Сергей Морейно - Берега дождя: Современная поэзия латышей
«Как нам нравился запах бензина...»
как нам нравился запах бензина
черный кипящий асфальт в радужной масляной пленке
отблески окон в лужах
привкус олова тонкий
и покупать цветы за деньги казалось – бред
порой выпадало счастье за пуговицу взять трубочиста
свидетели наших встреч – жестяные навесы
и у тебя на щеке в мокром тумане
копоть оставила след
в ночных садах мы скитались
месяц хранил нас надежно все двери закрыты
и после гудков паровозов
лишь наша усталость скажет
как прохладен
обещающий все что хочешь рассвет
и звезды что падали в сумку
из породы ночных фиалок
и так тяжело просыпаться вновь на скамейке в парке
в Золитуде
где на воротах снаружи надпись «выхода нет»
«Улица Гертруды...»
улица Гертруды К. Маркса в просторечии Карлуша
тропка коммуникация она же тоннель в овраге
из-под курятника «Пилсетпроекта»
в обход церкви в тени победителя змея через улицу Ленина
пока булыжник дробится в газах выхлопах сдвигах фаз нету больше
дюжих мостильщиков владевших секретом
как выложить арочный свод на двух водостоках
улица с зеленой калиткой в стене но вот не могу найти
с которой дворами за сквозняком пойдешь и выйдешь к соседу
еще дальше к вокзалу на берег Двины еще дальше
улица чью сердцевину дырявят трамваи как легкое
с заезжим двором для извозчиков но об этом после
где на углу улицы Авоту видел вытекший мозг человека
грузовик же промчался мимо не тормозя (а может
мне так показалось
где во дни мальчишеских игр смеялись лавки как бабочки
торговля в подвалах березовые кругляши и торф-брикеты
бельевой каток погромыхивал артели спартак прометей
улица чьи створы как губы а красные зенки башмачников
таращились на покрытые каплями пота жирные
туши швей булочниц и сок из бочек капусты
по улице Курбада улице Админю
а Ирбе спрошенный чего ходит босыми ногами
обычно сплевывал «чтоб уши не мерзли»)
теперь упирается в хрящ железной дороги
поезда не стучат но странно свистят по-птичьи
и лишь подозрительно склизким туннелем можно
попасть на улицу Даугавпилс
«Один резерват в центре города все-таки сохранился...»
один резерват в центре города все-таки сохранился
там цветы и гречиха растут и пчелы сбирают взяток
там вздымают ковали молот и храму ворота куют с чугунными
листьями колокол
и юнгфрау Эрнестине золотое колечко
один резерват в центре города неизвестно как сохранился
там Смильгис театр играет там подручные катят бочонки с рынка
там органы ревут в тени древес там в песке купаются воробьи
и дурацкая башня шарится на месяц с крылечка
один резерват в центре города пока еще сохранился
там разбить палаточный лагерь там запрячь рысаков в кареты
править в Вентспилс Ауце Лиепаю через неделю вернуться
и с волком-гонцом восточным царям отправить сердечко
Улица Александра Чака
I
Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов янтарно-четки.
Их крышам снится сон нехитрый,
когда твердеет мгла селитрой
и мужики несут пол-литра
во двор, где сгрудились пролетки.
Когда твердеет мгла селитрой,
глаза домов – янтарь на четки.
II
…и вывески, красивейшие и разнообразнейшие вывески,
повествующие обо всем, что здесь не продается:
лаковые лодочки, салями, перстни с брильянтами, водка,
газеты, что врут, и попугаи, что, возможно, правдивы,
любовь к апельсинам, лимонам, грейпфрутам
и три апельсина безо всякой любви,
мороженое,
зеркала фантазии,
цветочные сны,
и того всплеска от соприкосновения в полете с прозрачными крыльями,
и того дерева, вышедшего постоять в лунном свете,
непроизнесенного слова, несочиненных стихов —
ты тоже не купишь.
«Искал улицу Розена самую узкую в Риге...»
