Лев Маляков - Сберегите цветы полевые

Что в ней,
            что в этой малой родине?
Дом приземистый в три окна.
За поветью на старой колодине
Дно от бочки блестит, как луна.

Что в ней,
            что в этой горькой родине?
Лобогрейка забыта в снегу.
По весне на болоте разводины.,
Да вороны кричат на стогу.

Что в ней,
            что в этой cладкой родине?
По лугам —
Язычкастый щавель,
Ранний цвет на духмяной смородине.
Возле риги шатровая ель.

Что в ней,
             что в этой доброй родине?
Слева поле,
А справа — лес,
Смалу вдоль-поперек обойденный,
Все ольшаник,
Сосны — в обрез.

Что в ней,
            что в этой гордой родине?
Не осилить одним умом.
Ради любой Европа пройдена
Под смертельным огнем.

Вы видите, как яблони лучат
Румянец зоревой над деревнями?
Вы слышите, как яблоки стучат
О грудь земли тяжелыми боками?

Печально осыпается зерно
Подставить бы спасительные руки!..
Из пахарей ушел давным-давно,
Но в сердце отдаются эти звуки.

Среди болот и глухомань-лесов,
В зеленом царстве птичьих голосов,
Вросла в бугор крестьянская изба:
В окне — заря,
А над зарей — резьба.

Изба стоит уже полста годов.
Тропинка от нее ведет на Гдов.
Другая — к югу,
                       в дальние края,
Которых и во сне не видел я.

Всему свой срок:
Аукнула судьба…
В разлуке запечалилась изба,
Осталась вековать среди лесов,
В весеннем хоре птичьих голосов.

Мне открывались чудо-города,
Избенке дедовой до них куда!
У каждого свой норов,
                                   голос,
                                            вид,
И каждый не полста годов стоит.

Но если было мне невмоготу,
К былому обращал свою мечту,
Припоминая старый дедов дом.
И он светил мне заревым окном.

Вызревали мы, как горькуши,
Убегали оравой в луга,
Где кислица росла погуще
И покруче Псковы берега.

На кормежку непривереды —
Подчищали сады с корня.
За вихры нас учили деды
Пуще жизни беречь коня.

Увозили в луга с собою
И учили пройти прокос,
Чтоб ложился он за тобою,
Как речной бесконечный плес.

На тяжелом двуконном плуге
Утверждали мужскую стать.
А мужчинам бы на досуге
После пашни в лапту поиграть.

То-то сладко нам пилось-елось,
Словно в сказке —
Все мимо рта.
Знать, полей и покосов милость
Мне запомнилась неспроста.

Смалу в деревне я рос непутевым —
Мне бы мечтать да играть.
С братом ходили в подлесок сосновый
Хворост к зиме собирать.

В глушь забреду —
От сосенок мохнатых
Глаз не могу отвести,
Хлебом с ладони кормил я сохатых.
Бабочек нянчил в горсти.

— Много ль с такого работника
                                                   толку! —
Брат мне взашей поддавал. —
Зубы, бездельник, положишь на
                                                   полку|
С песен какой капитал?!

Братья корили, наверно, напрасно
И наставляли, как жить.
Мне и поныне мечтается красно —
Песню сложить.

Тишина на отцовском подворье —
Даже оторопь душу берет,
Поразлилось крапивное море,
Затопило с весны огород.

У дверей лопушатся бурьяны,
На окошках из досок кресты.
И не только в луга и поляны
Пробрались, словно тати, кусты,

Незаметно опутали сердце,
Словно плети,
                     секут по глазам.
Никуда от ответа не деться:
И судья,
          и ответчик —
                               я сам.

Не с того ль тяжелеют туманы,
Тишина загустела водой?
На гумне воронье,
                           как смутьяны,
Все грозятся картаво бедой.

Не кого-то,
              себя виноватю,
Что стою на подворье пустом…
Поглядел бы на полюшко батя…
Даже страшно подумать о том.

На березах —
                   зари угасанье,
Догорает озерная гладь…
Нам достанет любви и желанья
Все понять и душою принять.

Целый месяц донимали деда —
Сам директор прикатил в страду.
Но одним кончалася беседа:
— Хоть убейте,
                      хутор не сведу!

И не свел.
Красуются зароды
Словно крепость посреди лужка.
Ходит старый, будто воевода,
Утверждая мудрость мужика.

Да не разговором,
Крепким потом:
За неделю —
                  и рубаха с плеч.
Мудрость-то крестьянская —
                                             работа,
Да такая —
               что ни сесть, ни лечь.

Деду в радость —
                          сытая скотина,
Над цветущим колосом —
                                        заря,
И скирда пшеницы у овина.
С плеч рубаха сыпалась не зря.

Детям, внукам —
                         на века раздолья
И, конечно, всяческих забот.
Главное,
           чтоб не скудело поле.
По зиме старик, готовит колья,
Чтобы летом обновить зарод.

Тракторист — насмешник белозубый —
К деду завернет на перекур.
— Я теперь к тебе заместо клуба, —
Скалится совхозной балагур.

И, хватив, как смерти, самосада,
Заведет душевный разговор:
— Деревеньки трогать бы не надо —
Для земли-то вон какой разор!

Дед обронит скупо:
— Судишь верно.
Прут кусты в пожня, как лешаки. —
И слова мужицкие, как зерна,
На сердце —
                 с заботливой руки.

И не перекур —
                      политбеседа,
Разговор на совесть —
                                  не за страх.
Не соврем себе, покуда деды
Здравствуют в российских хуторах.

Укатилось, расплавилось солнышко —
На стерне золотится стезя.
На упавшее во поле зернышко
Не откликнуться сердцу нельзя.

Земно кланяться найдену колосу —
Как заблудшую душу спасать.
Я прислушаюсь к доброму голосу,
Что во поле оставила мать.

И постигну давно позабытое,
Обретенное в самом простом.
Помолчу на меже под ракитою
И замру, как над белым листом.

Уступая желанной усталости,
Буду слушать, как песню, хлеба.
Не утрачу завещанной малости —
Да восполнится полем судьба!

Это зерна мои неприметные
Излучают малинову звень.
И рождаются думы ответные
И заботы на завтрашний день.

До войны задолго было,
Да быльем не поросло:
Воду мы с отцом возили
На покосы за село.

На возу — полны бочонки,
Ублаженье для косцов.
Серый ёкал селезенкой
По дороге меж овсов.

Вдруг «фордзон» пыхтит
                                   навстречу —
Взвился Серый на дыбы.
Я — с телеги —
Больше нечем
Заслониться от судьбы.

Велики глаза у страха —
До сих пор себя казню.
А отец сорвал рубаху —
И на голову коню.

Тот «фордзон» прогрохал лихо,
Скрылся в дымке давних лет…
Нынче чуткая лосиха
Выйдет к трактору на свет.

Да и сам я на колесах —
На отменных «Жигулях».
Но спешу не к сенокосу,
По дороге той пыля.

Заглядев вдали возницу,
«Жигули» приторможу.
И коня, как чудо-птицу,
Долгим взглядом провожу.

Но как будто бы досада
Шевельнется вдруг во мне:
Нет, дорогу мерить надо,
Чтобы в ней была отрада,
Иль пешком,
Иль на коне.