Вероника Долина - Цветной бульвар

Мы здоровенные,
Мы и убогие,
Мы не такие, какие нужны.
Невыносимый уют урологии —
Вот золотые запасы страны.

Здесь понемногу, мужские и женские,
Органы – все потерявшие пол.
Здесь и пореченковы,
И хабенские.
Все по-военному.
Вышел – вошел.

Слава тебе, дорогая столовая,
Где жанмарэ повстречает бинош.
Что эта жизнь, безвозмездно суровая —
Если товарища тут же найдешь?

Но донжуаны лежат, безучастные…
Но инезильи рыдают в платок.

Плохо причесаны, руки без часиков…
Весь в гематомах худой локоток.

Слава те господи, есть демократия!
Хоть в урологии, хоть на столе.
Как ни скандаль буржуазная братия —
А демократия есть на Земле!

Ответь-ка мне, друг-имярек:
Что пилим, что режем и колем?
Кто это – зелененький Шрек?
А может быть, глиняный Голем?

Какого театра теней
То будет участник туманный?
На склоне испуганных дней —
Наш темный кумир окаянный.

Не выкипит все молоко.
Не скиснет покуда сметана.
И дети пойдут далеко —
Дойдут до границ Индостана.

А куклы, которых строгал
Их тихий отец или отчим,
Достанутся нашим врагам.
Совместно с могилами, впрочем.

Что будет с нами
Золушки мои,
Когда кругом закончатся все принцики?
Да, птички передохнут…
Соловьи
Забудут петь,
Отбросят птичьи принципы.

Что будет? Гладкоперые крыла —
Нехитрое наследье
Белоснежное.
Бронею покрываются тела.
Все запотело.
Действие потешное.

Что будет – говори со мной,
Спеши.
Русалочьи хвосты мы как-то вынесем.

Не можешь говорить —
Так напиши.
Оставь меня.
Займись отцовским бизнесом.

Не будь, дружище, круглым дураком.
Раз уж зову – не в джунгли, не под пальму.
А на программу тихую – ДРАКОН.
Куда идти? Таганка,
В Матерь Альму…

Там завтра же
На краешке Земли —
Сработают такие агрегаты…
Всплывут среди пустыни корабли,
Авось, Арго
и прочие фрегаты.

И там же,
Влажным шлепая хвостом,
Плезиозавры бродят,
Злы и грубы.

Но я пою обычно не о том,
Когда вхожу
В родные наши клубы.

Наш варварский
Январский городок…
Махни рукой Коржавину,
Братуха…
Окончилась баллада.
Коробок
Опустошен —
От зрения до слуха.

От уха и до уха
Режут скот.
Мы не скоты.
Но – старые собаки.
И если уж достался антрекот,
Мы не пойдем в креветки,
В «Маки-Маки»…

Пошли письмо,
Записку старику…
Он звал тебя,
Салфетки, помню, комкал.
На этом берегу «кукареку» —
И он проснется
В мире темных комнат.

Непроходимых комнат
Проходных.
Она во всем и всех —
Непроходимость.
Пиши ему.
Звони на выходных.
Дурацкий голос твой —
Необходимость.

Мой городок с бородой…
Грязный, немолодцеватый.
Все говорят – дорогой.
Где же? На пластике с ватой?

В чем же? В обрывках квартир,
Вздернутых мусорных баках?
Пьяный уродский сатир
Выместил желчь на собаках…

Кошке неймется и псу.
Крышу отыщешь едва ли…
Белке уютно в лесу.
Мыши удобно в подвале.

Вот он, с петлей мыловар.
Ближе и ближе, однако.
…и человек староват,
И беззащитна собака.

Попробуй подсобрать силенок —
И на детей, и на собак.
Последний папин «жигуленок»,
Табак дела твои, табак.

Почти что полтора десятка
Тяжелых лет – в моем дворе
Живет. Ни солоно, ни сладко.
Как пес в унылой конуре.

Сто раз могли чужие руки
Забрать и разобрать его…
И только наши руки-крюки
Не позволяли ничего.

Не позволяли, в самом деле.
Давали место в гараже.
Но как мы, братцы, ни галдели —
И это кончилось уже.

Все завершается на свете,
И сказку подменяет быль.
И те ушли от нас, и эти.
Уйдет и наш автомобиль.

Но как глядит со старых пленок —
Зеленый гладенький балбес!
Последний папин «жигуленок».
Тебя там ждут, среди небес.

Как страшно книжки разбирать —
Как перед бурей, перед бурей.
Тетради детства раздирать —
Уж в них-то мы писать не будем.

Кошмарны кубики, флажки —
Все вверх брюшком лежат, сиротки.
Уж не мелки, а порошки
Найдешь в продавленной коробке.

Но самый ужас, самый стыд —
Они, приятельские книги…
Те из-под глыб да из-под плит —
Тебе показывают фиги…

А я им тоже покажу.
Пусть знают, полный подоконник —
Меня, известную ханжу,
Чья совесть – крохотный покойник…

Да, я БЫЛА любитель книг.
И покупатель и читатель.
Но темперамент весь поник —
Перед тобой, поэт – приятель.

