Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

парнасский склон
Омир шум лир в крылопареньи
одическом: на русский клен
слетали сирины прельщенья
парнасских девушек венок

у мурманских брегов студеных
с читалагайской высоты
наш таинственник муз мечты
им воссылал в непревзойденных
парящих пламенных строках –
начальных нежной русской музы:
ложноклассические узы
на грубых варварских руках

и только раз шумела лира
Дыханием Господних Уст
раз – под перстами Гавриила

от века свет Пленира! пуст
лиш ночью где-то на дороге
коловращенья беглецу
дано видение о Боге
кибитка к тайному крыльцу
бег от богов земных – Плениры –
от гордых глав градов – от сел
в навершии надумных сил
в навершии российской лиры
там в глуш не стиксову едва
там в светлость тесную лампады
вошли миров иных громады
почти несмертные слова

прославивший словами слог
невысловимый: чьим верховным
и первым словом было Бог
державно лиры шум греховный
преобративший в святсвятсвят
как стены облетает свет
от огненного водобега
узревший и слыхавший Бога
такой какому равных нет

соделывая боговидным
тот лад столетья пережил
что он в парении безвидном
на прах бумаги положил
от глаз его ненасыщонных
глаз током слезным орошонных
ещо ручьится умный свет
на лëт – полетом освящонных
его ему загробных – лет

с тех пор мы два познали мира
живя в одном паря в другом
громов исполненная лира
и звуков скудное вино
перстом нам кажет страх на оный
недоброхотства след стихий
но если рушатся законы
миродвиженья – есть стихи

лиш песнь в безумие в усталость
весть смеет смелую подать
огромность каждую и малость
очеловечив сочетать
и языком символов чистым
творить в высоком складе слов
из стихотворца одописца
читателей–богочтецов

и я был в отроках направлен
в ту пустынь рифм и связь существ
там зрел в навершии поставлен
одических и диких мест
Добротолюбия законом
российской светлостью стихов
в том облачном отвечном оном
к богооткрытию готов

а ныне стихли леты – боги
жизнь нудит должно быть и я
длю сквозь тяготы и тревоги
пустынножитье бытия
взгляну назад – зияет бездна
до стиксовых немых полей
вперед взгляну – там тот же без дна
провал зодиакальный вей

но и в сей час в вей внешний взмаха
последний отпуская вздох
просить я буду: в персты праха
подай мне ближний Оду Бог

в тот домик вещих навождений
опасных шуток пиерид
куда был завлечон евгений
сей предок невских привидений
где бес приняв служанки вид
тайком щетину брил с ланит
где и поныне простодушно
картонный самовар радушно
вьет пар бумажный и за ним
где мнится Пушкиным Тувим

в тот домик смытый наводненьем
прибитый стиксовой струей
к несуществующим селеньям
кочующим в земле чужой

пир иностранных философов
и разных непростых гостей
сзывает нынче Философов –
в сень зыбкую родных теней

идет улыбки расточая
(за ним выносит Коваль плед)
жмет руки лица примечая
на нем по-старчески берет
без пальцев старые перчатки
но сей скитальческий наряд
венчают гордые повадки
но реч резка но зорок взгляд
он сам собраньем руководит
калач сам режет он и уж
готовя выговор находит
философическую чуш

круг неучтивейших проделок:
зачем оратор вздор понес
зачем на донышках тарелок
картонных Чапский чертит нос
Чехович точит эпиграмму
я «протокол» строчу упрямо
Бэ тяжкодумит Зэт косит
через плечо на чьи-то косы
когда решаются вопросы
времен последних – в нас вперен
глаз вопиющего с испугом

и мировой оксиморон
топорщится квадратным кругом

вонзен пытливохладный взгляд
в сей строй идей им здесь сличонных
соединенных в дивный ряд
и без пощады обличонных
не буколический приют –
пресс умозрительной машины
все исторические вины
все тени ожидает тут

