Нелли Закс - Звездное затмение

Позади губ
ждет несказанное
рвет пуповину
слов

Мученическая смерть букв
урна рта
духовное вознесение
из боли режущей —

Но дыхание внутренней речи
сквозь жалобную стену воздуха
веет исповедью разрешившейся от бремени
тайн
никнет в убежище
мировой раны
еще в своей кончине
Б-га подслушав

Все землемерные пальцы
поднимаются
от границ праха
и
усеянный глазами
херувимский платок на висках
так взор глядит
сквозь опустошенную линзу солнца.

Нападает сон на крыши и стены.

И ангел покинул нас
увенчанный грезой.

Шурша мимо слуха
парóм
проникнутый тобой

Мы
только мы

Запугана
единорогом Болью пронзена —

Стражник
стражник
ночь уже прошла?

Драма — черная эпоха —
с бесконечными речами
губы замкнуты колючкой.

Молнии окаменели солью
точат покаянье
погребенное в крови —

Стражник
стражник
Господу скажи:
выстрадано все

и
время зажигать
костры
утро поет
и ночная кровь
с криком петушиным
должна пролиться —

Отвернувшись,
жду я тебя,
далеко ты от живых
или близко.

Отвернувшись,
жду я тебя,
ибо не подобает
силками желания
ловить вольноотпущенников,
еще увенчанных
короной планетного праха. —

Любовь — растение в песках,
горит пламенем
и не сгорает.

Отвернувшись,
жду я тебя.

Сноп молний
чужая власть
захватывает
эту бумажную пашню
слова пламенеют
смертельное понимание
гром ударяет в дом
где были похороны.

С этой жизнью распространившись
этот почерк поглощая
из единственной секунды
свою белую корону
молчаливую корону
вознесет к тебе в блаженство
сокровенный океан —

И всегда
волхвы читающие небо
за дверями притворенными
или
назад к звездам вырастая
зеркальными письменами —

и соленые крылья
пахнущие морем
сложенные у порога
и рыбачьи сети
всегда развешенные для просушки —

И белыми молниями жилы озарения
давно уже проникшие в данииловы грезы
Овеивает что-то
ветром волосы нашего незнания?

Вычерпан ли камень смертью
вплоть до праха?

Море
на коленях поет пророчества
в раковину уха
предсказанная звездная геометрия
в медовых сотах
чтобы солнце стало сладким?

Циклы любви
прозрачной словно хрусталь
пределы она перерастая?

Пеплом
только перевязана боль света
на земле?

Освободившись
от сна
великие сумерки
угольных лесов
выпрямятся
сбросят
мерцающую листву
световых лет
и свою душу откроют —

Богомольцы
голые
из молний
и песнь из пламени
на коленях
тычась
рогами неистовства
снова на рифах начала
у мира свивающейся музыки
матерей — волн.

Так я бежала из слова:

Кусок ночи,
разглаженный руками,
всего лишь весы,
чтобы взвешивать бегство.
Это звездное время
поникло в прах,
где следы остались.

Теперь поздно.
Легкость ушла из меня,
как и тяжесть.
Плечи уже прочь плывут
облаками,
руки мои —
без ноши.

Темнота — всегда цвет тоски по родине.

Так снова ночь
овладевает мной.

Кто
придет с земли
луну потрогать
или
другой небесный минерал в цвету
выстрелом
воспоминания
он высоко подпрыгнет
от взрывчатого томления
ибо
из раскрашенной земной ночи
окрылены его молитвы
из дневных уничтожений
ища дороги глазами внутрь

Кратер и сушь — море
наполненное слезами
в звездных пространствах останавливаясь
на пути в нетленное

Везде земля
строит колонии тоски по родине
не приземлишься
в океанах ненасытной крови
остается качаться
в световой музыке отлива и прилива
только качаться
в ритме неуязвимого
вечного знака:
Жизнь — Смерть —

Ты
в ночи
отвыкаешь от мира
издали издали
разрисовал твой палец ледяную пещеру
певучей картой сокровенного моря
которое собрало в раковину твоего уха ноты
строительные камни для моста
отсюда туда
точнейшая задача
решение которой
мертвым даровано.

Рот
сосущий смерть
и звездные лучи
с тайнами крови
отрываются от жилы
где мир утолял жажду
и цвел

Смерть
занимает свой наблюдательный пункт из молчания
и глаз без взоров
безысходной заброшенности в прахе
переступает через порог зрения
пока драма времени
благословляется
за своим платком в ледяном поту.

Напрасно
письма сжигаешь
в ночь ночей
на костре бегства
ибо выпутывается любовь из их колючего куста
исхлестанная в мученичестве
и начинает уже огненными языками
целовать свое невидимое небо
когда ночная стража отбрасывает тени на стену
и воздух
с дрожью предчувствуя
петлю настигающего преследователя
молится:

Подожди
пока буквы возвратятся
из раскаленной пустыни
съеденные святыми ртами
Подожди
пока духовная геология любви
раскопанная
прожжет свою эпоху
и светясь перстами святыми
вновь найдет свое творческое слово:
там на бумаге
что поет умирая:
В начале был
в начале
был
любимый
был.

Ничего нет
над водами
и вот уже висит на ресницах
лебединая геометрия
в воде коренится
вьется
вновь клонится
прах глотая
вместе с воздухом участвуя
во Вселенной.

Это осталось —
вместе с моим миром ты выселилась,
комета смерти.
Осталось объятие пустоты.
Катится колечко,
потеряв свой палец

Снова мрак
перед сотворением,
закон скорби.
Стерлась беззаботная позолота
ночи,
которую позволял себе день.

Каллиграфия тени
вместо наследства.

Пейзажи, окрашенные зеленью,
со своими пророческими водами,
выпитыми
в тупиках темноты.

Кровать, стул и стол
выскользнули на цыпочках из комнаты
вслед за волосом расставанья. —

Все вместе с тобою выселилось.
Все мое достояние отобрано.
Пей же теперь самое дорогое,
слова моего дыхания,
пока я не онемею.