Леонид Трефолев - Собрание сочинений

       Утихнул ветерок. Молчит глухая ночь.
       Спит утомленная дневным трудом природа,
       И крепко спят в гробах борцы — вожди народа,
       Которые ему не могут уж помочь.

       И только от меня сон убегает прочь;
       Лишь только я один под кровом небосвода
       Бестрепетно молюсь: "Да здравствует свобод!
       Недремлющих небес божественная дочь!"

       Но всюду тишина. Нет на мольбу ответа.
       Уснул под гнетом мир — и спит он… до рассвета,
       И кровь струится в нем по капле, как ручей…

       О кровь народная! В волнении жестоком
       Когда ты закипишь свободно — и шатеном
       Нахлынешь на своих тиранов-палачей?..

       Я весеннее раннее утро люблю:
       Чудно всходит оно над землею родной.
       И о том только бога усердно молю,
       Чтобы гром, первый гром загремел надо мной.

       Оживится земля со своими детьми;
       Бедный пахарь на ниве вздохнет веселей…
       Первый гром, чудный гром, в небесах загреми
       И пошли дождь святой для засохших полей!

       Как раскинется туча на небе шатром, —
       Всколыхнется душа, заволнуется грудь…
       Первый гром, чудный гром, благодетельный гром,
       Для отцов и детей ты убийцей не будь!

       Никого не убей, ничего не спали,
       Лишь засохшие нивы дождем ороси,
       Благодетелем будь для родимой земли,
       Для голодной, холодной, но милой Руси.

       Бедность проклятую знаю я смолоду.
       Эта старуха, шатаясь от голоду,
       В рубище ходит, с клюкой, под окошками.
       Жадно питается скудными крошками.
       В диких очах видно горе жестокое,
       Горе тоскливое, горе глубокое,
       Горе, которому нет и конца…
       Бедность гоняют везде от крыльца.
       Полно шататься из стороны в сторону!
       Верю тебе я, как вещему ворону.
       Сядь и закаркай про горе грядущее,
       Горе, как змей ядовитый, ползущее,
       Горе, с которым в могилу холодную
       Я унесу только душу свободную;
       Вместе же с нею в урочном часу
       Я и проклятье тебе унесу.
       Не за себя посылаю проклятия:
       О _человеке_ жалею — о _брате_ — я.
       Ты надругалась руками костлявыми
       Над благородными, честными, правыми.
       Сколько тобою мильонов задавлено,
       Сколько крестов на могилах поставлено!
       Ты же сама не умрешь никогда,
       Ты _вековечна_, старуха-нужда!

       Ерофей-генерал побеждал и карал
       Пугачева в Разина Стеньку.
       Получивши "абшид" без мундира, спешит
       Он в родную свою деревеньку.

       Приезжает туда. Деревенька худа;
       Обнищали его мужичонки,
       Нагишом ходят все. Генерал с фрикасе
       Перешел… на телячьи печенки.

       Он сердито сквозь строй прогонял, как герой,
       Не жалея березовой рощи;
       А теперь уж не то: ходит..в.??атском пальто
       Генерал, преисполненный мощи.

       Он хандрит и ворчит, грозно палкой стучит,
       Напевая мотивы из "Нормы":
       "Суета! Суета! Жизнь не та, жизнь не та,
       Как, бывало, жилось… до реформы!"

       Ненавидя толпу, он прибегнул к попу,
       И, беседуя кротко с поповной,
       Так он сделался прост, что в рождественский пост
       И не думал о страсти любовной.

       Генерал Ерофей в пост успенский шалфей
       Пил с молитвой и верою жаркой;
       Но зато в мясопуст от поповниных уст
       Кипятился за пенистой чаркой.

       Буйный дух в нем исчез, говорить стал на "ес"…
       "Нравы наши-с… Да в том-то и горе-с,
       Что прошли времена-с, позабыли о нас…
       По латыни-с: О, tempera, mores!" [8]

       Генерал выпивал: Поп главою кивал,
       Восклицая: "Из праха изыдем,
       Обращаемся в прах!" — Снова рюмочку тррах…
       Так и дальше. Все idem per idem.

