Федерико Гарсиа Лорка - Стихотворения. Проза. Театр (сборник)
Пятая. Эти безмужние?
Четвертая. Они. Раньше церковь стерегли, а теперь невестку. Не ужилась бы я с ними.
Первая. Что так?
Четвертая. Жуть от них берет. Только гляну, могильные лопухи мерещатся. Обе они как восковые. Тихие да въедливые. Должно быть, и жарят на лампадном масле.
Третья. Насовсем перебрались?
Четвертая. Вчера еще. А он опять в поле ночует.
Первая. Сказали бы толком, что стряслось?
Пятая. Позапрошлую ночь она до рассвета на пороге просидела. В такой-то холод!
Первая. Да с какой стати?
Четвертая. Дома не сидится.
Пятая. У этих яловых вечно так. Чем кружева плести да варенье варить, то на крышу лезут, то разуются да по речке бродят.
Первая. Что ты взъелась? Нет детей, так не ее вина.
Четвертая. Захочешь – родишь. Это привередницам, бездельницам балованным, неохота брюхатеть.
Смеются.
Третья. Им бы пудриться, румяниться, да цветы на себя цеплять, да приманивать кого взбредет, лишь бы не мужа.
Пятая. Что верно, то верно!
Первая. Вы ее с кем видели?
Четвертая. Не мы, так люди видели.
Первая. Люди увидят!
Вторая. И что ж они?
Четвертая. Разговаривали.
Первая. Говорить – не грех.
Пятая. Глядеть – тоже, да только по-разному глядят. От матери знаю. На розы по-одному, а на мужские ляжки – по-другому. Вот так и она глядит.
Первая. На что?
Четвертая. На то самое. Смекнула? Или вслух сказать? (Смех.) А когда не глядит, потому что некуда, один черт – не перед глазами, так в глазах маячит.
Первая. Будет наговаривать!
Гомон.
Пятая. А что муж?
Третья. Слеп и глух. Размяк, как ящерка на припеке.
Смеются.
Первая. Все бы наладилось, будь у них дети.
Вторая. Будь они сами с собой в ладу.
Четвертая. В доме сущий ад, и что ни день – хуже. Она золовкам – ни слова, они тоже, и целыми днями втроем полы трут, стены белят, посуду чистят, окна моют. Снаружи блестит, а внутри-то полыхает.
Первая. Его вина, его! Не дал детей – вот и стереги жену!
Четвертая. Сама виновата, у нее что ни слово – колючка.
Первая. Тебя что – дьявол за язык тянет?
Четвертая. Скажи на милость, указчица мне нашлась!
Вторая. Перестаньте!
Первая. Всадила бы я кой-кому шило в досужий язык!
Четвертая. А я бы твое шило назад сунула, одной притворщице за пазуху.
Вторая. Тихо! Не видишь, золовки идут?
Переходят на шепот. Появляются Золовки в черном. Молча принимаются за стирку. Слышен перезвон бубенцов.
Первая. Откочевали пастухи.
Третья. Сегодня все разом уходят.
Четвертая (глубоко вдыхая). Люблю овечий дух.
Третья. Да ну?
Четвертая. А что? Сама так пахну. Я и запах рыжей глины люблю, на реке в осенний паводок.
Третья. Такое скажешь!
Пятая (смотрит). Гуртом пошли, отара к отаре.
Четвертая. Овечий паводок. Все с собой унесет. Если б озимь понимала, затряслась бы от такого потопа.
Третья. Валом валят. Чем не вражья орда!
Первая. Все сошлись, до последней отары.
Четвертая. Постой-ка… Все, да не все. Одной нет.
Пятая. Чьей же?
Четвертая. Виктора.
Золовки выпрямляются и глядят на женщин.
В ручье твой пояс мою.
Блестит как рыбка.
Жасмин на солнцепеке —
твоя улыбка.
Жасминным смехом
пускай меня завеет,
как белым снегом.
Первая.
Беда бесплодной —
ее сосцам волчицы, груди холодной!
Пятая.
У мужа недостало
семян отборных,
чтобы вода запела
в твоих оборках.
Четвертая.
Твоя сорочка —
серебряный кораблик
без ветерочка.
Первая.
Несу пеленки сына
К речной протоке —
пусть у воды кипучей
берет уроки.
Вторая.
Идут мужчины с поля,
шаги все шире.
Мне муж подарит розу —
верну четыре.
Пятая.
Спешат мужчины с пастбищ
к себе в селенье.
