Андрей Жиров - Путь в космос
П а ш и н. Не привык, чтобы все гладко… Помнишь гагаринскую «крышку»?
К у д р я ш о в а. Еще бы! Эс Пэ тогда побледнел, услышав сообщение, что нет герметичности…
П а ш и н. А я подумал: ну, слава богу! Теперь все будет «нормално»! Поймали дефектик…
К у д р я ш о в а. Что это ты по-болгарски говорить начал?
П а ш и н. Это Валерий привез из Варны. Он там отдыхал перед полетом… Перед стартом вырубили они связь. Наверняка Николай ему анекдот рассказывал…
К у д р я ш о в а. О ракете и воробье?
П а ш и н. Конечно. А потом — о невесомости… У них свои традиции. И пусть еще виток адаптируются. Нам торопиться некуда. Но жаль, если Николай ошибся… Жаль… Шесть секунд — это много.
Входит К р е м н е в.
К р е м н е в. Не люблю перевыполнять планы!
К у д р я ш о в а. Осторожность твоя известна.
К р е м н е в. Это расчет. И только. Шесть секунд лишку — такое не просчитаешь… Не зря, значит, «невезучим» его зовут.
Воцаряется тяжелое молчание. В нем можно ощутить явное неодобрение словам Кремнева.
К у д р я ш о в а. Суеверным ты что-то стал, Костя.
К р е м н е в. Здесь и в бога и в черта верить станешь. У меня вся программа дня насмарку. Месяц корпели, каждую секунду ловили, а зачем?
П а ш и н. Люди все-таки. И ошибаться могут… Хотя и не верится. На Николая это не похоже.
К р е м н е в. Вот именно. А космос не прощает ошибок. Ни больших ни малых. Без эмоций надо летать. Слишком дорого они, эти эмоции, обходятся. С автоматами проще.
П а ш и н. Людям надо летать… Не ради рекламы, конечно. Кстати, зачастую она вредит больше, чем помогает.
К р е м н е в. Когда на корабле человек, то мы заботимся о нем. Чтобы сохранить ему жизнь, вынуждены не приборы научные ставить, а регенераторы, чтобы он мог дышать и жить. Это на первых этапах его надо было пускать. Для истории, престижа. А сейчас в космосе автоматами все можно делать — надежно, точно и без эмоций. Так зачем же рисковать, если можно не рисковать?
К у д р я ш о в а. Странный вопрос можно? В Дубне один физик выдвинул такую гипотезу: если две летящие со скоростью света частицы направить навстречу друг другу и столкнуть их лоб в лоб, то в точке встречи образуется новая галактика… Да, да, галактика — сотни миллионов звезд и миллиарды планет… Если бы у тебя появилась возможность поставить такой эксперимент, как бы поступил?
Пауза.
К р е м н е в. Странный вопрос.
К у д р я ш о в а. И все-таки: рискнул бы?
Пауза.
К р е м н е в. Пожалуй.
К у д р я ш о в а (Пашину). А ты?
П а ш и н. Обязательно. Но в другой галактике.
К у д р я ш о в а. Спасибо.
К р е м н е в. За что?
К у д р я ш о в а. За нашу галактику.
К р е м н е в. Я не силен в философии. Реальность предпочитаю. Те самые шесть секунд…
П а ш и н. Телеметрия нужна.
К р е м н е в. Она, по-моему, мало что прояснит. Не хватает информации.
П а ш и н. В таком случае мы исправим орбиту на следующем витке. Торопиться не следует. А сейчас дай поговорить Оксане, жене Николая.
К р е м н е в. Это еще зачем?
П а ш и н. Она попросила. Я не мог отказать.
К р е м н е в. Странно. Психологи считают, что…
П а ш и н (перебивая). Я знаю инструкции! Под мою ответственность.
К р е м н е в. Пожалуйста. Я распоряжусь. (Уходит.)
З а т е м н е н и е
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Как это началось? Обыденно, спокойно. Надо летать и нам, инженерам… И начали летать… Если бы меня спросили тогда, хочу ли я в космос, — сказал бы. «Нет!» И не солгал бы. Казалось, неинтересно… Все писали заявления, я тоже. Зачем быть белой вороной?.. «Невезучий»?! Как раз наоборот — первую медкомиссию легко проскочил, а потом отряд… И полетел сразу… Как на работу в КБ поехал. А потом уже не мог, будто наркоман… Странно… Неужели и у него (смотрит на Валерия) так же будет? Или совсем иначе — тщеславие, жажда славы? (Валерию.) Пашин перенес коррекцию. Видно, баллистики или телеметристы не успели… Впрочем, не надо об этом. Разберутся на земле, тогда и потолкуем.
В а л е р и й. А я еще вверх ногами лечу.
Н и к о л а й. Пройдет. Я уже «перевернулся».