Да, были дружбы прежних дней,
Когда мечталось о подборке,
Всего-то навсего о ней —
В воображенье и в подкорке.

А что теперь? Тома, тома…
На стол, под стол взгляну угрюмо.
Мы Фениморы? Мы Дюма?
Но каковы размеры трюма?

Мой перегруженный корабь…
Неубираемое судно.
Приди, пират, меня пограбь!
Мне пыльно, суетно и трудно…

Земфира-девушка,
На многих твой медок.
Театр зеленый,
Девушка предметна.
В ее распевочной
Капель и холодок.
Глазок каленый,
Песенка приметна.

Земфира – лапушка.
С Шарлотою Генсбур
Не всем грозит
Мистическое сходство.
Наш осовиахим и каламбур —
Тебя родили.
Вот оно, пилотство.

Земфира, деточка.
Незимняя зима…
Жестокая фигурка,
Дочь эфира.
В моей семье —
Тебя бы звали Фира…
Зима и зелень…
Сочини сама.

Страшно представить: вскоре
я полечу над миром.
В страну кальвадоса и моря,
Где все измеряют сыром…

Насколько он свеж и влажен,
Чувствителен, эротичен.
Как он хозяину важен
И всей семье симпатичен.

Отвыкла – считать в умишке,
Трепать лошадку по холке,
Искать посуду и книжки
На рынке, на барахолке.

Отвыкла я – на десятку
Купить и мидий, и сидру.
За хлебом пойти в палатку —
И в речке заметить выдру.

Отвыкла. А что с Москвою,
с моим зеленым домишкой?
Засну – и над головою
Сынок с компьютерной мышкой.

Поди сюда, испанский мой сапог.
Мой робингуд, дубровский,
Мой цапок…
Мой чикатило, потрошитель мой.
Бери свой мячик – и пошли домой.

Не успела написать – никто не умер…
Как тотчас же и послышалось: бим-бом.
Надо впредь еще суметь,
Пока не сумер
Ки… суметь перенаправить
Землю лбом.

Стоит лоб подставить —
Влажный, воспаленный…
Иссеченный лицедейством
Белый лик…
Как кончается твоя нелепость с детством…
Перед вами
Недолепленный старик.

Но и так уже давно
смеяться больно.
Да и мальчика
Не видно с круглым лбом.

Беспорядочна болезнь.
Отвратна бойня.
И едва напишешь —
Слышится бим-бом.

Истинно вам говорю:
Что я ни сотворю,
Что только ни устрою —
Небо с землей мирю.

Истинно вам говорю:
Куда я ни посмотрю,
Там излечу ребенка,
Тут старика взбодрю.

Так ли уж я горда —
Ваша знает орда.
Все она точно знает:
Где я, зачем, куда…

Знать обо мне легко.
Я же недалеко,
Хлебом полна корзинка,
Теплое молоко.

Что же, что я тут гость?
Полная, видишь, горсть:
Творог свежее снега
И винограда гроздь.

Пойдем, отыщем замок наш.
Павлинов радужный плюмаж,
Коровок мягкое мычанье
И весь камиль-коро-пейзаж.

Пошли, проверим замок наш.
Идет зима, стоит шалаш.
Пруды, смотри-ка, не замерзли.
Весь в дымке – лебединый пляж.

Идем, посмотрим замок наш —
Там есть надстроенный этаж,
Такой чудной, паранормальный —
Для замка тоже пилотаж…

Здесь жил кузен Делакруа.
Всегда зеленая трава —
Взбодрит людей, животных вскормит.
Здесь даже я – вполне жива.

Давай, наш замок обойдем…
Под изнурительным дождем
Он выглядит совсем сиротски —
Но мы и это украдем.

В День святого Валентина —
Никакого никотина.
Никакого алкоголя.
Я – на родине де Голля…

Не ярмарка, а ярмарка, ребята…
Тут овощи – капуста, кабачки.
Ну, не жалей так сильно уж себя-то…
Мы не совсем старушки-старички.

Гляди, какие сельские бригады:
Из разных областей везут сыры.
Мы тоже бы могли тут быть, ребяты…
Когда б не ели с детства той муры,

Что нам преподносили педагоги.
Зачем же, величавы и убоги,
Они стояли и кормили нас??
Родная речь…
За три копейки квас…
За что они нас вообще кормили?
Они же нас до гроба утомили.
До гроба, да, до крышки гробовой.
Таков учитель был передовой.

А семьи наши?
Бабушки и деды?
Ну, из чего семейные обеды
Творили наши предки, расскажи?
Роскошные встречались типажи…

Из требухи нежданной, невозможной —
Из курицы худой, неосторожной,
Могли состряпать
Праздничный обед…
Ну, что поделать?
Если мяса нет…

Нет мяса.
Нет ни овощей, ни рыбы.
А ведь могли бы
Бабушки, могли бы…

Ты только дай им волю!
Рыбу дай.
Дай мясо.
Кабачки и помидоры.
Да бабушка
Задернула бы шторы,
Закрыла б двери
На большой замок —
Чтоб неприятель
Отобрать не мог…

Давай, попросим
Этот тонкий блинчик.
Съедим его…
Подумаем о личном…
О, тонкости французские,
Братва!..
О ярмарка…
О, кругом голова!..