       Допивая шалфей, раз вздремнул Ерофей.
       Вдруг влетает волшебница-фея
       И пред ним держит речь: "Чтобы силы сберечь,
       Не вкушай, друг любезный, шалфея!" —

       "Как же быть мне с попом? — В онеменьи тупом,
       Побледневши белее рубашки,
       Генерал вопросил: — Я в отставке, без сил,
       И мои прегрешения тяжки!" —

       "Человече простой, ты травами настой
       Свой напиток. Есть чудные травы.
       Вот рецепт мой, бери. И держу я пари:
       Ты очистишь российские нравы.

       Каждый любит свое — и еду и питье.
       Шнапс у немцев…. _Вас? Шпрехен зи дейч_? - [9]
       У французов — клико; а тебе так легко,
       Ерофей, сочинить "ерофеич"!"

       И мила и нежна улетела она —
       Легкокрылая, резвая фея.
       Вместо злата и лепт, очутился рецепт
       В генеральских руках Ерофея.

       Он настойки вкусил — и прибавилось сил.
       Заскакал, как лихой кабардинец,
       И вскричал Ерофей: "Для чего пить шалфей,
       Если дан мне волшебный гостинец?"

       У любого спроси: кто у нас на Руси
       От гостинца сего не шатался?
       Улетел в царство фей генерал Ерофей,
       Но его "ерофеич" остался.

       При моем последнем смертном ложе
       Трех друзей, не больше, соберу.
       И врагов найдется трое тоже,
       Если я, на радость их, умру.

       Шесть особ проводят гроб сиротский
       На погост, в последний мой приют;
       Поп — седьмой, восьмой — дьячок приходский
       Обо мне уныло запоют.

       И еще найдется провожатый,
       И при нем мне будет веселей:
       Ветерок (по счету он девятый)
       Прилетит ко мне с родных полей.

       А десятый — дождь с родного
       Хлынет вдруг из темных облаков,
       И земля дает много, много хлеба
       Для таких, как я же, бедняков.

       Как дитя, закрыв спокойно очи,
       Лягу спать и горе утаю;
       Буду ждать, чтоб ветер с полуночи
       Тихо спел мне: "Баюшки-баю!"

       Я хочу, чтоб сладки были грезы,
       Чтоб постель-земля была мягка,
       Чтоб меня оплакали не слезы,
       А дождем весенним облака.

       1

       Если течешь, друг мой, лето увидать,
       Лето чудное, как божья благодать, —
       На себя ты, дорогая, посмотри:
       Взор твой ярче и отраднее зари.
       Этот взор, во тьме сверкающий,
       Мне напомнит небеса.
       Я, больной, изнемогающий,
       Вновь поверю в чудеса;
       Как пустыня — степь бесплодная,
       Оживет душа холодная.

       2

       Если хочешь, друг мой, осень увидать,
       Если хочешь волноваться и страдать,
       Если хочешь знать лихие наши дни, —
       Ты мне в сердце наболевшее взгляни.
       Устреми глаза лазурные
       В это сердце: видишь, в нем
       Есть порывы — вихри бурные,
       Что шумят в ночи и днем,
       Колыхая степь бесплодную
       В осень тетиную, холодную.

       3

       Осень темная несет с собой дожди.
       В осень темную ты солнышка не жди!
       Но когда ты, голубица-чародей,
       Взглянешь ласково на страждущих людей,

       Оздор_о_веют болящие,
       Что шатаются, как тень,
       И ослепшие, шарящие
       Вдруг увидят светлый день,
       И тогда, подруга милая,
       Оживится степь унылая.

       4

       Эта степь — мои бесплодные мечты.
       В темном омуте житейской суеты
       Я плыву… плыву, не зная сам — куда?
       Посвети мне путеводная звезда!
       Сжалься, друг мой, над страдающим,
       Озари мой путь скорей!
       Маяком будь, освещающим
       Тайны страшные морей,
       Где пловцы погибли многие —
       Духом слабые, убогие.