Лина Леклер - Встреча (сборник)

Пределы ночи и пределы дня,
Пределы жизни и пределы смерти,
Но нету (я искала их, поверьте)
Пределов у пурпурного огня.

Горелка в кухне, свечка и камин,
Костер лесной под сыростью лиловой…
Конечен пряный дым и даже слово
Растает в тишине. Лишь он один

Растоптан на земле, в душе горит,
Завесу древних тайн подняв немного.
Он песнь живой любви, он голос Бога,
Который с нами светом говорит.

Он касается струн мандолины,
Он когда-то играл – и неплохо.
Танец пальцев, умелых и длинных,
Пышных лип восхищенные вздохи,

Нежных шорох двух шелковых шторок,
Да еще, как клинок, беспощадно —
Ярких глаз проницательный морок,
На сорочке карминные пятна.

И, конечно, смотреть не хотелось
На пылающий росчерк кармина.
Словно в сердце аккордом нацелясь,
О минувшем поет мандолина.

Эти тайны, бои и знамена,
Лунный свет, трепетавший над миром.
И сегодня он смотрит влюбленно
На сияющий месяц рапиры.

И сегодня он мог бы, конечно.
Вот ведь черт! Промотали наследство!
Он как все – и усталый, и грешный,
Но не знает причины для бегства.

Он, быть может, немного неловок —
В тишине, не в кипении стычки.
Пусть болтают, что спит он в часовне,
И к могилам бывают отмычки.

Ну, а в мире ни склада – ни лада,
Алый жар на щеках небосклона.
Мы распяты меж раем и адом,
И спаси нас сегодня, Мадонна.

Он погладит смертельное жало
Острой стали. Он гибок, как кобра.
Будет звон, вдохновенный и жаркий,
Как закат, расплескавшийся в окнах.

Сердце кружится в ритме гальярды.
Эта ночь, этот рыцарь старинный,
И в руках позабытого барда
Утомленная грусть мандолины.

Лепестком пурпурной розы
Мне любовь легла под ноги,
Лепестком же розы белой
Вечность мне в ладонь упала.
А на небе светят звезды,
И бегут сквозь тьму дороги.
Все осколки станут целым,
Все концы придут к началу.

Я коснулась розы алой,
В ней любви пылает пламя.
Я коснулась розы белой,
С ней печаль моя пропала.
Я иду под сводом зала,
Возведенного богами.
Все осколки станут целым,
Все концы придут к началу.

Я коснулась розы алой,
С ней любимый приголубит.
Я коснулась розы белой,
С нею змеи прячут жала.
Я иду под сводом зала,
Где меня встречал Анубис.
Все осколки стали целым,
Все концы пришли к началу.

В Помпеях, перед извержением,
Было небо пророчески-алым,
И паллой заката весеннего
Укутались сады и кварталы.

На форуме, маленьком форуме
(и скромнее, и чище, чем в Риме),
Зловеще судачили вороны
На вульгарной народной латыни.

Жрецы разгоняли их палками,
Совершенно не веря в приметы,
Каким же он выглядел маленьким,
Город, соскальзывающий в Лету.

Уснули рабы и хозяева,
И нередко, причем, вперемешку,
Возмущенно собаки лаяли
На стражников конных и пеших.

А после тяжелые сумерки
Золою присыпали улицы,
Метались довольные фурии
Над гордой вершиной Везувия.

И окружила тишина,
Как легкий полог над кроватью…
Тумана шелковое платье
Мерцало белым. Из окна

Был виден парк, и луг, и пруд,
И на воде кувшинки сонно
Качались. Ветер монотонно
Шептал стихи. Ветра не лгут.

Над миром парков и пустынь
Летят стремглав, бросая слово,
Мешая нас – с золой былого,
И с речью нынешней – латынь.

Задуют свечку, и печаль
Накроют вдруг плащом дырявым,
Как в поле путника. Кроваво
Горит запекшаяся даль.

Суровый ветреный закат,
Как гобелен с рисунком битвы,
Но ветра вечная молитва
Утешит женщин и солдат.

И зверем стройным на ловца
Вдруг выйдет он из мрака чащи,
Негромко славя в настоящем,
Грядущий замысел Творца.

Утро дышит жарой. Как светла, как безоблачна синь.
Наклоняясь с моста, отражение ловит прохожий.
Где-то к мессе звонят. И ленивый медлительный линь
Чуть мерцает в воде серебристою скользкою кожей.

