Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

три племени – три поколенья
не временем разделены
в стихиях в буре по колени
ведущие раздел – они
три поколения – три дела
судьбою старшего стал меч
судьбою младшего стал матч
в ристалищ пыль и лавр и тело
а нам достался луч – высот
над миром чистые скрижали
мы шли из века в век мы знали
высокий горний переход

пропят поят размыкан миром
так в распре ликой брат Загрей
и с луко-лавро-носцем-лиро
и с добрым пастырем теней

на диком отрочестве нашем
срок выжег огненный печать
о! смерти кроющая пашни
тяжелокрылая печаль
был черноогненного феба
дыханьем страх земли палим
а нам – волчцы златые: неба
стезя по ней ступали мы
мы шли свободно выбирая
меж всех писаний цветников
от вечной трапезы вкушая
в веках глаголавших богов

два чорных кратера созвездных
страж времени держал был ток
меж ними огненный: не тек
разил соединяя бездны

мы ждали жизни а пока
не в жалобу не в мрак не в плети
но в мудрость шли нам апока-
липсические годы эти
прозрачнясь мы теряли вес
пока учился смертник ползать
нашли божественную пользу
вне-временье открыли в без-

мы знали труд – на трут ударом
кидать в прозрачный крин-ладонь
свет и труда высоким даром
фаворский высекли огонь

чтоб не была попалена
виденьем вышним тварь – духовной
сей слепотой одарена
она: скудельной не греховной
а нам иной был страшный дар:
разверстости – на тайны – ока
виссон из сонц, вселенский град
на вечности горе высокой
в навершии надумных сил
соделыватель боговидным
свет невещественный явил
блаженства длительности дивной

отъединенность возлюбя
вкушались искупаясь числясь
все что окинуть можно мыслью
собравши в умный круг в себя
и видели: где низость стынет
в свой молнийный взираясь век –
по скользкой от убийств пустыне
грядет небесный человек

дано отмеченным бывает
сойти в себя в сей умный круг
в такое в где обитает
тысяче-лик-крыл-серд и -рук
царь нижнего коловращенья
из узкого в безмерность вне
путь указующий из тленья
в виденьи, в'иденьи и сне

не праотец ли множа перстность
путь смерти пожелал открыть
(чтоб показать его бессмертность
и в светлость перстность обратить)
на брег опустошонной суши
в плеск герметической реки
где в уточненном виде души
неточной персти двойники

наш древний Род или Шаддай
над планом жизней бдел ночами
но светлость некую душа
в себе содержит от начала
мир невещественный тая
с годами возвышает голос
и тайный свет уже тот – я
держащий огнь в ладони голой.

используй время! голод в пост
преобрати вкушайся слушай
и древовиден будет рост
посеянной вселенной в душу

в тоске свободы и тюрьмы
пророческим предупрежденьем
был сей завет и поколенья
его отвергли но не мы
что нам за это! отчужденье
– двуострый избранных меч ты –
соблазны самоутвержденья
опустошенья и мечты.

пусть эту жизнь свою дострою
до дней когда в глазах судьбы
уитмэновской бородою
обкинусь – пухом голубым
ее душистое касанье
полутелесность мудрый дым
покажутся ли осияньем
им персть избравшим молодым

но паки царством возмещенья
был семидневнонощный пир
тайн новоявленных мещенье
разверстый в самых недрах мир
рентгеновидно обличонной
природы перстной единство
первичный подлинник, сличонный
с привычной копией всего

мы были м.б. грубы
такими делало нас знанье
духовных видений труды
и с крылоносными братанье
тайн близость в легкосердый час
кощунством речи обращает,
и люди избегали нас
как смертный бездны избегает
совлекшись века и одежд
любили мы скакать нагими
когда нагой хлестал нас дождь
скользя вселенной под ногами
совидцем на пиру богов
трудиться духом в разговоре
бессилье человечих слов
на шутовском пытать соборе

потом проект всезвездный – храм
высчитывать в уединеньи
праангельское воспаренье
взносящее на крыльях прах

врастающий в небооснову
нам корень жизни зреть дано,
исток невысловимый слова,
его гномическое дно.

бессмертные все эти слоги:
Бог – страсть – смерть – я
слагали тайнописью строгий
начальный искус бытия

от слова слава естества
и лествица рукописанья
нет песням большего родства
молитвенного послушанья
дыханье духа – дышит персть
и дышит дух и прекращенье
дыхания в обоих – смерть

сияний умовых мещенье
цветы мистических пустынь
надсущный хлеб всем хлебам вышний

ноч этой жизни провести
дай серцу с бодрствующей мыслью
ей м.б. дано вступить
с тобой на неземную сушу
чтоб из ума не исступить
бессмертьем убезмолви душу
во глубь себя сведи свой ум
когда же вкусит средоточья –
от сих сердечных мест и дум
сам отдалиться не захочет

ума блаженства надлежит
питанья серца сделать делом
предел молитвенный лежит
за тайны сущего пределом
дыханья мерные пути –
путь нисхожденья в душу Бога
познав сие принудь войти
молитвословье сей дорогой
и век придет: молитв слова
биением сердечным станут
кровососущим током – тварь
творящим псалмопевным тоном

венец молитвенный велик
вот гусль давидова да видит
ее приявший славы лик
и подражателя Давида
да чтут закон его ладов
слов-звуков правило кованья:
лицо есть лик возликованья
как ладом есть твоя ладонь

свидетель жизни иссяканья
к застывшей цепи форм привык
лиц опрометного избранья
невероятен нам язык.
лиш древний видел расчлененье
в живом причины всех начал
и перемены воплощенья
единым тайно нарекал

но паки оборотень духов –
тысячерящаяся плоть
цель язней жизней зрений слухов –
всех нас касается Господь
в ком! в друге в твари ль в муже-ладе
в чом! в глине в древе ли в лице ль
и молим мы ему и гладим
не ведая что это – цель.

от мрака хладного фиалок
надгробная душиста тень
день полным грозовым фиалом
на дне скрывает кость и тлен

и друг на корточках вникает
смесив писанья всех веков
праматерь смертная какая
возжгла светильник в 7 грехов

уединительные слезы
в отъединеньи были мы
и по лесу бродили козы
щипля фиалки и псалмы