Николай Глазков - Избранное

Смейся надо мною или плачь,
Счастье счастьем, тоска тоской.
Почему ты такой трепач?
Почему я такой изгой?

Если б мне половину того,
Что ты так справедливо достиг,
Я бы не унывал давно,
А печатал толковый стих.

А тебе б — половину того,
Что я всю свою жизнь имел,
Ты бы тоже был очень доволен
И являл бы для всех пример.

Но не надо сердиться и дуться,
Ибо правда прекрасней, чем лесть.
Половины, они не сойдутся
Ни в загробном мире, ни здесь.

Я считаю, что ты меня мельче
И поэтому любишь размах,
Ты считаешь, что противоречье —
Это ветер в стихах-парусах.

Без него и стихов не будет,
Как и следователей без воров.
Скажем, если мужик рыбу удит,
Быть ничтожным должен улов.

Ну, а если река что надо
И улов будет очень хорош,
То эпоха не виновата,
И поэзии ни на грош.

Не сердись на меня безрассудно
И с моим утвержденьем смирись,
Я нарочно довел до абсурда
Твою подгениальную мысль.

Зал рукоплескал
И схватывал стихов слова, —
Владимир Яхонтов читал
Владимира Маяковского.

Никто не ждал победы бреда…
Нелепо радовать толпу
Стихами лучшего поэта
И разделить его судьбу.

Несправедливо и нелепо
Шагает смерть, одна и та ж…
Нет! Не хочу бросаться в небо,
Забравшись на шестой этаж!

Когда с мечтой хорошею
Печально я порву,
Уйдет далёко в прошлое
Все то, чем я живу.

Живу, стихов не издавая,
Зато поэзию творю.
Не важно, как я поступаю,
А важно, что я говорю.

Что говорю, тем обладаю,
А издаваться не спешу.
Не важно, что я там болтаю,
А важно то, что я пишу.

Пишу, что станет жизнь иная
Поэтоградной наяву.
Не важно, что я сочиняю,
А важно то, как я живу.

Глупцы вели со мной беседы,
Совсем не то вообразя…
Должны существовать все беды,
Чтоб познавались все друзья.

В искусстве ценят древность либо
Безоговорочное новое.
Всё, что друзья сказать могли бы,
Я беспощадно зарифмовываю.

Друзья со мной проводят время,
Как будто им и делать нечего.
Для них слагаю я поэмы
Так гениально и доверчиво.

Но и мои друзья не верят,
Что я великий гуманист…
А хорошо, что ветер веет,
И хорошо, что зелен лист.

Что солнцем, а не только печкой
Бывает человек согрет,
Что иногда поэт беспечный
Встречает радостный рассвет.

Настанет день, не станет ночи,
Настанет ночь, не станет дня.
Так жизнь становится короче
Для всех людей и для меня.

Но проживу чем больше дней я,
Тем лучше зазвенит строка.
Так жизнь становится длиннее
И глубже, так же как река!

Пусть и поэтам будет весело
В дни испытаний и побед.
Поэты — это не профессия,
А нация грядущих лет!

Куда спешим? Чего мы ищем?
Какого мы хотим пожара?
Был Хлебников. Он умер нищим,
Но Председателем Земшара.
Стал я. На Хлебникова очень,
Как говорили мне, похожий:
В делах бессмыслен, в мыслях точен,
Однако не такой хороший.
Пусть я ленивый, неупрямый,
Но все равно согласен с Марксом:
В истории что было драмой,
То может повториться фарсом.

Ракеты чудной красоты
Пронизывали высь.
И в небе были их следы
Такие же, как мысль.

Мне как поэту изменя,
Из рук бежит перо,
А в небе пишет за меня
Стихи Информбюро.

Мысли не к ночи ли
Что они значили?
Мы с тобой кончили
Раньше, чем начали.

Пусть она страшная
И бесполезная,
Все-таки славная
Штука поэзия.

Я утверждаю, что мы не те,
Которых не миллионы,
На небывалой своей высоте
Очень традиционны.

Что из того, что день наш черен,
Не привыкать к бедам.
Наши предки Чацкий, Печорин,
Рудин, Базаров, Бендер.

Надоело Робинзоном
Жить на острове стихов.
Я завидую боксерам!
Что с того, что я Глазков?

Так сказать, за коим лешим
Побеждает в боксе тот,
Кто является сильнейшим,
А в стихах — наоборот?

На Тишинском океане
Без руля и без кают
Тихо плавают в тумане
И чего-то продают.
Продает стальную бритву
Благороднейший старик,
Потому что он поллитру
Хочет выпить на троих.

Иные люди очень любят пиво,
Другие жажду утоляют чаем.
Но разве так они трудолюбивы,
Как я, кого они зовут лентяем?

Я их трудолюбивее раз во сто,
Всех пьющих пиво или молоко,
И трудолюбье — основное свойство
Характера и склада моего!

Где они, на каких планетах —
Разливанные реки вина?
В нашем царстве поэтов нет их,
Значит, тактика неверна.

Я достаточно сделал для после,
Для потом, для веков, славы для;
Но хочу ощутительной пользы
От меня не признавшего дня.

И считаю, что лучше гораздо,
Принимая сует суету,
Под диктовку писать государства,
Чем, как я, диктовать в пустоту.

Мне писать надоело в ящик
И твердить, что я гений и скиф,
Для читателей настоящих,
Для редакторов никаких.

Безошибочно ошибаться
И стихов своих не издавать…
Надоело не есть, а питаться,
И не жить, а существовать.

Выискивая разное,
От мухи до слона,
До и от,
От четных до нечетных,
Стою, поэт Глазков,
Перед вывеской:
            Красная
            Чайхана —
            Оплот
            Почетных
            Стариков.
Что за черт?
И чем я не старик?
Течет
Арык.

Везет
Ишак
Шашлык
В кишлак.

Смотрел арык
И ел шашлык,
Сосал насвой
И — сам не свой…

Это нас учили в институтах.
Мы поэты поперек и вдоль.
Разбираемся в науках трудных,
Кроме деньгологии одной.

Очевидно, это не так важно, —
Я к такому выводу приду.
Ибо, если рассуждать отважно,
Каждый получает по труду.

Дураки — это лентяи мысли,
А лентяи — мысли дураки.
И над ихним бытом понависли
Недостигнутые потолки.

От ерунды зависит многое —
И, верный милым пустякам,
Готов валяться я у ног ее
Из-за любви к ее ногам.

Она, единственная самая, —
Душе живительный бальзам,
Лишь на нее глядят глаза мои
Из-за любви к ее глазам.