Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

О раб, кто заковал тебя
        В тяжкие оковы?
Цепи на меня надел
        Мой властелин суровый.
Казалось: стану всех сильней,
        Будут все в плену.
Скопил я в тайниках моих
        Царскую казну.
На ложе властелина спал
        Я в глубине подвала.
Очнулся – вижу: цепь меня
        К богатству приковала.

Раб, а кто сковал тебе
        Эти кандалы?
Я их со страстью сам ковал,
        Не знал, что тяжелы.
Казалось: мир я покорю
        Силою великой,
Всех прочих превращу в рабов.
        Буду сам владыкой.
Я день и ночь ковал, ковал, —
        И цепь моя росла.
Мой молот бил. Удар. Еще.
        Ударам нет числа.
Когда закончил я ковать
        Нервущиеся звенья,
Гляжу: опутан цепью сам
        И нет мне избавленья.

О скиталец, скиталец, неужели в дорогу пора?
        Посмотри, посмотри – непроглядная мгла
                кругом!
Небо тускло и немо, уснули, устав, ветра,
        И деревья тамала[34] утонули во мраке густом.
Яркий свет зажигается в нашем доме опять,
        Звуки льющейся флейты прямо к сердцу идут,
И гирлянды цветов еще не успели увять,
        И глаза молодые еще неусыпно ждут.
        Неужели разлуки нам сейчас не минуть?
        О скиталец, скиталец, неужели отправишься
                в путь?

Мы не держим тебя, чинить не хотим препон,
        Уезжай, коли хочешь, немедля в любые края,
Конь накормлен и взнуздан, седока поджидает он,
        Возле дома давно стоит колесница твоя.
Лишь одним, лишь одним мы дорогу твою
               преградим:
        Пусть печальная песнь задержит тебя близ
                нас.
Мы пытались на миг привязать тебя к душам
                родным
        Заклинающим взглядом заботливых,
               дружеских глаз,
        Путник, бессильны мы остановить тебя.
        Лишь глаза наши плачут, безмолвно прося
               и скорбя.

Отчего так устало, так мятежно сейчас глядишь?
        Почему ты уходишь, в глухую темень спеша?
О, какою тревогой наполнена черная тишь?
        Чьим посланьем настигнута мятущаяся душа?
Семь сияющих звезд – семь небесных святых —
        Заклинанье неведомое прочли во мраке
               слепом —
И безмолвная тьма душой овладела вмиг,
        И уходишь ты в ночь, покидая наш светлый дом.
        Бессловесное что-то, не известное никому,
        Подослало гонца и позвало в безбрежную тьму…

Если эти края и люди тебе не сродни
        И не по сердцу этот невозмутимый покой —
Погашу я тогда бессонные эти огни
        И мелодию флейты прерву послушной рукой.
И останемся мы… Будет ночь тишиной полна,
        Лишь цикады в лесу томительно заверещат.
И засмотрится в окна состарившаяся луна
        И на тебе остановит свой неподвижный
                взгляд…
        О плененный дорогой! Поразмысли, постой!
        Какой одержим ты тревогой? Какою томим
                тоской?

Ты струны старые сними
        С ситара[35] по одной —
Теперь на новый лад его настрой.
                Окончился дневной базар,
                Дневную песнь допел ситар;
                Неси вечеровую песнь
                        К творцу в покой —
                Теперь на новый лад ситар настрой.

Скорее двери отомкни, —
        Как темен небосвод!
Пусть немота семи миров[36]
        Под кров к тебе войдет.

           Былую песнь допеть пора,
           Иная, лучшая игра
           Теперь нужна! Пойми, пойми:
                    Ситар не твой!
           Теперь на новый лад его настрой.

Когда я думаю: «Конец!» —
        Догадка неверна,
Ты вновь приказываешь мне:
        «Пусть прозвенит струна!»
                Иная песнь, иной порыв!
                Трепещет сердце, вновь ожив,
                Стезею песни я бреду,
                        Но цель мне не видна.

Когда, закатом позлащен,
        Печально допою
Мою вечеровую песнь,
        Мелодию мою,
                Ночная песнь начнет опять,
                Мне наполняя жизнь, звучать,
                И вновь на веждах у меня
                        Нет ни крупицы сна.

Подошел отдачи первый срок,
Жизнь была похожа на цветок,
        Лепестков не счесть в его короне.
        Щедрый, он нисколько не в уроне,
                Отдавая ветру лепесток.

А сегодня, на исходе лет,
Лишнего в руках у жизни нет.
        Клонится она покорно долу,
        Словно в пору жатвы плод тяжелый
                Сердце чье переполняет сок.

