Эварист Парни - Война богов
С в. Г в е н о л и й
Мой друг, ты — шарлатан!
Девкалион, Огигий...
М о и с е й
Правый боже!
Гвенолий наш учен!
С в. В л а с и й
Он просто пьян.
М о и с е й
Карп держит речь!
С в. В л а с и й
Он пьян, на то похоже.
М о и с е й
Наверное, в гроздях был скрыт дурман.
С в. К а р п
Верни же Вакху жезл его волшебный
И рог двойной, для пиршества потребный!
М о и с е й
Ей-богу, я нечаянно их взял.
С в. Г в е н о л и й
Он признает вину! Какой скандал!
С в. К а р п
А ваш Самсон, смешной и неуклюжий?
Он хуже Геркулеса, много хуже,
Хоть оба женщиной побеждены.
С в. Г в е н о л и й
А Иеффая глупая затея
Напоминает нам Идоменея.
М о и с е й
Вы замолчите ль, горе-болтуны?
С в. К а р п
Вы хвалите Навина, впав в гордыню
Он Амфиону плохо подражал:
Один построил пением твердыню,
Другой, фальшивя, стены разрушал.
М о и с е й
Несправедливо это замечанье!
Глумятся над евреями они,
Хотя давно б пропали без родни:
Коль уберут подпоры — рухнет зданье.
Христос-еврей; еврейка зачала
От Духа...
С в. Г в е н о л и й
Троица! Ха-ха! Не знают,
В чем превосходство этого числа,
И все ж его другим предпочитают.
Давным-давно на Инда берегах
Наводит Брама-Вишну-Шива страх.
М о и с е й
Так Троицу индусы тоже знали?
С в. Г в е н о л и й
Свою и египтяне почитали:
Изида, Гор, Озирис-Бог-отец
Мы Троицу увидим, наконец,
И в странах отдаленнейших. Сраженье
Мы с Троицей языческой ведем.
Ты убедишься, мой любезный, в том,
Что все это не ново, сочиненье
Философа Платона прочитав.
С в. К а р п
In vino veritas.[1] Он пьян, но прав.
С в. В л а с и й
По-гречески?
М о и с е й
Должно быть, по-латыни.
С в. В л а с и й
Вот пьянства вред! Он невменяем ныне.
Скажи, в Христа ты веришь, пустослов?
С в. К а р п
Так спрашивать, мой друг, неделикатно.
Distinguo.[2] Хоть я верую, понятно,
Что мудр Христос, но мало ль мудрецов?
Я чту и Зороастра, и Сократа,
И Лао-Цзы, седого азиата;
Им подражал Христос, и он не нов.
С в. Г в е н о л и й
А для чего, скажи без пререканий,
Для пьяниц воду превращать в вино?
Есть Филемон с Бавкидою давно,
И скверных нам не нужно подражаний.
М о и с е й
Что вижу я? Вдруг улыбаться стал
Ты, Иоанн?
С в. И о а н н
Смешно мне.
М о и с е й
О создатель!
С в. И о а н н
Выходит, что я просто подражатель?
М о и с е й
Но ты же сам о чуде рассказал.
С в. И о а н н
Я сам?
М о и с е й
Ну да.
С в. И о а н н
Узнайте, о тупицы:
Написаны евангелья страницы
Спустя сто лет не Марком, не Лукой,
И не Матфеем также, и не мной!
Мы неучены; где нам до писанья?
Сложили и «Апостолов деянья»
Монахи, но разумными никак
«Деянья» не назвать. Не приплетайте
Апостолов сюда, и не мешайте:
Как видите, мы заняты... Итак,
Оставьте нас, пожалуйста, в покое!
М о и с е й
Приди в себя! Да что это такое?
Не прикасайся к полным сим грудям,
Что прокляты...
С в. И о а н н
А, будь ты проклят сам!
С в. В л а с и й
Довольно споров! Толку в них немного.
Придется в рай идти, нужна подмога.
М о и с е й
Идем, друг Влас!
В с е с в я т ы е
Идите, добрый путь!
Мы об уходе вашем не жалеем!
Отделавшись от Власа с Моисеем,
Задумали святители чуть-чуть
Испробовать яд неги непривычной,
И было их блаженство безгранично.
С Теоной Карп любезничал. Чудак
Проговорил, заискивая так:
«Желал бы я, прелестная Теона,
Чтоб трапезу делила ты со мной».
Вакханка улыбнулась благосклонно
И съела ломтик просфоры сухой.
«Еще кусок?» Она не захотела:
«Хлеб пресноват». — «Да нет, то — божье тело!
У нас, святых, все — тайна. А теперь
Вот, выпей-ка! Глазам своим не верь:
Сие вино...» — «Вкусней вино Фалерна».
«Ты божью кровь вкушаешь!» — «Шутишь, верно!»
«Нет, не шучу. То — кровь, а не вино
Не бойся же! Пользительно оно:
Я тем вином болящих исцеляю.
Теперь и ты — святая, поздравляю!»
Гвенолия подход замысловат:
Ведь грешники по-разному грешат.
