой роса
и медвежьи следы, —
начинают стремительно вянуть
цветы!
Сразу гаснут они!
Тотчас гибнут они!..
Не привез
я таежных цветов.
Извини.
То, что встречается на каждом шагу
Ходят люди по улицам плавно —
ростом
выше столбов рекламных.
густолистых каштанов выше…
Из каких они сказок
вышли?
Ходят в красных костюмах,
в синих.
Малорослых и слабосильных
высотою своею
дразнят…
У мальчишек в Софии праздник.
У мальчишек
забот по горло
стало нынче
от баскетбола.
Просят у великанов добрых
дать значок им или автограф…
Великаны руками разводят.
Улыбаясь
нежно и робко,
непонятные буквы
выводят
на пустых сигаретных коробках…
И мальчишки
солидным эскортом
по Софии
шагают гордо.
Впереди идут —
руки в боки —
двухметровые
баскетбоги.
Варна
Прежде чем сказать о Варне,
я спрошу тебя сначала:
океан
воды отварной
ты когда-нибудь встречала?
Любовалась ты
простором,
полным ветра,
полным зноя?
Ты пила вино,
в котором
солнце
смешано с волною?
Падала ль тебе на плечи
грусть
нежданных расставаний?..
Если да —
мне будет легче
рассказать тебе о Варне.
Столько солнца,
столько сини
я еще не видел сразу!
В наши мышцы
столько силы
не вливалося ни разу.
Мы испытываем нервы
черноморских пенных недр
(хоть на миг представь ты
негра
загорелого, как негр!).
Это море,
этот ветер
возле нас
стараются:
«Здравствуйте!
Здравей!
Здравейте!
Как вам Варна?
Нравится?»
На песок прибрежный
храбро,
важные и скрытные,
сонно выползают крабы
малогабаритные.
Тополей прямые свечи —
будто на рисунке…
А когда приносит вечер
медленные сумерки
и плывут над морем немо
облака неблизкие,
ночь
расцвечивает небо
звездами,
как брызгами…
Этой ночи
нет коварней.
Этой ночи
нет напевней.
Девушки
такие в Варне,
будто все они
из пены.
Столько всяческих улыбок,
до того они нежны,
что еще два дня…
и был бы
мой рассказ…
не для жены.
«Нахохлятся тяжелые колосья…»
Нахохлятся тяжелые колосья
по всей земле,
размякшей и огромной.
Потом настанет осень.
Хлынет осень,
сиреневым морозом
травы тронув.
И длинный дождь,
с три короба наплакав,
лесную чащу с головой накроет,
разлапистые листья покоробит…
Опавшие,
в оранжевых накрапах,
они цветным пластом на землю лягут
и будут глухо чавкать под ногами.
И вспоминать
о светлом птичьем гаме,
о месяце грибов и спелых ягод…
И медленное солнце будет таять.
И незаметно
удлинится время.
И в сотый раз
я не смогу представить,
как выглядят
июньские деревья.
«Что такое Нида?..»
Что такое Нида?
Это
ветра сонное ворчанье.
Запах моря.
Всплески света.
Крики оголтелых чаек…
Что ж такого
в этой Ниде —
голубой,
зеленой,
белой?
Сказочники,
отдохните!
Вы рассказывали
бедно…
Что такое Нида?
Это
деловито,
монотонно
незадолго до рассвета
голос
пробуют моторы.
Вечером идут на отдых
катера,
ветрами терты.
И в резиновых ботфортах
рыбаки
как мушкетеры…
Ох, уж эта Нида!
Разве
покидать ее
захочешь?
Нида тишиною дразнит.
И травинками щекочет.
Держит Нида каждым дюймом,
наплевав на возраженья…
И меня
прижало к дюнам
невозможным притяженьем!
Небывалой силы
небо,
небывалых красок
море
уговаривают нежно,
чертыхаются крамольно…
Что такое эта Нида —
я не знаю.
Знаю только:
я за Нидою —
как нитка
за иголкой!
Это точно!..
Здесь нависли глыбы света.
Здесь любое сердце слышно…
В общем Нида —
это…
Это…
Надо видеть!
Лично!
«Невероятное спасибо, дюны!..»
Невероятное спасибо,
дюны!..
Освобожденно кровь стучит в виске.
Все грустные
и все пустые думы
растаяли в спрессованном песке.
Спасибо дюнам…
Высоко и прямо
они взлетели —
за грядой гряда.
Они похожи на большое пламя,
которое застыло навсегда!
Сейчас по склонам
чайки бродят важно.
Мир
красноватым светом озарен…
Все это ваше,
люди!
Ваше!
Ваше!
Как мы богаты
небом и землей!
Как мы богаты ливнями мгновенными
и трепетным дрожанием стрекоз.
И снегом.
И нетронутыми вербами.
Смолой,
лениво капающей в горсть.
Дурманящими запахами сена.
Тяжелой желтизной
пчелиных сот.
Богаты
югом мы.
Богаты
севером.
И ревом рек.
И тишиной лесов.
И жаворонка песней беспричинной.
И соснами,
смотрящими в зарю…
Я на песке тугом
лежу песчинкой
и тихо-тихо дюнам говорю:
Спасибо,
дюны!
До конца спасибо.
За ясность.
За последние цветы.
За то, что
необыкновенной силой
пропитаны шершавые хребты!
Спасибо вам,
немые,
беспредельные,
плывущие сквозь ветровую вязь.
Спасибо,
добрые,
за все,
что сделаю
после того,
как я увидел вас.
«Песок размахнулся надменно и голо…»
Э. Межелайтису
Песок размахнулся
надменно и голо.
Колеблются медленно длинные тени.
Песчаные горы.
Печальные горы.
Сиреневый лес —
марсианским виденьем…
Нам все непонятно.
Мы время торопим.
Мы каждую мелочь,
волнуясь, вбираем:
«Послушай!
А что там, за тем поворотом?
А что там, за лесом?
А что за горами?
Откуда
такое раздолье возникло?..»
Мы на гору лезем.
Спешим, как шальные…
Пускай это вовсе не Марс.
Это —
Нида.
И дюны —
земные.
И тени —
земные.
Земная усталость.
Земные заботы…
Но разве же
мы на Земле не сгораем
в вопросах:
«А что там, за тем поворотом?
А что там, за лесом?
А что за горами?
А что за душою у этого парня?
А что за улыбкою женщины этой?..»
Волнуясь,
печалясь,
недосыпая,
мы истину ищем.
Мы ищем ответы!
Но сами ответы
звучат как вопросы.
И месяц
висит вопросительным знаком…
Как много мы знаем!
Как мало
мы знаем.
Как здорово жить на земле!
Как непросто!
«До самого горизонта мерцает зовуще и вечно…»