Мне муж подарит ветер —
верну сиренью.
Четвертая.
Несет их как на крыльях
в родные клети.
При муже я как мальва
при горицвете.
Первая.
Гвоздику и кипрей
сплетайте, когда солнце
распарит косарей.
Четвертая.
А лето пролетело —
в ночи для птиц бессонных
распахивайте тело.
Первая.
Стонать от ласки надо…
Четвертая.
И петь, и слез не лить…
Пятая.
Когда идет мужчина
венок и хлеб дарить.
Четвертая.
Затем и песня пета…
Вторая.
И в горле брызги света…
Четвертая.
И распустилась ветка…
Первая.
И горы в лентах ветра…
Шестая (появляясь выше по течению).
Чтоб растопил ребенок
небесный лед рассвета.
Первая.
И вьется нашей крови
коралловая нить…
Шестая.
Чтоб было кому волны
морские бороздить.
Первая.
Сыночка мне, сыночка!
Вторая.
И голубь над селеньем.
Третья.
Сыночка, чтобы плакал.
Четвертая.
И клонится мужчина
израненным оленем.
Пятая.
О диво, диво, диво,
круглится мое платье!
Вторая.
О тайна, тайна, тайна
Из-под семи печатей!
Первая.
Беда, беда бесплодной —
тебе, сухое лоно,
песок безводный!
Третья.
Пускай горят!..
Вторая.
И греют!
Пятая.
Все ночи напролет!
Первая.
Пускай поют!..
Вторая.
И светят!..
Первая.
С заоблачных высот!..
Шестая.
Те зори, что в подоле
мой маленький несет!
Все (хором).
В ручье твой пояс мою,
блестит как рыбка.
Жасмин на солнцепеке —
твоя улыбка.
Ха-ха-ха!
(В такт колотят белье.)
Занавес.
Картина вторая
Дом Йермы. Вечереет. Хуан сидит. Его сестры стоят.
Хуан. Говоришь, недавно вышла? (Первая золовка кивает.) Наверно, к роднику. Сколько повторять – не хочу, чтоб она одна ходила. (Все молчат.) Собирай на стол. (Вторая золовка выходит.) Тяжко мне хлеб мой дается. (Золовке). Вчера был трудный день. До вечера яблони подрезал, а кончил и думаю – да что я о тех яблоках пекусь, когда кусок в рот не идет. Сыт я по горло. (Проводит рукой по лицу.) И где она ходит?.. Нечего было одну отпускать – затем я и в дом вас взял, затем кормлю и пою! Я в поле, а честь моя здесь. А моя честь – она и ваша. (Старшая золовка опускает голову.) Не обессудь.
Входит Йерма с двумя кувшинами. Останавливается в дверях.
Хуан. К роднику ходила?
Йерма. Принесла свежей воды.
Входит Младшая золовка.
Йерма. Как работы?
Хуан. Вчера деревья подрезал.
Йерма ставит кувшин. Молчание.
Йерма. Останешься?
Хуан. Надо за скотиной смотреть. Сама знаешь, хозяйский глаз…
Йерма. Знаю. Можешь не повторять.
Хуан. У мужчин свои заботы.
Йерма. У женщин – свои. Я не прошу тебя остаться. Мне всего хватает. Сестры твои с меня глаз не спускают. Я у тебя и хлеб ситный ем, и сыр, и мясо, овцы твои росной травой объедаются. Живи себе с миром.
Хуан. Мир – когда на душе спокойно.
Йерма. А тебе не спокойно?
Хуан. Нет.
Йерма. Так успокойся.
Хуан. Ты порядков моих не знаешь? Овца – в загоне, женщина – в доме. А ты разгуливаешь. Сколько я тебя учил?
Йерма. Твоя правда. Женщина – в доме, когда это дом, а не гроб. Когда в нем лавки трещат и простыни рвутся. А здесь? Ложусь вечером, а кровать как новая блестит и все новей кажется, словно вчера из города.
Хуан. Вот видишь – не зря тревожусь. Не зря настороже.
Йерма. Чего стеречься? За мной вины нет. Ни в чем тебе не перечу, а боль свою в себе хороню. Все глубже ее загоняю. Кончим разговоры. Снести свой крест я сумею, только ничего у меня не выпытывай. Состариться бы мне за ночь! Вот тогда и улыбнусь я тебе жухлыми губами, тогда и заживу твоей жизнью. А до тех пор – оставь меня, не сыпь соль на рану.
