Вероника Долина - Стихи и песни

И опять я звоню с трудом,
И мурашки бегут по коже.
Приезжай, навести мой дом,
Вот дома у нас непохожи.
Судный день не есть суицид.
Каждый палец тобой исколот.
А потом суета и стыд,
А потом суета и холод.
Я устала так раздираться,
Я хочу уступить тискам.
И давай со мной разбираться,
Разберем меня по кускам.
Эти фото и эти строфы
Поздно складывать и копить.
Ощущение катастрофы,
Не желающей отступить.
Я пишу теперь клочковато —
Мало магии и волшебства.
И страница мне узковата,
И синица едва жива.
И сынишке со мною скучно —
К няньке просится все равно…
Приезжай, посидим на кухне!
Есть израильское вино…
Не такая уж я сластена,
Не такая уж Суламифь.
Я смотрю на тебя смятенно,
Руки за голову заломив.
Хочешь, рядом садись, побалуй,
Расскажи про твою страну.
…Ничего мне не надо, усталой.
Спой мне песенку! Я усну.

И особенно тех не вернёшь назад,
Чей горит на груди окаянный след,
А на самом дне — потаённый сад,
Потаённый сад, приглушённый свет,

Приглушённый свет, половинный звук,
И хотя никого не винишь давно,
Но в какой-то миг замечаешь вдруг,
Что в саду показывают кино.

Этот чёрный парк, этот белый куб,
Где кино идёт только раз в сезон,
Ты и рад войти в этот тайный клуб,
Но ты не розенкрейцер, не франкмасон,

Ты не физик, не химик, не универсал,
Ты и рад бы в рай, но ты раб, ты нем,
И не мы с тобой попадём в тот зал,
Он в другой, он в другой стороне совсем.

Потаённый сад, приглушённый свет,
И хотя ты в тайнах не новичок,
Но позволь тебе всё-таки дать совет,
Старина Хичкок, старичок-сверчок:

Не мечтай, ничего не вернёшь, нет-нет,
Ни беспечных птах, пи безмозглых чад,
Сохраняй в себе постоянный свет,
Беспричинный страх, потаённый сад…

И приходит однажды ко мне человек
И становится на пороге моём.
Я ему предлагаю еду и ночлег.
Он благодарит, но говорит,
Что не терпит нужды ни в чём.

И продолжает стоять в темноте.
И я — предлагаю трубку ему.
Он благодарит, но говорит,
Что трубка ему ни к чему.

И продолжает стоять как стоял!
И я наливаю ему вина.
Он благодарит, но говорит,
Что я ему ничего не должна,
Что я ничего не должна.

Тогда я тихо ему говорю,
Что, видно, он просто мне не по душе…
Он благодарит, "прощай" говорит,
И нету его уже…

И пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить
На краю этой трещины, надо.

Эти злые, кривые края
Прорывают, ты видишь, бумагу,
Это трещина, милый, моя,
И не двигаюсь дальше ни шагу.

И по гладкому камню скребя,
И, срываясь с него беспощадно,
Умоляю себя и тебя:
"Это трещина, трещина, ладно".

Без обиды тебе говорю,
Накопив непосильною кротость:
Отойди же, не стой на краю:
Эта трещина, может быть, — пропасть.

Из твоей оскудевшей любви,
Из улыбки тяжёлой, нервозной,
Вижу трещину в самой крови,
Незапёкшейся, чёрной, венозной.

И пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить
На краю этой трещины, надо.

И снова упаду на дно конверта,
Да так, как я не падала давно.
Омерта, говорю себе, омерта,
Омерта, итальянское кино.
А немота поет нежней свирели,
Мотивчик прихотливый, не любой.
Утихли мои песни, присмирели…
Да ты меня не слышишь — бог с тобой.
Не слышишь и опять проходишь мимо,
Не слышишь, отворя чужую дверь.
Омерта, вот и все, аморе мио,
Омерта, и особенно теперь.
Заплаканную, вид неавантажный,
Озябшую, как ни отогревай —
Увиденную в раме эрмитажной —
Запомни, никому не отдавай.
И поплывет конверт во время она,
В размякшую, расслабленную даль,
Где пьется амаретто ди сароно,
Не горестный, а сладостный миндаль.
И знаешь, эта музыка не смертна,
Пока ты светишь у меня внутри.
Омерта, говорю себе, омерта,
Омерта… Дорогой мой, повтори.

Играйте все этюды Черни!
И никакой на свете скверне
На ваших пальцах — не бывать.
Все десять заняты этюдом,
На вид трудом, по сути — чудом,
Не будем это забывать!

А звук прелюдий Майкапара!
А смены холода и жара,
Которых стоил мне урок!
И как тогда мне не игралось,
Откуда что бралось и бралось?
Какой во мне, безрукой, прок?

Но время шло, и я привыкла.
И имя Гедике возникло,
И надорвался педагог.
Да я не музыкой гнушалась!
Но слишком явно мне внушалось:
Какой во мне, безрукой, прок?

Так где ж вы были, Моцарт, Шуберт?
Они сейчас меня погубят…
Где вы, Шопен и Мендельсон?
Вот так урон непоправимый,
Хотя как сон неуловимый,
Мне был когда-то нанесен.

…Картины эти — невозвратны.
Те имена — невероятны:
Клементи, Черни, Майкапар…
Ведь до сих пор не понимаю!
Но лихом их не поминаю,
А помню: школа — холод — жар.

Иду по улице зимой,
И непонятно мне самой,
Как не заносит снегом?
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа
Между землёй и небом.

А где-то светится окно.
Так поздно светится оно!
Меня там не хватает.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа.
Её ледок не тает.

А скоро будет Рождество!
Но это тоже ничего.
Потом пройдёт и это.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа,
Ей облегченья нету!

А можно так и дальше жить —
Спешить, грешить, людей смешить —
Ни шатко и ни валко.
Да и погода хороша…
Но всё болит, болит душа —
Её-то вот и жалко.

Из далеких пустошей, затерянных графств
Прискакали гонцы накануне,
Восклицая: сударыня, вы кунст! Вы крафт!
А другие все затонули.
Кого-то поющие засосали пески.
Кто-то спит как последний пропойца.
А вы, королева, потрите виски
И хоть что-нибудь нам пропойте.

Да, мы знаем, вы не любите низкорослых пород.
Машину водите — как цунами.
Но мы все же надеемся, что этот год
Вы пробудете вместе с нами.
Если наша просьба вас удивит —
Отошлите нас просто жестом.
Но вы тут дома, сударыня, и не делайте вид,
Что в изгнанье и под арестом!

Королева, вы стали последним звеном
В цепи, что мы тут сплетаем.
Ради вашей вышивки жемчужным зерном
Мы сотрудничаем с Китаем.
Мы разграбили Рим, разгромили Прованс,
Перламутр ввозя, терракоту…
Заклинаем, сударыня, именно вас:
Не бросайте ручную работу!
Не бросайте ручную работу…

Из подарков судьбы, украшений грошевых,
чьих-то памятных писем, календарных примет,
выбираю крыжовник, зеленый крыжовник,
чрезвычайно неброский и непопулярный предмет.

Примеряя к лицу эту жизнь, эту участь,
я бесчисленно морщусь и фыркаю, но
я ценю кислицу, уважаю колючесть,
различаю под матовой кожей зерно.

Если можешь понять его, и шипы, и зеленость,
и непышные ветки, и недорогие плоды,
так поймешь и меня, запечатанных губ распаленность,
и дрожащие пальцы, и путаные, и потайные лады.