С Аглорою до неприличья пылок,
Он таинства высмеивает зло:
Кропит пьянящим соком он затылок
Хорошенькой вакханки, и чело,
И знаменье креста изображает.
«Во имя Купидона, — возглашает,
И Вакха, и Венеры пресвятой
Я совершаю таинство крещенья».
Сложив щепоть как для благословенья,
Касается щеки ее тугой.
«А это что такое?» — «Конфирмую
Тебя, дружок; напомнит голос мой
Тебе про долг приятный и простой.
Его тремя словами обрисую,
На них твой культ основан целиком
Сии слова: лоза, и мирт, и роза...
Ты поняла? Ну, к браку перейдем
Священником, супругом, женихом
Я стану сам. Скромней пусть будет поза!
Взор потупи, дабы изобразить,
Что девственна (чего не может быть)».
«Вот так?» — «Ну да. Теперь дай руку снова!
Ты в брак со мной вступить, скажи, готова?
Conjungo nos.[3] Соединят сейчас
Нас узы, что невидимы для глаз.
Пусть наш союз во всем преуспевает,
Желаний пыл пусть вечно возрастает,
Плодиться бог благословляет нас.
Теперь клянись, о милая супруга,
Что будешь мужу верною подругой».
«Но клятве я, конечно, изменю».
«Ну, ладно, ладно! К таинству другому
Я перейду, не менее святому.
То — исповедь. Секрет я сохраню;
Не лги, ответь: ты много ли грешила?
Что за грехи, признайся, совершила?»
«Мои грехи — особые грехи,
Их угадать нетрудно вам, хи-хи!»
«Так, понял я: Венерины забавы
А сколько раз?» — «Да не считала я».
«Ну, круглым счетом?» — «Десять тысяч». — «Право?
Не хвастайся! Как добрый судия,
Absolvo te[4] — грехи тебе прощаю,
Эпитимью за них я налагаю:
Со мною точно так же согреши!»
Но чу — набат! Гвенолий, поспеши!
Напрасный зов! Набата не услыша,
Он говорит: «К тебе я послан свыше,
Дабы во жрицы Вакха посвятить,
Амура тож. Для этого служенья
Дай, совершу я рукоположенье,
Подам пример, как их обоих чтить!»
О Дух святой! Напрасно я пытаюсь
Правдивым быть — писать я не решаюсь:
Ведь целомудрия я дал обет.
Гвенолий мой, ты не стоял, о нет!
Вот, покорен Амура сладкой властью,
Вздыхая томно, молвит наш святой:
«О душенька! О милый ангел мой!»
Аглора, вся охваченная страстью,
Шепнула: «Очень рада я причастью».
И таинство он совершает вновь,
Лобзаньями, волнующими кровь,
Он покрывает грудь ее и руки,
И ноги, нечестивец, без стыда...
«А это что? Соборованье, да?»
«На случай путешествия, разлуки
На землю ты идешь, чтоб меж людьми,
Под сенью виноградников Цитеры
Распространять культ Вакха и Венеры;
Напутствие последнее прими!»
Все под руку с вакханками, все пьяны.
Тут прочие святые к ним идут.
Себя предосудительно ведут
Отступники, весельем обуянны:
Шатаются и чепуху плетут,
Красоток хороводом обступают,
Танцуют, взявшись за руки, орут,
Хохочут, и бранятся, и толкают
Друг друга, обнимаются, поют:
«Где троица? Да вот же, недалечко:
Уста, и грудь, и некое местечко!
На небе любят, любят на земле.
Ту троицу мы видим, осязаем,
Ласкаем, беспрепятственно лобзаем...
Амуру и Венере — эвоэ!
Волшебная была у Вакха палка,
Ее сменил жезл Моисея... Жалко!
К какой же мы приложимся струе?
Прочь палку ту, что воду исторгала!
Ведь нам вино другая даровала.
Лозе и Вакху — слава, эвоэ!»
Внезапно глас Нептуна раздается:
«Покончить вам с утехами придется!
Из рая многочисленный отряд
К нам движется. Девицы, берегитесь!
Вы также, преподобные, вернитесь
Иначе угодите прямо в ад».
«Ни шагу мы не сделаем назад!»
Так Исраил ответил громогласно
За ним Гвенолий: «Мы им зададим!»
Рек Иоанн: «Уж мы им всыплем, ясно!
Добавил Карп: «И тошно станет им!»
Освободиться хочет он напрасно
Из рук своей любовницы прекрасной
(Они в него вцепились как клещи)
Смеясь, героев тянут за плащи.
Сперва они готовились сразиться,
И кулаки сжимали, чтобы биться;
Грозясь и хорохорясь без конца,
Икотою слова перемежая,
Нетвердою походкою ступая,
Они дошли до самого дворца
И на Олимп в конце концов попали.
Устав от непривычных вакханалий,
Все четверо уснули крепким сном,
Ни «Отче наш», ни «Деву» не читая
Сон, маками их щедро осыпая,
Приосенил пьянчуг своим крылом.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