Федерико Гарсиа Лорка - Стихотворения. Проза. Театр (сборник)
Старуха. А с мужем?
Йерма. С мужем иначе. Отец его выбрал – я согласилась. С радостью согласилась, я правду говорю. Потому что в тот самый день, как я стала невестой, я уже думала… о детях… И в глаза ему заглядывала – чтобы увидеть себя, такую жалкую, крохотную, словно это моя дочка.
Старуха. Да, по-другому со мной было. То-то и оно. Надобно, чтоб мужчина нравился. Чтоб косы расплетал и водой изо рта поил. На том мир стоит.
Йерма. Мой мир – не на том. Знали бы вы, сколько я мыслей передумала, и в одно верю, что эти думы мои сын исполнит. Лишь ради сына я мужу отдалась, лишь ради сына отдаюсь, и нет мне в том радости.
Старуха. Потому и сына нет, потому и пустая.
Йерма. Не пустая. Меня обида полнит. Скажи, чем я виновата? Разве в мужчине только мужчина и нужен? А когда он отвернется и заснет, а ты все глядишь с тоской в потолок – о чем тогда думать? О нем или о том, что затеплится в моем теле и согреет душу? Я темная, не знаю, но ты-то скажи мне, смилуйся! (Встает на колени.)
Старуха. Эх, цветок ты мой ранний! Милая ты моя! Пусти! И не тяни меня за язык. Здесь о чести речь, а я чужой чести не трону. Сама все поймешь. Да только уж очень ты неопытна.
Йерма (печально). Я в поле выросла – куда пойдешь, у кого спросишь? Для таких, как я, все двери заперты. Одни намеки да ухмылки, а правды никто не скажет. И ты молчишь, ты тоже молчишь и проходишь мимо, знаешь все, а меня в пустыне бросаешь.
Старуха. Разумной женщине я бы сказала. А тебе – нет. Стара я и знаю, что говорю.
Йерма. Один Господь меня спасет.
Старуха. Не спасет. Я не зря его терпеть не могла… И когда вы поймете, что нет его? В людях спасение.
Йерма. Зачем ты мне такое говоришь, зачем?
Старуха (уходя). А жаль, что нет его, хоть захудалого – разразил бы мужей с тухлой кровью, чтоб не гноили земную радость!
Йерма. Что ты такое бормочешь? Я не понимаю!
Старуха. Зато я понимаю. Ты не горюй. Надейся, пока молода. А я тебе не советчица. (Уходит.)
Появляются Две подруги.
Первая. Всюду народ.
Йерма. Страда! Мужчины в поле, надо им еду носить. Одни старики дома.
Вторая. Назад идешь?
Йерма. Да, уже.
Первая. Я спешу. Дома никого, а ребенок спит.
Йерма. Беги скорее. Детей нельзя одних оставлять. У вас свиньи есть?
Первая. Нет. Но ты верно говоришь. Побегу.
Йерма. Торопись. Всякое может случиться. Ты заперла его?
Первая. Еще бы!
Йерма. Все равно. Не разумеете вы, что такое дитя! Для вас – пустяк, а для него – гибель. Иголка, миска с водой…
Первая. Твоя правда, я и не подумала. Побегу.
Йерма. Беги скорее.
Вторая. Будь у тебя четверо или пятеро, по-другому бы заговорила.
Йерма. Хоть сорок.
Вторая. Как ни толкуй, а нам с тобой без детей спокойней.
Йерма. Мне – нет.
Вторая. А мне – да. Что за нужда такая? Мать все травами меня поит, а осенью на богомолье поведет, говорит – Бог посылает детей просящим и страждущим. Пускай сама и молится. Я погожу.
Йерма. Зачем же ты замуж вышла?
Вторая. Выдали, вот и вышла. Всех выдают. Скоро в девках одни малолетки останутся. Ну и ладно… да ведь замуж-то до венца выходишь. А старух не переупрямить! Мне девятнадцать, и мука для меня стирать да стряпать. И что ж? С утра до вечера только и делаю, что мучаюсь. Может, мужу моему припекло жениться? Так мы с ним и до свадьбы не жеманились. Вот они, старушечьи бредни!
Йерма. Да замолчи! Язык у тебя!..
Вторая. Скажи еще, что я шалая. Шалая! Шалая! (Смеется.) Меня жизнь одному научила – все по домам запираются, чтоб мучиться. А на воле куда лучше! Хоть на реку беги, хоть в колокола бей! А хочешь – анисовой глотни.
Йерма. Дитя ты малое.
Вторая. Малое, да не шалое. (Смеется.)
Йерма. Мать твоя на горе живет?
Вторая. На горе.
Йерма. В крайнем доме?
Вторая. Ну да.
Йерма. А зовут ее как?
Вторая. Долорес. Тебе зачем?
Йерма. Просто.
