Уильям Шекспир - Макбет

Сэр, с добрым утром.

Вас обоих с тем же.

Король проснулся?

Нет.

Он мне велел
Зайти к нему чуть свет. Я с опозданьем.

Я провожу вас.

Знаю, этот труд
Приятен вам, но это труд, однако.

Приятный труд — не труд для нас. Вот дверь.

Войти осмелюсь. Так мне приказали.

Король сегодня едет?

Да, хотел.

Ночь бурная была. С того строенья,
Где ночевали мы, снесло трубу.
Передают, что многие слыхали
Предсмертный чей-то вопль и голоса,
Пророчившие смуты и пожары.
Кричали совы, и тряслась земля,

Да, ночь была тревожна.

Не припомню
Такой на молодом моем веку.

О ужас, ужас! Ни язык, ни сердце
Найти не в силах имени тому!

Да что случилось?

Светопреставленье!
Кощунство! Святотатство! Взломан храм
Помазанника божья! Жизнь из тела
Похищена!

Вы говорите — жизнь?

И — жизнь его величества?

Войдите
В ту дверь, и вас Горгона ослепит[13].
Не спрашивайте. Сами поглядите
И будете не в силах говорить.

Звоните в колокол! Измена! Встаньте!
Убийство! Банко! Дональбайн! Малькольм!
Стряхните сон с себя, подобье смерти,
Чтоб смерти подлинной взглянуть в лицо!
Малькольм и Банко! Встаньте, встаньте, встаньте,
Как души из могил на Страшный суд!
Вот ужас! Видите? В набат ударьте!

Скажите, что за горе тут стряслось,
Что на ноги всех спящих подымают?

Сударыня, ваш нежный женский слух
Не вынесет ответа. Объясненье
Убьет вас.

Банко, Банко, умерщвлен
Наш государь!

О боже! В нашем доме!

При чем тут дом? Ты говоришь, убит!
Не может быть! Скажи, что я ошибся!

Когда б за час я умер перед тем,
Я б мог сказать, что прожил век счастливый.
Что ценного осталось? Ничего.
Он все унес. Он был красою жизни.
Ее вино все выпито. На дне
Один осадок горький.

Что случилось?

Вы существуете, а ключ иссяк,
Источник вашей жизни, рода, крови.

Отец ваш умерщвлен.

О! Кем? Когда?

Двумя своими спальниками, видно.
Кровь на лице у них и на руках,
В крови и неотертые кинжалы.
Они без смысла пялили глаза,
И жизнь доверить было им опасно.

Теперь себе простить я не могу,
Что их убил.

Зачем вы их убили?

Кто может быть разумен и взбешен,
Горяч и трезв в одно и то же время?
Никто. Слепая преданность моя
Сломила нерешительность рассудка.
Передо мной лежал Дункан в крови,
Позолотившей серебристость кожи.
На ней зияли раны, говоря,
В какие трещины вломилась гибель.
У ног его убийцы спали, сплошь
В следах и знаках своего деянья.
На их кинжалах просыхала кровь.
При зрелище таком кто б удержался
И делом чувств своих не доказал?

Ах, помогите!

Помогите леди.

Что ж мы молчим, имея больше всех
Причины горевать?

А что ты скажешь
Средь этого осиного гнезда,
Где всюду нас подстерегает гибель?
Бежим отсюда. Будет наш черед.
Еще не накипели наши слезы.

И вслух не время к действиям взывать.

На помощь к леди!

Надо бы одеться,
А то мы все от холода дрожим,
А после соберемся и подробно
Расследуем убийство до конца,
Чтоб доискаться нитей. Мы в смятенье
И ужасе, но мне защитой бог,
И с тем бросаю я открытый вызов
Таящемуся злу.

И я.

Мы все.

Сойдемся в воинском вооруженье
На совещанье в зале.

Хорошо.

Что предпринять? Нам с ними не ужиться.
Притворна показная скорбь лжецов.
Я в Англию уеду.

Я отправлюсь
В Ирландию. Нам безопасней врозь.
Здесь скрыт кинжал за каждою улыбкой,
И чем родней по крови человек,
Тем кровожаднее.

Стрела убийцы
Еще летит и не попала в цель.
Благоразумнее посторониться.
И потому — немедля на коней,
Без всяких церемоний, не прощаясь.
Ведь тот не вор, кто, козням вопреки,
Уносит ноги тайно, воровски.

Мне семьдесят годов. За этот срок
Я навидался всякого. Бывали
И страсти всякие, и чудеса,
Но перед этой ночью все бледнеет.

Да, дед, прогневали мы небеса,
Уж по часам давно дневное время,
А солнца нет как нет. Одно из двух:
Иль одолела ночь, иль день стыдится
Лицо негодным людям показать.

Да, против естества потемки эти,
И случай этот против естества.
В минувший вторник, веришь ли, я видел,
Как заклевала сокола сова.

А лошади Дункана, цвет породы,
Красавицы и все как на подбор,
Взбесились, выломали дверь конюшни
И ускакали, все кругом круша.

Они, слыхал, друг друга перегрызли?