Леонид Трефолев - Собрание сочинений

       Раз народнику-пиите
       Так изрек урядник-ундер:
       "Вы не пойте, погодите,
       Иль возьму вас на цугундер!"

       Отвечал с улыбкой робкой
       Наш певец, потупя очи:
       "Пусть я буду пешкой, пробкой,
       Но без песен жить нет мочи.

       Песня в воздухе несется,
       Рассыпаясь, замирая;
       С песней легче сердце бьется;
       Песня — это звуки рая.

       Песне сладкой все покорно,
       И под твердью голубою
       Песнь не явится позорно
       Низкой, подлою рабою.

       Песня — радость в день печальный,
       С песней счастлив и несчастный…"
       Вдруг — свисток. Бежит квартальный,
       А за ним и пристав частный.

       Отбирают показанья
       Твердой, быстрою рукою:
       "Усладили вы терзанья
       Русской песней, но какою?

       Вы поете о народе, —
       Это вредно. Пойте спроста:
       "Во саду ли, в огороде…"
       "Возле речки, возле моста…"

       Много чудных русских песен
       Как пиите вам известно…
       Мир поэзии не тесен,
       Но в кутузке очень тесно".

       Внявши мудрому совету,
       Днесь пиита не лукавит:
       Он теперь в минуту эту
       Лишь Христа с дьячками славит.

       Господи! Господи! Что это мне
       Все нехорошее снится во сне?
       Кажется, я человек не безбожный?
       Кажется, я не замечен ни в чем?
       Я — коммерсант до того осторожный,
       Что перестал торговать кумачом,
       Ибо кумач есть материя _красная_,
       Стало быть, очень и очень опасная,
      …К черту кумач!
       Баба, не плачь!
       Дай-ка мне водочки,
       Дай мне селедочки!..
       Выпить до чертиков смею!
       Если же явится врач —
       В шею!

       Слушай, жена! Хоть кричи — не кричи,
       Все на подбор либералы врачи.
       Я охмелел… но я вижу и слышу,
       Бывши всегда на крамольников яр,
       Что пожелал нашу новую крышу
       Выкрасить _красною_ краской маляр…
       Цыц! Не шалить! Пред моею указкою
       Крышу мне вымазать дивою краскою!
      …Вот мой совет:
       Дикость — не вред…
       Дайте же водочки,
       Дайте селедочки…
       Выпить до чертиков смею!
       А для врача: "Дома нет! "
       В шею!

      …Весь я дрожу. На душе кипяток, —
       Баба напялила _красный_ платок…
       "Марья, пойми: это цвет либеральный…"
       Предупреждаю хозяйку любя. —
       Слышу в ушах я все звон погребальный,
       Скоро вдовою оставлю тебя…
       Впредь же платки от хозяина честного
       Ты получай только цвета небесного".
      …Грозен я сам:
       Всех — по усам!
       Дайте мне водочки,
       Дайте селедочки!
       Выпить до чертиков смею…
       Лекарь приедет: ко псам!
       В шею!

      …Я взбушевался. В башке — ураган:
       Книгу читает мой сын-мальчуган —
       Книгу с проклятою _красной_ обложкой.
       Дело не чисто. Дурачится бес:
       Книга вдруг сделалась "рыжею кошкой!..
       Брось ее в печку скорее, балбес!
       Батюшки-матушки! светики-братики!
       Где мне спастись от бесовской "Грамматики"?
       Книжку — в огонь!
       Петька, не тронь!
       Дайте мне водочки,
       Дайте селедочки!
       Выпить при чертиках смею…
       Кажется, лекаря конь?!.
       В шею!

      …С водочки белой расстроились мы:
       _Красного_ цвета боюсь, Как чумы…
       Чертики пляшут — и весел вельми я…
       Сели мне на нос… Послушай, жена!
       Пусть я допьюсь до _зеленого_ змия
       Или до _белого_ зверя — _слона_…
       _Белый, зеленый_ — цвета неопасные,
       Стало быть, очень и очень прекрасные.
       Марья! Ура!
       Выпить пора!
       Дай еще водочки,
       Дай мне селедочки!
       Я за слона выпить смею…
       Лекаря гнать со двора —
       В шею!

       Далеко до блеска мая…
       Ночь холодная, немая
       Смотрит мрачным палачом.
       В окна вьюга бьет тревогу,
       И на улицу, ей-богу,
       Не заманишь… калачом.

