Автор неизвестен Европейская старинная литература - Лузитанская лира

Царствуй, дивно блистая,
         Дева святая.

Расцвела средь Белена[17]
Роза, чуждая тлена.
         (Царствуй, дивно блистая,
         дева святая.)

Розан нежный, прекрасный,
Тлению непричастный.
         (Царствуй, дивно блистая,
         дева святая.)

Розан, светлою сенью
Давший путь ко спасенью.
         (Царствуй, дивно блистая,
         дева святая.)

Розан нежный, пригожий,
Человеческий, божий.
         (Царствуй, дивно блистая,
         дева святая.)

              Дочь моя, ответь мне смело,
              Отчего похорошела?

Матушка, брела я по прибрежным пущам,
Мне любовь открылась в розане цветущем.
              (Видано ль такое дело?
              Дочь моя, скажи мне смело,
              Отчего похорошела?)

Матушка, поверьте, окажите милость,
В розане цветущем мне любовь открылась.
              (Ах, невиданное дело!
              Дочь моя, ответь мне смело,
              Отчего похорошела?)

Горный кряж — холодный, неприступный, снежный.
Повстречался как-то я с горянкой нежной.

(Холоден, заснежен кряж высокогорный.
Встретился я с девой нежной, непокорной.)

Повстречался как-то я с горянкой нежной.
(Ласковостью деву обольщал безбрежной.)

(Встретился я с девой нежной, непокорной.)
Подступиться вздумал с речью уговорной.

(Ласковостью деву обольщал безбрежной,
Предлагал спознаться страстию мятежной.)

Подступиться вздумал с речью уговорной,
Ей сулил любовный пламень благотворный.

(Предлагал спознаться страстию мятежной,
Но в ответ увидел только жест небрежный.)

Я сулил любовный пламень благотворный.
«Уходи, — сказала, — рыцарь необорный».

Госпожа моя не хочет
Быть со мной наедине:
Как безмерно грустно мне!

Мне она любовь и ласку
Обещала очень внятно.
На меня, что стал неверен,
И взглянуть ей неприятно.
          Госпожа моя не хочет
          Быть со мной наедине:
          Как безмерно грустно мне!

Нежную любовь и ласку,
Знал я, взор ее пророчит,—
Обо мне, что стал неверен,
Слышать госпожа не хочет!
          Госпожа моя не хочет
          Быть со мной наедине:
          Как безмерно грустно мне!

На меня, что стал неверен,
И взглянуть ей неприятно.
Я пойду по белу свету
И погибну, вероятно.
          Госпожа моя не хочет
          Быть со мной наедине:
          Как безмерно грустно мне!

Милый друг, что мной и доныне чтим,
Одарил меня яблоком златым.
        О, любви наука!

Друг, какого чту я и посейчас,
Яблок золотых для меня припас.
        О, любви наука!

Одарил меня яблоком златым:
Только день былой к нам невозвратим.
        О, любви наука!

Яблок золотых для меня припас —
Только уж не тех, что в минувший раз.
        О, любви наука!

О, тростник любви, тростник,
О, тростник любви.

Вдоль струящейся реки
Протянулись тростники,
Тростники любви.
(И по краю озерка
Тоже гуща тростника,
Тростника любви.)

Восхвалите, горы,
Долы и дубравы,
Бога вышней славы.

Пребывайте, горы,
С господом слиянно,
Пусть летит в просторы
Мощно, неустанно,
Вечная осанна
Делателю славы
Всей земной державы.

Шлите ввысь молебны,
Вы, луга и чащи,
Пойте гимн хвалебный
Божьей чести вящей,—
Пойте звонче, слаще,
Вы, стада и травы,
Богу вышней славы.

Не смотрите на меня!
Жизнь моя, моя отрада,
Умоляю вас, не надо!

Для меня ваш нежный взор —
Величайшая помеха,
Взят я вами на измор!
Мне, клянусь вам, не до смеха —
Опасаюсь неуспеха!
Где же милость, где пощада?
Умоляю вас, не надо!

Поселенья лузитанцев
Веселы с далеких пор,—
Но, всему наперекор,
Вот уж двадцать лет, как танцев
Не видал ни дом, ни двор.
Всё, что радовало взор,
Неизвестно стало ныне,
Танцевать отвык танцор:
Превеликое унынье
Нам теперь — тамбурмажор.

Сколько видано танцоров
В Баркарене[19] лишь одной!
Нынче — вид совсем иной,
Мрачен стал селянский норов,
Скорби властвуют страной.
Песни с прежними сравни,
К ним прислушайся построже —
Проберет мороз по коже.
Наши тягостные дни
На былые непохожи.

Песня миновавших дней
Побуждала к буйным танцам,
Нынче стали мы бедней:
Остается лузитанцам
Лишь воспоминать о ней.

Я сам спугнул (струитесь, слезы!)
Ту, что вселенной краше всей,
Ту, что для глаз прекрасней розы,
А сердцу злых шипов страшней.
И лишь прелестный башмачок
(Я на него гляжу смятенно)
Остался, словно мне в залог.
Ах, столь неравного обмена
Я и представить бы не смог!

В двадцатый раз встречаю лето,
Пасу овечек и ягнят,
Но столь мучительных, как эта,
Еще не ведал я утрат.
Рассудок горем отуманен:
Случилась страшная беда.
Которой так я в сердце ранен
Неизлечимо, навсегда,
Что чужд я стал себе и странен.

Теперь я понял непреложно,
Чуть это горе испытал,
Как были малы и ничтожны
Все горести, что прежде знал.
Я за грехи несу ответ,
В себя гляжу и понимаю:
Ужаснее несчастья нет;
Своих тревог не постигаю,
Хоть из-за них постыл мне свет.

Я сам себе противоречу,
У мыслей с чувствами раздор,
Своим желаниям перечу,
Иду себе наперекор,
Живу в жестоком помраченье,
Не разумею сам себя.
Но где найду я исцеленье?
Опасность вижу, но, губя
Себя, я не ищу спасенья.

Чьей волею, чьим настояньем
Пришел я в этот край чужой,
Где жив туманным упованьем
И к самому себе враждой?
В моей душе царит разлад,
Стою, собою пораженный.
Как мог я знать, что отомстят
Мои глаза мне за влюбленный
И столь неосторожный взгляд?

Нет, я страдаю не безвинно,
И боль тем горше и острей.
Что я источник и причина
Немыслимой тоски своей.
Ах, если бы я не поднялся
Внезапно, нимфу напугав,
Ах, если б недвижим остался,
То до сих пор, сокрыт средь трав,
Виденьем дивным наслаждался.

А я-то мнил: конец напастям,
Нашел я новые края
И здесь спознаюсь с новым счастьем…
Как страшно заблуждался я!
Казалось мне: сюда приду,
Пасти спокойно буду стадо
И радость наконец найду.
Увы, обрел я не отраду,
А неизбывную беду!
Но та, что бед моих причина,
Моих смягчить не хочет бед!
И взор терзает мне картина,
Мучительней которой нет:
Бежит волна, с волною споря,
И воды плавные реки
Текут величественно в море —
Свидетели моей тоски,
Незаживающего горя.