В а л е р и й. Голова пухнет… Прости, командир, но у тебя глаза красные. Налились… Смотреть страшно.
Н и к о л а й. На твоем месте я тоже на свидание не пошел бы. Разлюбит сразу… Посмотри в зеркало, там, на скафандре. Красив?
В а л е р и й. Что-то от носорога… (Испуганно.) У нас же телесеанс?!
Н и к о л а й. Отменят. Сейчас не до информации общественности. Поташнивает?
В а л е р и й. Желудок во рту… Наверное, скоро выворачивать будет.
Н и к о л а й. А у меня аппетит разыгрался — есть хочется. Сейчас бифштексик бы да с соляночкой… И огурчик свеженький, да…
В а л е р и й (перебивает). Не надо, командир!.. Гулко очень. Как в бочке. Скрежет какой-то… Ага, это двигатели ориентации подрабатывают…
Н и к о л а й. Бочка? Это неплохо. Новую мыслишку ребятам привезем… Не забудь — бочка! Это точно… Сидим словно в бочке, по которой скребут все, кому не лень. А потом палками начнут бить…
В а л е р и й. Палками?
Н и к о л а й. Двигатель включится, почувствуешь.
В а л е р и й. Наверное, не заснуть… Земля-то какая! Действительно круглая… Глобус, раскрашенный гуашью… А почему песок голубой?
Н и к о л а й. Будет и желтым, и синим, и красным… Из-за освещения это. Она, верно, очень красивая, наша планета…
В а л е р и й. Ого, уже Антарктида!.. Маленькая планетка… Словно в ладонях у меня… Рассказывали о невесомости много, а ощущения совсем другие. Действительно, надо самому испытать.
Н и к о л а й. Один из ребят привел точное определение: мол, вечерком встреча с друзьями затянулась. Заснули. А утром глаза открываешь и видишь, что ковер на потолке. Вот тебе и невесомость…
В а л е р и й. А у меня и правда ноги наверху!
Н и к о л а й. Пожалуйста, поосторожней. Без резких движений, иначе за иллюминатором окажешься. И не забывай — здесь ни пола, ни потолка нет. Ничего нет… Только Земля внизу да звезды, которые мерцать не умеют… Стоп! «Земля» вызывает: «Марсы», на связь!..» Ты? Оксана, ты?
Г о л о с О к с а н ы. Коля, у меня всего минутка… Мы ждем вас, очень ждем… А то, что говорила, — глупая была… понимаешь, глупая! Не думай об этом, прошу тебя…
Н и к о л а й. Ну что ты?! Я знаю, сгоряча… Не беспокойся: у нас тут как на курорте — тепло и уютно. Верно, Валерий?
В а л е р и й. Правда хорошо! И красиво очень!
Г о л о с О к с а н ы. Мы ждем вас. Любим и ждем!
Г о л о с О п е р а т о р а. «Марсы», как поняли?
Н и к о л а й. Поняли «нормално». Любите и ждете…
Г о л о с О п е р а т о р а. В таком случае принимайте данные на повторную коррекцию.
З а т е м н е н и е
Высвечивается комната прессы. П о л у я н о в с О п е р а т о р о м играют в шашки. Здесь же Л о ш а к о в, В е р а и З у б о в.
Л о ш а к о в. Стартовики уже скидываются. Они свое дело сделали, и добротно. Теперь уже не их забота. (Зубову.) Кстати, старина, не забудь их упомянуть. Публика благодарная — письмецо в газету черканет. На редколлегии обязательно зачитают, может, благодарность или премию хапнешь. У меня такое бывало. Но теперь уже не проходит…
В е р а (Зубову). Ты уже написал?
З у б о в. Нет. Пока еще ничего не видел. Разобраться надо, с людьми поговорить.
В е р а. А я заготовки сделала о старте…
Л о ш а к о в. И правильно. В первый раз я строк пятьсот накатал. Еще до поездки на Байконур. Так и прошло. Без правки. А теперь хоть какую-нибудь зацепочку найти надо, все мозги высохли… Жена как-то подсчитала: я сорок семь раз писал о старте.
З у б о в. А она читает?
Л о ш а к о в. Жена? (С иронией.) Да что ты… Она смотрит, большой материал или нет. Если большой, хвалит: гонорар приличный будет… Зачем читать-то?
В е р а. Мне жаль жену… Сорок раз — и всегда неповторимо?
Л о ш а к о в. Сорок семь… Всегда. А вашу иронию, сударыня, оценил. Отвечу завтра, когда прочитаю ваш репортажик. Будем квиты.
В е р а. Теперь, конечно. Не Смолкин полетел…
Л о ш а к о в. Главное — поточнее с биографией. Бывало, космонавтам лишних детей подкидывали. Им потом оправдываться приходилось.
З у б о в. Я другого варианта и не мыслю. А разве было бы приятно, если бы о тебе так?
