Дмитрий Воденников - Обещание

...а кто-то ведь пытался жить —
в моих стихах, в моих осинах.
А я все спал – в руках твоих —
невыносимых.
Но надоело мне – как раненая птица,
спасать птенцов, камлать – как на войне —
ведь я хочу еще —
тебе, тебе! – присниться:
в очках и без очков – в предельной наготе.
Ведь я и сам еще – хочу себя увидеть
без книг и без стихов (в них – невозможно – жить!). —
Я это говорю
не чтобы их – обидеть,
а чтобы – оскорбить.
Чтоб их – ликующая, смешанная – стая
обрушилась, упала (гогоча),
мне прям на голову —
так – чтоб меня не стало,
точней: не стало – прежнего – меня.
...Я это говорю, как водится,
раздельно,
понятно, образно, на русском языке.
Я это говорю
не для кого – отдельно,
а всем – конкретно, каждому, тебе!
Да, я хочу кому-нибудь присниться —
в очках и без очков, без челки, в пиджаке, —
как белый лист,
как чистая страница,
как первый снег – в предельной простоте.
Вот будет номер! – если (будто в детстве)
с открытым лбом
я вдруг пойму тогда,
что – и одетому – мне никуда не деться
от проступающего, как пятно, – стыда.
...Но тут же! —
негодующая стая
моих стихов,
простившая меня, –
ты! – защитишь меня,
со всех сторон – сжимая,
вытягивая шеи,
выгибая —
галдя, топча, калеча, гогоча...

НУ, ВОТ И ВСЁ.

...только, может быть,
сразу, сразу?..
– Не распробовал я, не смог:
соловьиное твое мясо,
густо-розовую заразу,
соболиный твой крик,
сынок...