       Ночь темна. Играй хоть в жмурки.
       Леденея, у конурки,
       Вторит вьюге бедный пес.
       Ох ты, пес мой, пес мохнатый,
       Сколько ты в ночи проклятой
       Злого горя перенес!

       Далеко до блеска мая…
       Вьюге жалобно внимая,
       Встал с полатей мужичок.
       От бабенки отвернулся
       Почесался, потянулся
       И умчался… в кабачок.

       Далеко до блеска мая…
       Спотыкаясь и хромая,
       Утопая вся в снегу,
       Лошадёнка страх — худая.
       Колокольчик, "дар Валдая",
       Приуныл — и ни гу-гу.

       Ночь темна. Луна не блещет.
       Мужичок кобылку хлещет.
       Бесконечно, без числа,
       У кобылки поступь шатка…
       Сколько муки ты, лошадка,
       В злую ночь перенесла!

       Ночь светлеет понемногу.
       Месяц выступил в дорогу,
       Озаряя небосвод…
       Небо зимнее лазурно, —
       И тоскливое "Notturno"
       Ведьма-вьюга не поет.

       Сегодня много лет минуло нам… О Муза!
       Состарились с тобой мы оба… Грустно мне,
       Но я еще бодрюсь и не хочу союза
       С тобою разрушать в душевной глубине.

       Не обольщали нас небесные светила,
       Не увлекались мы в мечтах: "Туда, туда!"
       Со мной ты злилася, смеялась и грустила,
       Когда царил Порок и плакала Нужда.

       Как юноша-поэт, "восторгами объятый",
       Я к небу не летал (царит на небе мгла).
       Родимая земля с печальной русской хатой
       И с грустной песенкой к себе меня влекла.

       Ты не являлась мне в венке благоуханном:
       Он не к лицу тебе, союзница, поверь.
       Но… — грешный человек… — в мечтании гуманном,
       Я верил, что для всех есть "милосердья дверь".

       Как сказочный Иван, "по щучьему веленью",
       Я с трепетом молил смиренно вот о чем:
       "Пусть Солнце-батюшко младому поколенью
       Даст в неба весточку живительным лучом.

       Пусть юноша-поэт забудется, срывая
       "С одежды облачной цветы и янтари".
       Не так поется мне… Пою, не унывая:
       "Ох, Солнце-батюшко! Весну нам подари!

       Пусть скроется навек земное "горе-лихо"…
       Тогда, в желанный час, мы с Музою вдвоем,
       Забытые людьми, уснем спокойно, тихо,
       И песню сладкую в могиле допоем".

       Он был в душе прекрасен, если ночь,
       Ночь темную, назвать "прекрасной" можно.
       (Он на нее похож был!)… Даже дочь —
       Красавицу преследовал безбожно.
       Нашла она в стенах монастыря
       Убежище от батюшкиной сети
       И в келий, в своей сиротской клети,
       Прекрасная, как летняя заря,
       Потухла вдруг.
      …Поминки сотворя,
       Отец стонал: — "О дети, наши дети!"
       Он был добряк: менял на пятачки
       По праздникам для нищих рублик медный.
       Толпа пред ним рвала себя в клочки,
       А он вздыхал: "Как дик народ наш бедный!"
       И жарко он молился… (Кстати, вы
       Считаете ль молитвою живою
       И чистою, младенчески-простою —
       Не для себя, а для людской молвы —
       Кивание злодейской головы
       Перед Христом и девой пресвятою?)

       Добряк в душе, оратор неплохой,
       Он возглашал чувствительные тосты
       За жирною, янтарною ухой:
       "Брат мужичок, как высоко возрос ты!
       Пью за тебя, кормилец и герой!
       Ты сохранил в душе живое семя,
       Без ропота несешь ты жизни бремя!"
       Но про себя добряк твердил порой:
       "Ах, черт возьми! Прогнал бы я сквозь строй
       С охотою все хамовское племя…"

       Он у судьбы аллегри вынул номер,
       И спит в гробу. Звонят колокола.
       Толпа ревет:
       "Наш благодетель помер,
       Свершив свои великие дела.
       Спи, крепко спи, герой наш благородный,
       И на суде последнем не робей:
       Ты чист и свят, невинней голубей!"
      …И к небесам стремится глас народный:
       "Он бедняков любил и в год голодный
       Пожертвовал…два пуда отрубей!"