Новелла Матвеева - Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Певец растленья маленьких детей!
Накалыватель бабочек на спицу!
В курортной романистике твоей
Я чую грифа! Зрю гиену-псицу!

А кто тебе сказал, что ты звезда?
Да; иногда бывает гений грубым.
Но смачным — никогда. Но красногубым,
Но масляным, но хищным — никогда.

Вернулся к нам, однако ж, Мезозой.
И где бы он тебе ни кинул «Здравствуй», —
Уж из камней выглядывает глаз твой
Под крокодильей чувственной слезой.

И уж ходить не надо за экватор,
Чтобы с тобой столкнуться, аллигатор!

Распахнувшая пурпур свой,
Вновь болезненно сжала
Лепестки с морозной росой
Чаша розы. Держава,

На багор навалясь, бросив рупор,
Ту страну оттолкнула,
Где до времени роза пурпур
На ветру распахнула.

Погляди! — Литва отплывает
На отколотой льдине
С тихой женщиной посередине,
Той, каких не бывает!

Её дело — стихов её свитки.
Её имя — Янина.
Скрип её заповедной калитки —
Словно звон пианино.

Погляди: под ноябрьскою тучей
В океан, полагаясь на случай,
Вильнюс мчит с ускореньем!
Сообщая холодный, горючий,
Водяной вкус — кореньям;

Всем кореньям, куреньям, соленьям,
Спящим в каждой квартире
(Дух крысиной кладовки
С оленьим
Силуэтом на сыре).

Дух невольничьих трюмов (где трюфли
Не растут) — колоссален!
Стенки трюмные влагой набухли…
Но и льдины уж нет… Пересядем

Под обноски снастей не поющих,
Парусов не надутых…
Мчат пловцы промеж бурь вопиющих
В те края, где не ждут их.

В неисправных бесправных просторах
Ничего им не светит.
Трюмных крыс, на предательство скорых,
Там, как родичей, встретят.

Но не нужен там ясень карминовый,
Серых башен камень наследный;
Там не надобны: ни соловьиный
Саломеи[72] напев, ни Янины
Стих последний и хрип последний.

Спасибо за осень!
(Но дело не в грядках,
Не в грузе плодов, ослепляюще-сладких,
Не в кадках с продавленным дном, —
Не полно ли о съестном?)

        Спасибо за то, что тропинки не круты,
        Что вечность вмещается в ёмкость минуты,
        Что можно себе повелеть
        Не слишком о лете
        Жалеть.

Спасибо за осень с оранжевым клёном,
За озеро с полупрозрачным тритоном,
За этот нежданный покой,
За отдых, желанный такой!

        За то, что аллея не вдруг поредела.
        Что поздно менять, — подвергать
                                                     переделу
        Удачно сложившийся день.
        Что в бездны глядеть было лень…

Что завтра? Уж так ли она безгранична —
Жизнь красок? Но, как бы там ни было,
                                                     нынче —
Я знаю, что есть у меня
Цвет неба вчерашнего дня!

        Весна уязвима. У красного лета
        И недруги есть и завистники где-то…
        Спасибо за осень! — за то,
        Чего не отнимет никто.

Спасибо за осень с кудрявой травою.
За греющий свет кирпичей под листвою.
За строчку из «Аннабель Ли».
За солнце у края земли.

        За первые звёзды, зеркально-гранёны.
        За ветер… За ясеня лист обронённый…
        За то, что минуту вернуть
        Нельзя. А вернув, — обмануть
        Нельзя. Спасибо за осень!

Люблю толковый детектив!
Где рыщет ловкий коллектив
Сыскменов! Где лежит, шикарен,
На нежном бархате — алмаз, —
В лучах, — как в иглах дикобраз
Или как палица с шипами…

Нет! — как морозная звезда
В Рождественскую Ночь! Когда
Метель, как терние, колюча;
Когда со снегом, с талым льдом
За Лестрейдом влетает в дом
Сплошных упущенностей туча…

Люблю, когда на Бейкер-стрит
Ленивых мистер Холмс корит
То за одно, то за другое…
(Вот чей высокомерный вид
Не спесь дурацкую таит,
А преднамеренье благое!)