А то, что мне объятий не хватало,
так это, деточка, все как бы да кабы. —
Зато хватило – голоса, металла,
таблеток, алкоголя, мужества, судьбы...
Зато хватило мне – метафор и деталей,
ума хватило – все перебелить:
что ни строфа – желание ударить,
что ни абзац – то просьба пристрелить.
Несешь себя – как вывих, как припадок
(два соболя + соловей – внутри),
несешь себя – как соловья – в подарок! —
глядишь, – уже обратно принесли.
Я уговаривал: давай еще, подтянем,
ну что же ты? – ведь Ты ж меня любил! —
я говорил: царапается, тянет...
(Я все это напрасно говорил).
Не бойся, соболь, – я тебя не выдам,
я больше никого не выдаю.
Но ты, ты должен знать, где есть отдельный выход,
в густые заросли, в высокую траву.
Как быстро ты – скребешься, роешь, лаешь,
как будто чуешь пулю – между глаз!
Не рой так быстро (ты же мой – товарищ),
но, видно, нет – товарищей – у нас.
А если нет – за синею горою
найдешь себе – другую западню!
Беги отсюда, я тебя – не скрою,
я сам тебя, как выкуп, выдаю...
Они убьют тебя, они тебя – не знают
(как облаком – накрыв твою семью),
здесь травят – грамотно, здесь – правильно стреляют
(я, кстати, многим здрасте – говорю).
О, как же он бежал,
с беременной женою,
с летящим соловьем – по млечному пути!..
Не бойся, мальчик, – я тебя прикрою.
Я пошутил (...чтоб ты – успел – уйти...).
...Что ни строка – то приступ и припадок,
что ни рука – то выстрел и отстрел.
Ты извини, что скромный мой подарок
от крови внутренней набряк и отсырел.
Да, были безобразны – эти роды,
но я горжусь, что сексуальный голос мой
был утешеньем моего народа
(а мой народ – за синею горой!).
Я счастлив – оттого, что в общей куче
они прогрызли, как рюкзак, – меня,
и что они (не я!) бессмертны и живучи,
как жизнь, как мужество, как молодость моя.
...Но что же делать мне теперь –
с самим собою
(уже без всех метафор), боже мой,
и что это за облако такое? –
как облако, – нависло – надо мной...
А, что – я, собственно, здесь собираюсь делать,
и для чего? – стихи свои читать?
Стихотворение – качнулось, как поэма.
Мне все равно, как это называть...
Четвертый день (при этом хорошея)
я задыхаюсь, глядя в темноту,
я чувствую – испарину на шее, –
не ту я чувствую испарину, не ту!
Я – спас тебя: мой соловьиный вывих,
соболий выдох, лошадиный храп. —
Теперь я должен знать, где мой – отдельный! – выход,
стоп-кран, трамплин,
огнетушитель, трап.
Я должен знать, где мой – прощальный – выход,
высокий купол, ноги – в темноту.
...Стихотворение кончается – как выхлоп.
Я с этим – согласиться – не могу.
Стихотворение кончается – как тара,
его нельзя до неприличья длить.
Ты извини, что терпкий мой подарок
осыпался – пока его несли.
...Четвертого дыханья – не бывает,
но – мы узнали это – только что.
Ты спрячь меня, как доллары – в кармане
(как неисполненное обещанье),
Ты убери меня, как варежки – в пальто.
А я – прощу – Тебе, что этот воздух хлипкий
раскрылся будто парашют во рту. –
...Стихотворение кончается – как всхлипы.
Я с этим – тоже – примириться не могу!
Я знаю, что мы этого не любим,
но я люблю (точней, любил – тогда):
строфа всегда —
как обращенье к людям,
строка всегда – как помощь, как рука!
...Стихотворение – кончается как выпад
(не ты – его, оно – тебя – жует),
стихотворение кончается как выбор!
...как человек, как воздух, как живот...
Стихотворение кончается – как счастье
(...как убедительно меня устроил ты,
из мелких роз, из позвонков хрустящих,
из жирных хризантем, молочной кислоты.
Я – бело-красная поленница живая,
там, на морозе, ты сложил – меня,
а мне – без разницы, я пальцы – разжимаю:
хреновая! – поленница Твоя!).
...О, как же он летел,
как падал – постепенно,
как стукался о выступ, воздух, наст!..
И это больше – всех стихотворений,
всех наших жалких – говорений, фраз!
Но я скажу! – Никто, никто не падал,
а просто – жизнь, цветная наша жизнь
качнулась на краю – а никому не надо,
в буквальном смысле: даже нам – не надо.
А ты – буквально! – падай, – но держись!
Ну, что же ты, давай – иначе не исправишь:
вставай, иди, гляди! –
я говорю себе —
я говорю тебе (ведь я же твой товарищ!) —
да нет, не на меня! – на свет гляди, на свет!
Как и обещано – ни поздно и ни рано
(...во что – Ты превращаешь
жизнь мою!) —
стихотворение – кончается – как драма,
творожным облаком
качнувшись – на краю...
...Еще успеем мы (и Ты еще успеешь!) —
свою цветущую поленницу свалить,
и я успею – эту жизнь и шею
как грубую одежду доносить.
Когда же нас – обыщут и разденут,
положат на носилки – понесут,
тогда – узнаем мы,
какие хризантемы —
какими шапками —
в твоем снегу – растут!
Жизнь – нам подсовывает смерть,
как быстрый выход,
смерть – нам подсовывает жизнь,
как свой итог:
стихотворенье – начинается как выдох,
стихотворение – кончается как вздох.
То как испарина, предсмертная ночная,
а то, как утренняя радость – в первый раз!
Я ничего про выходы – не знаю.
Я знаю, что все – кончилось! – сейчас.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А я еще ловлю себя – как выкуп,
а я держу себя – за соловья в снегу.
...А Ты меня несешь как долгий вдох и выдох, —
(и как не устаешь – так долго! – на весу).
А я он вот – твой кожаный подарок,
возьми меня – за горло, за крыло...
Стихотворение —
кончается ударом.
Нет, этой нежностью – кончается оно.
август – октябрь 2001