Когда страданье приведет
        Меня к порогу твоему,
Ты позови его и сам
        Дверь отвори ему.
Оно все бросит, чтоб взамен
Изведать рук счастливый плен;

Тропою поспешит крутой
        На свет в твоем дому…
Ты позови его и сам
        Дверь отвори ему.

От боли песней исхожу;
        Заслушавшись ее,
Хоть на минуту выйди в ночь,
        Покинь свое жилье.
Как стриж, что бурей сбит во мгле,
Та песня бьется по земле.
Навстречу горю моему
        Ты поспеши во тьму,
Ах, позови его и сам
        Дверь отвори ему.

Облако молвило: «В путь мне пора».
Ночь говорит: «Уходить я должна».
Море вздохнуло: «Вот берег.
Дальше не плещет волна».
Печаль прошептала: «Я след Его ног.
Пребуду безмолвною в мире тревог».
«Я» говорит: «Исчезаю.
Здравствуй, вечная тишина».

Вселенная шепчет: «Гирлянду почета
Сплела я тебе, не забудь!»
Небо сказало: «Сто тысяч светильников
Твой осветили путь».
Любовь сказала: «Из века в век
Я бодрствую ради тебя, человек».
Смерть говорит: «Ладьей твоей жизни
Правлю я лишь одна».

Везде царит последняя беда.
Весь мир она наполнила рыданьем,
Все затопила, как водой, страданьем.
И молния средь туч – как борозда.

На дальнем бреге смолкнуть гром не хочет,
Безумец дикий вновь и вновь хохочет,
Безудержно, не ведая стыда.
Везде царит последняя беда.

Разгулом смерти жизнь пьяна теперь,
Миг наступил – и ты себя проверь.
Дари ей все, отдай ей все подряд,
И не смотри в отчаянье назад,
И ничего уж больше не таи,
Склоняясь головою до земли.
Покоя не осталось и следа.
Везде царит последняя беда.

Дорогу должно выбрать нам сейчас:
У ложа твоего огонь погас,
В кромешном мраке затерялся дом,
Ворвалась буря внутрь, бушует в нем,
Строенье потрясает до основ.
Неужто ты не слышишь громкий зов
Твоей страны, плывущей в никуда?
Везде царит последняя беда.

Стыдись! И прекрати ненужный плач!
От ужаса лицо свое не прячь!
Не надвигай край сари на глаза.
Из-за чего в душе твоей гроза?
Еще твои ворота на запоре?
Ломай замок! Уйди! Исчезнут вскоре
И радости и скорби навсегда.
Везде царит последняя беда.

Ужель твой голос скроет ликованье?
Неужто в пляске, в грозном колыханье
Браслетам на ногах не зазвучать?
Игра, которой носишь ты печать, —
Сама судьба. Забудь, что было прежде!
В кроваво-красной приходи одежде[37],
Как ты пришла невестою тогда.
Везде, везде – последняя беда.

Твоя труба лежит в пыли,
        И не поднять мне глаз.
Стих ветер, свет погас вдали.
        Пришел несчастья час!
Зовет борьба борцов на бой,
Певцам приказывает – пой!
Путь выбирай быстрее свой!
        Повсюду ждет судьба.
Валяется в пыли густой
        Бесстрашия труба.

Под вечер шел в молельню я,
        Прижав цветы к груди.
Хотел от бури бытия
        Надежный кров найти.
От ран на сердце – изнемог.
И думал, что настанет срок —
И смоет грязь с меня поток,
        И стану чистым я…
Но поперек моих дорог
        Легла труба твоя.

Свет вспыхнул, озарив алтарь,
        Алтарь и темноту.
Гирлянду тубероз, как встарь,
        Сейчас богам сплету.
Отныне давнюю войну
Окончу, встречу тишину.
Быть может, небу долг верну…
        Но вновь зовет (в раба
В минуту превратив одну)
        Безмолвная труба.

Волшебным камнем юных лет
        Коснись меня скорей!
Пускай, ликуя, льет свой свет
        Восторг души моей!
Грудь мрака черного пронзив,
Бросая в небеса призыв,
Бездонный ужас пробудив
        В краю, что тьмой одет,
Пусть ратный пропоет мотив
        Труба твоих побед!

И знаю, знаю я, что сон
        От глаз моих уйдет.
В груди – как в месяце срабон[38] —
        Ревут потоки вод.
На зов мой кто-то прибежит,
Заплачет кто-нибудь навзрыд,
Ночное ложе задрожит —
        Ужасная судьба!
Сегодня в радости звучит
        Великая труба.

Покоя я хотел просить,
        Нашел один позор.
Надень, чтоб тело все закрыть,
        Доспехи с этих пор.
Пусть новый день грозит бедой,
Останусь я самим собой.
Пусть горя, данного тобой,
        Наступит торжество.
И буду я навек с трубой
        Бесстрашья твоего!