Рядом замок, поля. Тяжелеет к июлю зерно.
А река так прозрачна с отливом чуть-чуть изумрудным.
Из бутыли небесной шипучее льется вино,
И стирает печали, и верить, и плакать нетрудно.

В церкви свечи горят, а прохлада ласкает лицо,
Тень готических стен ярким всполохам дня не перечит.
Солнце светит в витраж, рассыпаясь блестящей пыльцой,
И роняет бессмертие на загорелые плечи.

Не объять, сколько было в начале…
Облака над бескрайней рекой,
И такие озера печали,
И такой над дорогой покой,

И овраг, и дыханье полыни,
Чуть озябшей в росе поутру,
Легкий бег электрических линий,
Вечерами вступавших в игру.

Запах дыма, мангалы, соседи,
И гудки, и в песке детвора,
Мы уже никогда не приедем
В это царство надежд и добра.

Из колоды потеряны карты,
Кто-то вырвал страницы из книг…
Детство, молча, опустит штандарты
И уйдет, будто траур возник.

И угаснут смешки в перелеске
Беззаботных резвящихся птиц…
На земле и тревожно, и тесно,
В небесах – ни дверей, ни границ.

Может быть, что и вы замечали,
Не пуская тоску на постой,
Что в загадочном море печали
Часто плещется луч золотой.

Заходящего солнца дорожка
Или яркая тропка луны,
Что идет осторожно, как кошка,
Из блестящей морской глубины.

Дремлят рыбы, уснули медузы
И колючие звезды на дне,
Нас связали бесплотные узы
И навек привязали к луне.

Эти тайны вечерних отливов
И бегущая утром вода…
Что за мягкая вечная сила
Покоряет нас всех иногда!?

Мы с годами мечтаем все реже,
Но луна, как забытый Грааль,
Вдруг подарит внезапную нежность
И любовью окрасит печаль.

Тает золото фонарей,
Расплываясь, как воск, в реке,
И торопит «скорей, скорей»
Нас на призрачном языке.

Он уплыл в небеса – язык
Позабытых землей племен,
Может, песня, а может, крик,
Может, шорох и треск знамен.

Может, окрик ночной трубы,
Может, плеск задремавших вод…
Щеки Сены слегка рябы —
Просто ветер, дожди, восход.

Просто время уходит в такт
Каблукам и шуршанью шин,
Может, зря мы спешили так
Или кто-то за нас спешил.

Торопливо прошли сквозь мглу,
Торопливо нырнули в тень,
Разгребает уже золу
В наших душах пришедший день.

Теплый пепел уносит ввысь,
Над рекою – туман, заря,
Кружит в воздухе желтый лист,
Словно все, что случилось – зря.

Тихой ночью осенней
Опадают мониста
С мирно спящих деревьев
На проулочек чистый.

Узкий, темный, старинный.
Уголки, повороты.
Сыплет яркие искры
Месяц с неба без счета.

А за древнею ставней —
Все щербинки да щели —
Дева грезит о давнем,
Словно фея в пещере.

О любви без обмана,
О разлуках и встречах…
Улыбается странно
Ей из сумерек вечность:

«Слушай, милая дама,
Знай же, нежная пани,
Что любви без обмана
На земле не бывает.

Лгут и стрелы, и пули,
Лгут и зрелость, и юность…
Ни тебя обманули,
Ты сама обманулась.

Нет печальней напева,
Нет изысканней правил…
Что ты, милая дева,
Он тебя не оставил.

Это лишь на бумаге
Горе сердца не тронет,
Рвутся в пламени стяги,
Тают в мареве кони.

Он тебе обещался
Быть в гостях до Покрова?
В райском ангельском царстве
Вы увидитесь снова».

Нежный стелется вечер,
Звезд сияет корона,
Плачут длинные свечи
Перед бледной Мадонной.

Кувшинки мерцают феями,
Недолгая ночь в июне,
Блуждает в лесу Офелия,
Влюбленная в полнолунье.

В туманном любовном мареве
Ей мнится наследник датский,
Восходит пожаров зарево
Над черной тропой солдатской.

Актеры бредут под ливнями,
Трясется в полях фургончик,
Сюжет до конца не выверен,
А рвется всегда, где тоньше.

Однако все будет правильно,
Застыла печаль волчицей,
И принц умирает раненый,
Не ведая, что случится.

Лжецы, дураки, кабатчики
Заполнят собор воскресный,
Корабль скрипучей мачтою
Упрется, качаясь, в бездну.

И день золотыми перьями
Коснется, прервав дремоту…
Спокойна одна Офелия
Под водною позолотой.