так посреди своих скитаний
укрытый мглой богини дланей
глубин познаний новых из
смотрел на пир чужой Улисс

три поколения с улыбкой
в мигнувший объектив глядят
что миг неповторимый зыбкий
минутной встречи вертоград
на лицах солнечные пятна
все что превратно невозвратно –
запечатлеть бесстрастно рад

волынской пустынки отроги
где внук Никитушка растет
куда ещо нисходят боги
вкушать оставив лиры мед
где демоны на состязанье
под видом гневных пиерид
слетаются и кифарид
магические заклинанья
забытый смертными творит

он тайночтец и ясновидец
сновидец гностик орфик маг
божественных пиров совидец
таинственных хранитель благ

сюда пыля на мир на травы
минуя тыкв гигантских бус
в полях разбросанные главы
меня проносит автобус
на крайний холм земли взлетает
и в клубах пыли оставляет
в пещ огненную бросив дня
но Александр Алексеич
рукопростертый возникает
из клубов пыли на меня
смешок стыдливый полупряча
лобзает и грядем в поля
– какая милая удача
отшельников смиренных для!

– вот здесь трудятся мирно пчолки
мед сладок только жала колки
вот виноградник мой растут
три лозки прозябая тут
в порядке всë: дождался платы
богов поденщик их – пиит
оспорить смевший пиерид
а вот домашние пенаты

и входим в бедные палаты
крылечком ветхоньким где дух
осенний яблочный и мух
пыль подымающих крылами
столпы идущие над нами
встающие рядами волн
поля – внизу Горыни змейка
увенчанный древами холм
и на краю его скамейка
отдохновенья и бесед
тиш скажеш? тиш но почва эта
таит засветный узкий след
не верь смирению поэта
когда из за копны вот вот
бесенок рыжий рожки кажет
то выглянет то пропадет
пусть мне хозяин после скажет
что то зайчиха а не бес
а лесовик который лез
ко мне косматый и рогатый
клокочась мохом точно ватой
в ту ноч? он то же? тоже дух!
а рама с сеткою от мух –
кем в сетке бреш пробита! шкуру
кто шерстью ободрал на ней?

и страшно страшно мне ей ей
за пахоря лазури Юру

он вечно сонный грезит раем
крылатым роем окружаем
он сомневается: стихи –
ведь это демонов ловитвы
ещо пытается грехи
метафор превращать в молитвы
но бес поэзии прельстив
уже творит из жизни миф
со мной язычником сближает
а в это лето соблазнит
места узнать где кифарид
с богами тяжбу продолжает

уже Кондратьев с ним идет
смешок стыдливый полупряча
ему задачи задает
ещо ещо одна задача
экзаменаторский смешок
а с камня хмурится божок
крылит над садом эвменида
бежит в Горынь толпа менад
Горация и Эврипида
седые имена звучат –
вторая Юрина натура
и выдержал экзамен Юра

теперь спешим направить мы
в век золотой из нашей тьмы
совидца Первого Свиданья
последние воспоминанья
следить не отрывая глаз
об Анненском его рассказ
о днях ещо начальных Блока –
его не ценит так высоко
в духовном строгий кифарид:
вотще прославился пиит
о многих славах преходящих
но Брюсов – Брюсов это был
маг из блаженных настоящих
смирителей стихийных сил

едва ли этой ночью спится
хозяину и нам не в сон
спросонья муха устремится
в струну гитарную и звон
засветный постоит над нами
мы в круге волховском стихами
магически очерчен он:
в них клики диких заклинаний
судьбу Загрееву гласят
мешаясь с воплями камланий
болотной нечести бесят
в них Матери непостижимой
в веках блаженно недвижимой
цветет небесный вертоград
меняет утленькую форму
метрических первооснов
в магических системы формул
орфическая сила слов

но нас сообщников союза
хранит таинственная муза
сей сладкий демон
красота
бессонная томит уста