Джон Донн - Стихотворения и поэмы

Моей любимой образ несравнимый,
Что оттиском медальным в сердце вбит,
Мне цену придает в глазах любимой:
Так на монете цезарь лицезрит
Свои черты. Я говорю: исчезни
И сердце забери мое с собой;
Терпеть невмочь мучительной болезни;
Блеск слишком ярок: слепнет разум мой.

Исчезла ты, и боль исчезла сразу,
Одна мечта в душе моей царит;
Все, в чем ты отказала, без отказу
Даст мне она: мечте неведом стыд.
Я наслажусь, и бред мой будет явью:
Ведь даже наяву блаженство – бред;
Зато от скорби я себя избавлю,
Во сне лишь скорби вездесущей нет.

Когда ж от низменного наслажденья
Очнусь я, без раскаянья в душе,
Сложу стихи о щедром наважденьи —
Счастливей тех, что я сложил уже,
Но сердце вновь со мной – и прежним игом
Томится, озирая сон земной;
Ты здесь, но ты уходишь с каждым мигом;
Коптит огарок жизни предо мной.

Пусть этой болью истерзаю ум я:
Расстаться с сердцем – худшее безумье.

Не оттого, что он, как локон твой,
Сиял (не краше ли блестит живой?),
Не оттого, что он твое запястье
Ласкал (за что ему такое счастье?),
Не оттого, что где-то я прочел:
Мол, цепь есть преданной любви симв€ол, —
Скорблю, что твой браслет я столь некстати
Утратил, – но при мысли о расплате.
Ужель двенадцать ангелов благих,
Ничем дурным от сотворенья их
Не тронутые – ни пятном, ни скверной,
Ни олова закваской лицемерной,
Друзья, ниспосланные мне, дабы
Хранить меня от нищенской судьбы,
В унынье утешать, в нужде доволить,
От недругов спасать, беречь и холить,
Ужель они теперь обречены
Твоим судом жестоким, без вины,

Низвергнутыми быть в огонь кипящий
За грех, мне одному принадлежащий?
Но вряд ли утешенье я найду,
Когда цепями их скуют в аду.
Будь это пригоршня экю – туда им
Дорога! – ибо сей товар снедаем
Французской хворью: немощен и худ,
Помят и бледен, краше в гроб кладут.
К тому же (что за умысел злодейский!)
Обрезаны они по-иудейски.
Будь это горсть испанских золотых,
Бродяг отъявленных, проныр лихих,
Без промаха стреляющих пистолей,
Заряженных папистов злою волей,
Печатей тайных, коим власть дана,
Как пентаграмме в книге колдуна,
Разъединять и смешивать стихии,
Презрев законы божьи и людские,
Монет, что, словно реки – материк,
Пронизывают мир, – от чьих интриг
Французская земля опустошилась,
Шотландия не в меру возгордилась
И Бельгия истерзана лежит, —
Жалеть их было б, точно, срам и стыд!

Будь это злато, коим обольщенный,
Пытается Алхимик прокопченный
Извлечь первичный дух из мертвых тел
И минералов, – я бы пожалел
Плевка, чтоб остудить тот пламень лютый,
В котором варятся такие плуты.
Но ангелов невинных бросить в печь?
Моих бойцов, банкиров, слуг – обречь
На муки? Чтобы гибель их лишила
Меня еды, а следственно и пыла
Любовного? Не дай им так пропасть!
Ведь и твоей любви ушла бы часть.
Пусть лучше с крепкой глоткою глашатай,
Грошовой удовольствовавшись платой,
На перекрестках примется вопить,
Стремясь в нашедшем совесть разбудить.
Отправь меня к какому-нибудь магу,
Который, исчертив кругом бумагу
И небо разделив на сто Домов,
Вместил в них столько шлюх, проныр, воров,
Что для себя там не оставил места, —
Хоть сам он слеплен из того же теста.
Когда ж с вершины мудрости своей
Он провещает, что потери сей

Не возвратить, яви пример смиренья,
Зане его есть голос Провиденья.
Ты говоришь: мол, и цепочкой став,
Не переменит злато свой состав.
О да, и падшим ангелам осталась
Их мудрость, – но к добру она не сталась.
Те, что в нужде служили мне поднесь,
Пойдут твою отныне тешить спесь:
Ведь форма дарит бытие. Ужели
Не пожалеешь ты, на самом деле,
Сих Ангелов, чей блеск давно затмил
Достоинства Властей, Господств и Сил?
Но нет! ты непреклонна. Подчиняюсь.
Как мать в холодный гроб кладет, отчаясь,
Свое дитя, а с ним и жизнь свою, —
Сих мучеников предаю огню.
О вестники судьбы благовестящей,
Частицы силы, все вокруг живящей!
Зачем вас Рок тому не подарил,
Кто только б вас любил, боготворил,
Ходил в отрепьях, глад и хлад изведал,
Кто умер бы скорей – но вас не предал?
Да научусь я, грешный, в скорби сей
Беречь последних горсточку друзей!
Но ты, присвоивший добро чужое,
Тебя я ненавижу всей душою!
Страшись: я на тебя кладу клеймо
Тяжелым, словно золото само,
Проклятием! В цепях влачись до смерти;
Пусть в ад за цепь тебя утащат черти;
Пусть жажда золота тебя толкнет
К измене, а потом – на эшафот;
Пусть от свечи, пропитанной отравой,
Покроешься испариной кровавой;
Или за фразу в найденном письме
Подвергнут будешь пытке и тюрьме;
Пусть хворь гнилая, нажитая блудом,
Измучит плоть твою бессильным зудом.
Пускай вся скорбь, все дьявольское зло,
Что золото на свет произвело —
Долги, подагра, старость, разоренье,
Любовь, женитьба, кораблекрушенье —
Тебя постигнут, и в последний час
Узришь всю мерзость, в коей ты погряз.
Беги от этой участи плачевной!
Вернув браслет, вернешь покой душевный.
Но ежели недуг твой излечим
Лишь золотом, – так подавись же им!