— Взгляните, доктор Ватсон, сэр,
На это блюдце, например;
Что скажет вам его каёмка?
— В ней тоже прячется злодей?
— Нет. Но для вдумчивых людей
Любая вещь — наукоёмка.
В наружной простоте своей…

Часы летят… А мы читаем…
Что делать, если попадаем
За то у снобов под клише!
Мы не художники Монмартра,
Мы не поклонники поп-арта,
Но детектив — нам по душе.

Чего ж мы ищем в этих книгах?
Давно освоясь в их интригах,
Что видим там? Всего скорей —
Те перекуры в Скотленд-Ярде
И то, как ночью на бильярде
Лежат лучи от фонарей…

Не кровь убитых нас влечёт,
Не кровь пугает. Бойся тот,
Кто к преступлению способен
(За что и сыщиков клянёт)!
А наш — беспечен и незлобен
К таким историям подход.

Мы знаем, что НЕ МЫ убийцы,
НЕ МЫ — лжецы и кровопийцы;
Хоть и грешны по мелочам, —
Мы в этом смысле бьём баклуши.
И жертв замученные души
НЕ К НАМ приходят по ночам.

Вот почему и в детективах
Мы верим в сыщиков учтивых,
В бесстрашных праведных судей, —
В мир, где инспектор неподкупен,
Преступник — ЗНАЕТ, что преступен,
Злодей — НЕ РАД, что он злодей!

Где чёрное, промежду делом,
Ещё не называют белым.
Есть глупость. Но ещё нигде
Не выдают на том этапе
Фигуры «Без порток, а в шляпе»
За «Обнажённых в канотье»!

Мир, где прослоечное тесто
Сидит в квашне и знает место.
Где ни единый идиот
Ни за какие «перестройки»
Певичку и певца прослойки
«Народными» — не назовёт!

Где типов масляных и сальных
Пока не числят — в колоссальных
Героях Шпаги и Пера.
А в плагиаторах нахальных —
Не чтят колоссов эпохальных,
Отлитых сплошь из серебра…

Не перешло ещё в методу —
Чтоб напроказившим — свободу,
А жертву — накрепко связать!
Для персонажей детектива
Добропорядочность не диво.
Но… что об Авторе сказать?

Отстав от Диккенса во многом,
Он тоже КЛАССИК перед Богом;
Клеймит нечестье,
Чтит Закон,
Часы по классикам сверяет.
И матюгов не повторяет
За уголовниками он.

А нынче — швабрам голос даден,
По мненью коих… «кровожаден»
Любой, кто требует Суда!
Самих убийц — не числят злыми.
Как будто кровь убитых ими
Не кровь, а просто так… вода!

Ты, отводящий тяжесть кары
От рассыпающих удары,
От исполнителей расправ,
Не ты ли (что всего ужасней)
И есть заказчик ЭТИХ казней?
И потому — чем безнаказанней,
Тем лучше для тебя? Ты прав!

По-своему, по-людоедски.
И в полном смысле — по-мудрецки.
(Ведь, если человек — мудрец,
То это, кажется, надолго?)
Но ты мне гнусен, балаболка,
«Свободолюбца» образец!

С открытой казнью споря гласно,
Ты притворяешься напрасно:
Ты всё равно её творишь, —
Но по секрету (в ночь и в темень!),
Казнь тайную! Зато — над теми,
Кого ты сам приговоришь!

        …Люблю старинный детектив,
        Где, незадачлив, но правдив,
        Грустит в курилке сыщик младший
        (Поди — профессию освой!),
        Где нарушитель, — ангел падший,
        Позор оплакивает свой…