Вторая. Просто не бывает.
Йерма. Я так спросила… Сама не знаю…
Вторая. Тебе видней… Понесу обед мужу. (Смеется.) Куда денешься? А хорошо бы – дружку! (Смеется.) Ну, я пошла. (Уходит, смеясь.) Унесло шалую! Прощай!
Голос Виктора (поет).
Зачем один ты спишь, пастух?
Зачем один ты спишь, пастух?
Под пеленой моих волос
теплей и слаще бы спалось.
Зачем один ты спишь, пастух?
Йерма (вслушивается).
Зачем один ты спишь, пастух?
Под пеленой моих волос
теплей и слаще бы спалось.
Тебе постелью мерзлый мох,
пастух,
а изголовьем валуны,
пастух,
и как седой бурьян зимы
твои неласковые сны.
Тебе постель застелет терн,
пастух,
укроет иней в холода,
пастух,
если слышно женский смех —
то плачет в наледи вода.
Пастух, пастух.
Зачем ты каменной горе,
пастух?
Гора-вдова, полынь-трава,
пастушья кровь тебе не впрок!
Одно родишь – колючий дрок!
Йерма хочет уйти, но сталкивается с Виктором.
Виктор (обрадованный). Что там за красавица спешит?
Йерма. Это ты пел?
Виктор. Я.
Йерма. Как хорошо. Никогда тебя не слышала.
Виктор. Разве?
Йерма. И какой сильный голос. Будто ключ из горла бьет.
Виктор. Я веселый.
Йерма. Знаю.
Виктор. А ты вот безрадостная.
Йерма. Я не безрадостная. Да радоваться нечему.
Виктор. Муж-то еще безрадостней.
Йерма. Это правда. Очерствел он.
Виктор. Сроду такой. (Молчание. Йерма садится.) Обед ему несешь?
Йерма. Да. (Глядит на Виктора. Молчание.) Что это у тебя?
Виктор. Где?
Йерма (встает и подходит к нему). Здесь… на щеке. Как ожог.
Виктор. Не знаю.
Йерма. Мне показалось.
В воздухе повисает молчание.
Виктор. Солнце слепит.
Йерма. Да, солнце.
Молчание сгущается, и без единого жеста между ними начинается незримая борьба.
Йерма (вздрагивая). Слышишь?
Виктор. Нет.
Йерма. Ты слышишь, плачет?
Виктор (прислушивается). Тихо.
Йерма. Ну как же? Ребенок плачет.
Виктор. Разве?
Йерма. Где-то близко. И так жалобно, взахлеб.
Виктор. Здесь полно детей – за яблоками лазят.
Йерма. Нет. Это маленький плачет.
Молчание.
Виктор. Ничего не слышу.
Йерма. Видно, опять почудилось.
Пристально смотрит на него; Виктор смотрит таким же взглядом и медленно отводит его, словно пугаясь. Входит Хуан.
Хуан. Ты еще здесь?
Йерма. Мы разговаривали.
Виктор. Я пошел. (Уходит.)
Хуан. Тебе давно пора дома быть!
Йерма. Задержалась.
Хуан. Не с чего было.
Йерма. Птицы пели.
Хуан. Наслушалась? Теперь начнется!
Йерма (резко). О чем ты, Хуан?
Хуан. О людях, не о тебе.
Йерма. Чтоб им пусто было, этим людям!
Хуан. Не ругайся. Не к лицу женщине.
Йерма. Это я – женщина?
Хуан. После поговорим. Ступай домой.
Молчание.
Йерма. Иду. Когда тебя ждать?
Хуан. Не жди. Мне всю ночь поливать. Мой черед – до зари, а воды мало, да и ту гляди разворуют. Ложись и спи.
Йерма (с надрывом). Лягу! (Уходит.)
Занавес.
Действие второе
Картина первая
Горный ручей, где на камнях, там и сям, стирают и поют крестьянки. Занавес поднимается под песню.
В ручье твой пояс мою,
блестит как рыбка.
Жасмин на солнцепеке —
твоя улыбка.
Первая. Не люблю я пересуды.
Третья. Не с нас повелось.
Четвертая. А чем это плохо?
Пятая. Доброе имя даром не дается!
Четвертая.
Тмин я посадила,
тмину и расти.
У кого нет чести,
тот и не в чести.
Смеются.
Пятая. О том и речь.
Первая. Болтают, чего не знают.
Четвертая. Знаем одно – к мужу сестры перебрались.
Пятая. Эти безмужние?
Четвертая. Они. Раньше церковь стерегли, а теперь невестку. Не ужилась бы я с ними.
Первая. Что так?
Четвертая. Жуть от них берет. Только гляну, могильные лопухи мерещатся. Обе они как восковые. Тихие да въедливые. Должно быть, и жарят на лампадном масле.