Она уходит… Я объят тоскою…
О Ночь, приди, меня окутай тьмою
И тенью ада сердце мне обвей:
Я обречен страдать в разлуке с ней.
Закован я в тоски тугие звенья,
Они страшней, чем адские мученья.
И помыслы мои черны, мрачны,
Как ты, о Ночь, без звезд и без луны.
Могу с тобою мраком поделиться,
Сказав: Заря теперь не загорится!
Хочу быть зрячим, но под гнетом бед
Огонь в груди – единственный мой свет.
Любовь – соединенье света с тьмою,
Ее триумф нам сделался бедою.
Уж не из-за ее ли слепоты
Друг друга мы не видим, я и ты?
Ужель нас покарать жестоко надо
За нарушенье должного обряда?
Ужель предать ты пыткам хочешь нас,
Себе даруя праздник каждый раз?
О нет, вина моя, моя расплата,
Хоть и судьба здесь в чем-то виновата.
Меня сперва лишь милый облик влек,
Теперь я ввергнут в горестей поток.
И лишь на миг по наважденью злому
Вдруг к яблоку приник я золотому,
Я только каплю уловил в волне
И был богатым лишь в неверном сне.
Любовь слепая, ты чему нас учишь?
За грех мой ты мою голубку мучишь,
И, в ярости жестокой правоты,
Мои терзанья ей даруешь ты.
Вот так разит с паденьем фаворита
Его семью и всех друзей Фемида.
Мгновенной молнией ты в первый раз
Зажгла палящее желанье в нас,
И мы вздыхали, таяли и млели,
Хоть пламя слить еще мы не успели.
Ты повела нас дальше за собой
Опасной, неизведанной тропой,
Где ждали нас ловушки и шпионы,
И твой супруг, враждебный, воспаленный
От ревности, как страж у врат тюрьмы…
Все это стойко выдержали мы!
В часы тревог друзья нас охраняли,
Украдкой от врагов мы письма слали,
Ловя на миг, одолевая страх,
Блаженство в поцелуях и словах.
Все диалекты в наш язык вместились,
Мы говорить глазами научились,
И под столом шел часто диалог —
Его вели мы при участье ног.
Но разве бледность щек, сердец биенье
Не наших ли секретов разглашенье?
Мы из чистилища попали вдруг
В обычную историю разлук.
О нет, для нас не может быть разлуки!
У нас навек слились уста и руки…
Как гибкий плющ, объятья мы сплетем,
И даже страх нас заморозит льдом,
Да так, что и сама Судьба пред нами
Зальется вдруг кровавыми слезами.
Судьба, не стоишь жалоб ты моих,
Тебе, наверно, стыдно слушать их!
Хоть ты пред нами вьешься лютым змеем,
С любимой мы оружием владеем
И против стрел твоих и всяких бед…
Для нас твоих преград жестоких нет!
И если бы ты даже и сумела
На время разлучить два наших тела,
То души наши тесно сплетены:
Сближают нас подарки, письма, сны…
И солнца свет, что в небесах блистает,
О красоте ее напоминает:
Нежна, как воздух, как огонь, чиста,
Ясна, как влага, как земля, тверда.
Так время наш союз благословило:
Весна любви начало возвестила,
А Лето – что наш урожай созрел,
И Осень – что в нем каждый колос спел.
Но не врагом мы называем Зиму,
А временем, что пролетело мимо.
Пусть ночь надеждой светит нам в пути:
Так легче нам разлуки груз нести.
Хоть где-то бесконечны холод с тьмою,
Но солнце льет тепло над всей землею.
Пусть доли света не везде равны,
Мы за других быть счастливы должны.
Будь стойкой в бедах, никакое горе
Пускай в твоем не затаится взоре,
И не Презреньем ты борись с судьбой,
Да будет Постоянство факел твой!

Твоим умом готов я восхищаться,
Когда мои в нем мысли отразятся.
А у меня, чтоб ты не знала зла,
Со словом не расходятся дела.
Недвижный полюс сдвинется скорее,
Чем я другую назову своею…
Уж если мой оледенеет пыл,
То знай: весь мир уж замер и застыл.
Добавить мог бы я еще немало,
Но слушать ты, наверное, устала…
Незыблема вовек любовь моя,
Любви не меньшей жду в ответ и я!