Новелла Матвеева - Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Не рыцарю, не старцу-джентльмену
(Такого нет у нас ориентира), —
Кому? Американскому яхтсмену
Поверили, что «не было Шекспира»!

Яхтсмен — он что? В улыбке рот ощерить
Умеет. В бицепсах и в гонках дока.
Но мы-то? Мы-то?! Глупо и жестоко
Не верить в Бога, а в яхтсмена — верить!

От горизонта и до горизонта
Обшарить Шар — и… не найти умнее
Себе историка! А он-то, он-то —
И есть не кто иной (дублёна шея!),
Как — тех пещер воспитанник блестящий, —
Сам Калибан! Душе Просперо — мстящий.

Как в эпосе — не знаю. А в сонете
Не обороть проблему документов:
Приписанных в большой дали столетий
К семье Норфолков или к роду Кентов.

А мы-то — что ж? Не путались в макетах
Бумажной лжи? Не угождали в сети
(В каком-нибудь там даже сельсовете)
Поддельных справок? Или мы в навете

Не вязли с негодующим бессильем?
Так что ж и думать о старинных плутах?
Ведь знали же: Гильермо не Уильям,
А Шакспер — не Шекспир! Но, справки спутав,

Свидетелей ушли… И приступили
(Столетье выждав), — к басням о Шекспире.

Приходят к мэру, жалобно-суровы:
— Поэт Шекспир скончался от недуга!
— Скончался Шакспер? Господи! Да что вы?!
Но разве он… поэт? Гонцы друг друга

Тихонечко — давай толкать локтями…
— Да, да! Наш Вилли был большим поэтом.
— Гильерм — поэтом?! Что же я об этом
Не слышал ничего? — Сэр, мы и сами

Не вдруг узнали; тих был, скромен Шакспер.
— Гм… Скромен? Тих? А говорят — кушак спёр…
Но если скаред был силён в науке…

— Да, сэр, да, да! И просим, как даянья,
Как снисхожденья, — чтоб (на изваянье)
Ему перо и книгу дали в руки!

Шекспиру монумент — накладка лжи на ложь;
Ватага мстительных поддельщиков решила,
Чтоб не был до конца на Шакспера похож,
Но в чём-то был похож чуток и на Шекспира.

Заказ художнику: пускай соединит
(Вот был бы апеллес у нас по стенгазетам!)
Пропахший солодом, знакомо-общий вид
Гильермо Шакспера — с Уильяма портретом…

Портреты гения… исчезнут! Но тогда
Добыть его портрет — не стоило труда
И злую вылепить с него карикатуру;

С тетрадкою, с пером, как водится, в руках…
Чтоб смычке Золота и Солода в веках
Грядущий геродот обрадовался сдуру.

Успех картин, полёт мазков цветущих
Отнюдь не от натурщика зависит:
Халтурщиком бывает — не натурщик;
Халтурщиком бывает — живописец!

Так не пеняйте ж вы творцу «Макбета»,
Что «не похож» он на своём портрете
Сам на себя! Как знать и вообще-то,
Кто на кого похож на этом свете?

И есть ли сходство у Оригинала
С Изображеньем, сделанным не плавно,
Коли и ВСТАРЬ не вся округа знала
Его в лицо? А нынче — и подавно?

Не каждый Портретист хорош. Однако
Сие не значит, что Натурщик — бяка.

Уж так ли грешен портретист?
И уличать ли в нём «мазилу»,
Коли трудился, взявши кисть,
ПО ПАМЯТИ? И через силу?

Спасибо парню и за «китч»,
Когда не потрафлял зоилу,
Что, — сам вогнав Певца в могилу, —
Ему такой отгрохал «спич»:

«Пил». «Браконьерствовал». «Стяжал».
«Буянил». «Грамоте не знал»…
Но, в довершение измены,

Винить Певца и в том, что он
Неправильно… изображён?!
Уж это слишком, джентльмены!

К Шекспиру мы теперь — с простой,
Как чих, придиркою. Послушай:
Твои «веронцы» скачут сушей
Там, где пристало — плыть водой!

Не изучал, видать, рельеф-с?
Не знал Италии прекрасной,
Как знал её Камзол Атласный
И «настоящий автор пьес»?

Но если Ратленд — автор пьес,
То КТО ЖЕ… в их повинен ЛЯПАХ?
Но если Ратленд на просвет
Латинян знал; без шляп и в шляпах,

То… КТО ЖЕ СПУТАЛ (вот так да!),
Где у них суша, где — вода?

Знаток хронологических созвездий,
Великому Шекспиру глядя вслед,
Не знает — где он был с десяток лет,
Но «знает», что… в Италию не ездил!

А что, коли, надувши мудрецов
(В года, как раз пропущенные ими),
Он побывал и в Генуе, и в Риме,
И в Падуе? (Хотя в конце концов

Мог о Вероне знать лишь понаслышке?)
Искусство! Что не входит в твой объём?
Там — личный опыт, здесь — прозрений вспышки,
Там — сказка, здесь — история живьём,
И просто — память о чужом рассказе,
Скрывающем ошибку в каждой фразе.

Невежественная певичка (средний класс),
Желая расцветить репертуар простецкий, —
И та — заучит враз пять-шесть расхожих фраз
По-итальянски… По-испански… По-немецки…

И если, скажем, я задумаю рассказ
(А лучше — водевиль) «Стамбульские невестки», —
Неужто я рвану туда, где носят фески,
Чтоб черпать реплики внутри турецких масс?

За что же ВАМ, о сэр, велят: свергаться с гор,
Пускаться вплавь, пешком пересекать просторы,
Чтоб ЛИЧНО выяснить (к восторгу снобьей своры),
Как произносится за Альпами — «сеньор»?

Вот ты, зоил, скажи: готов ли, с картой-планом,
Ты рифму к «щёлочи» искать за океаном?

Классическому гению за то, что
Вам горьких слов успел наговорить,
Не надо мстить так вязко, так дотошно;
Он говорил не с вами, может быть!

Небрежно целясь в лес или скалу,
Стрелок не чаял, дерзкие пострелы,
Что вы ему подставите под стрелы —
Кто лоб, кто глаз, кто пятку, кто — скулу.

И где подставите? Внутри времён!
За гранью дней! Да вы чего, ребята?
Да вы не принимайте на себя-то!

Но лезет в драку новый легион, —
Могученький, хоть и на ножках слабых,
И мелкий — в титанических масштабах…

В инкогнитах, почти всегдашних,
На полусогнутых крадясь,
В плащах красивых, в масках страшных,
В интригах бурных отродясь, —

Подстраивают струны лир
Лихие лорды между делом,
Поют… И мнят назваться в целом
Незнатным именем: Шекспир.

Зачем?! Ведь НЫНЧЕ — все зоилы
Его считают… «дураком»!
«Бездарностью»! «Ломовиком»!
Не отстают и от могилы

Певца! Зане — им «честь» велит
Изгадить мрамор скорбных плит!

«Вот личность, о которой, — ты вскричал, —
Нам ничего, по сути, неизвестно!»
— Тогда почём ты знаешь, молви честно,
Что он… Италию не посещал?

Раз «неизвестно», значит, неизвестно!
Раз «ничего», так ничего! Начал —
Концов не видя, брось бросать причал
В трясину! Человеку, повсеместно

Нигдешнему — верни свободу ног:
Бывать где хочет! Всем твоим ищейкам
Нос (в Риме) натянуть! В «пропащий» срок —
Доучиваться в Кёльне… Плавать с Дрейком…

Стран — тьмы! Но знай, что мир певцу открыт
И в той одной, где Вымысел царит.