искал улицу Розена самую узкую в Риге
ее подвалы затопленные засыпанные хочу облазить при свете
фонаря как расстаться с утопией о государстве соединенных
баров подземной сети где неделю позволено будет
без просыпу глушить с детьми подземелья
искал улицу Девственниц самую короткую в Риге
со стороны Малой (что характерно) Монетной улицы
глухую улицу Девственниц с выходом через милицию
гиды не знают о ней одна пожилая дамочка даже обиделась
путеводителей нет и планов а сержант так и не понял лишь
руку четко к фуражке решил приложить
на Барахольной улице споткнулся о старый чайник паянный восемь
раз ветерана Парижской выставки жестяных изделий попал
к кроту за подкладку спасибо спасли
да на Амбарной улице инструменты из цеха каменщиков
плющили меня мордой об стену я вспомнил ту песенку
о распродаже инвентаря в связи с наступлением войн
и кариатиды корчились рядом и лилии отцвели
оазис этого города археологический парадиз
где на городище ливском РозенFдомовладелец
сам себе кажется Руозеном круглее звучит
но сержант так и не понял лишь руку четко к фуражке
решил приложить молдаванин или азербайджанец
он знает только «Алиготе» и «Саперави» и «Агдам»
«После очередной театральной премьеры...»
после очередной театральной премьеры
аплодисментов цветов вина и елея
мы оказались в подвальчике мастерской
насквозь пропитанной казеиновым клеем
было чем полакомиться взгляду
иконы вперемежку с ню и порно
модели на шпильках разносили кофе
подрагивая ресницами и покачивая бедрами
мы рассуждали о том как заработать деньги
на некоей улице восстановить церковку
посасывая разбавленное импортным тоником
молочко от бешеной коровки
одна из икон уставясь на нас
выражала неодобрение очень бурно
прохожие деловито сплевывали в водосток
в порядке очереди минуя урны
дух святой оказался крепок
и мастер выплескивал скипидар в окно
мы каждую каплю пили за предков
в тот раз нам не было больше дано
Пять семь
«Я вернулся в свой город исхудавший как гончий пес...»
я вернулся в свой город исхудавший как гончий пес
что пропал и вновь объявился принюхиваясь к родному столбу
адреса полустертые перемигиваются как лампочки над тем перекрестком
и с усищами монстра нажравшийся электричества везет меня трамвайбус
по местам где счастливы были где каждая вещь считает владельцами
нас одних
где до сих пор скрип в парадном как гамма как додекафонический джаз
будто в состоянии невесомости выплывает из дымки
черепичная крыша или лепной карниз
и я ощущаю их как слова «тогда» и «сейчас»
словно мода капризны так же изменчивы все с той же тягой к власти
в крови
фиолетовые сирени тигриные полосы облачное оперенье дракона
и раскраска домов веселей год от года и напоминает бисквит
так что взял бы и надкусил хоть один да я уж не тот сластена
мне хлеб-соли достаточно как при коммуне а пью я воду
однако законы еще не отменены и гульфик на шее не всем по вкусу
точь-в-точь как в тот раз по Парижу брожу с Бедекером 1912 года
без су в кармане в Латинском квартале живу собирая мусор
здесь не легче но все-таки Рига обволакивает мантией нежно
когда дождь моросит прикалывает к груди золотую булавочку ибо
нужно чтобы сменилась мода и чтобы прошло время прежде чем
сине-стальные молча зайдут за мной и вспыхнет словечко «выбыл»
«Если давно не случалось в Курземе быть...»
если давно не случалось в Курземе быть
в переулках Задвинья поймай перекличку шарманщиков
водопад на улице Ивандес и звон у речного устья
едва лишь клин журавлей под тем же углом
проспиртованный воздух нюхни за Брамбергес над бывшею монополькой
и чтоб пожарные на каланче у Шампетра дудели и били в бубны
на площади Рысаков мотор закряхтел закашлял
по улице Апузес откуда автобус бывало на Руцаву к озеру Папес
когда с плантаций тюльпанов восстанет Ева словно из чрева матери
покажет точно стрелка часов где стопроцентного видземца
Ояра Вациетиса встретить
в имении Кандавской улочки метит рак широкой клешней золотую рыбку
патримониальный округ Риги платит налоги
за то что давно не случалось в Курземе быть
да кто же мешает
Почти дневник. 1989
26.01
по рельсам мчит дрезина среди рифм и ритм
непрост
но дважды преломляясь между туч
по закоулкам и промоинам горит
дрезина как последний луч
с которым баню истопить и покурить ольхой
и травы освятить и упросить чердак
и сердце сердце прятать глубоко
едва заплещет грусть пусть будет так
торит дрезина путь и можно петь
здесь где-то зона караваны у ручья
и птица бьется пойманная в сеть
еще ничья
25.01