Афанасий Салынский - Драмы и комедии
Э м а р. То, что у вас называют «городки». У меня длинные руки. Если не возражаете, будем говорить по-русски. Перед войной я работал в аппарате военного атташе в германском посольстве, жил в Москве.
В е р е ж н и к о в. В немецком языке много энергии.
Э м а р. Где изучили?
В е р е ж н и к о в. Институт. И дома. Моя мать в совершенстве владеет французским и немецким.
Т о м к и н. Мы, мордвины, православные. Я, конечно, не верю, но мои деревенские родственники… из-под города Саранска…
М а д р ы к и н. И православных и всех одинаково большевики продали!
Т о м к и н. Я уже десять лет в армии. Капитан артиллерии. Родители в деревне жили до войны хорошо. Колхоз богатый.
М а д р ы к и н. Где там богатый?! Задушили деревню…
Грузин Т а т и ш в и л и задумчиво, не мигая, глядит в дергающееся лицо Мадрыкина.
Э м а р. Вспомните, господа, вчера мы смотрели типичную немецкую ферму…
М а д р ы к и н. Можно здесь купить такую?
Э м а р. А почему бы нет! Правда, подобное имение стоит недешево…
М а д р ы к и н. Куплю!
Т о м к и н. Присмотри заранее.
М а д р ы к и н. Смеешься?.. Жизнью клянусь, куплю такую ферму. Мотался по всяким клубам да санаториям, физкультурник… Руки в стороны, ноги врозь. Для земли мои руки! Куплю! Хайль!
Э м а р. Если хотите, могу вам помочь. Поездим, посмотрим.
М а д р ы к и н. Спасибо. Куплю.
Э м а р (к Татишвили). Господин военный инженер второго ранга, а как у вас в Грузии? Я там не бывал.
Т а т и ш в и л и. Я всегда жил в Тбилиси, дорогой мой, свиноводством не занимался.
М а д р ы к и н. Еще бы: князь.
Т а т и ш в и л и. Да, я — князь. И в моем танковом полку свиней тоже не было. Имей в виду, я вспыльчивый!
Б е с а в к и н. Братва, хиляет красная карта. Чем твое сердце успокоится?.. Девочки, еще девочки… Ребята, мы имеем дело с будущим обладателем гарема! Уж не станешь ли ты аравийским шейхом?!
В е р е ж н и к о в. Князь, ты с этим типом, с Мадрыкиным, поосторожней.
Служебный кабинет Анберга в школе. А н б е р г и Э м а р.
А н б е р г. Мы — исследователи, Эмар. И эта тихая обитель — психологическая лаборатория… Вносите нервозность, разрушайте дружеские симпатии. Дайте им возможность пить, драться, завязывать знакомства с женщинами легкого поведения. Пусть они все ненавидят, всего страшатся. А мы — арбитры, вежливые, справедливые, внимательные…
Э м а р. Слушаюсь.
А н б е р г. Вы отправили тех шестерых, кого мы решили не допускать к присяге?
Э м а р. Один еще здесь. Просит разрешения поговорить лично с вами.
А н б е р г. Что за вольности? Отправьте.
Э м а р. Слушаюсь. (Снимает телефонную трубку.) Отправьте этого шестого. Распоряжение шефа.
А н б е р г. Записи есть?
Э м а р. Да.
А н б е р г (взглянул на часы). Давайте.
Эмар включает магнитофон. Шум, топот, голоса. Затем, как бы сквозь основную сцену, мы видим двоих — Ф р о л о в а и Р а д е е в а. Как два брата: стройные, худощавые, только Радеев — темноволосый, а Фролов — блондин.
Ф р о л о в. Я за тебя под огонь «мессеров» лез.
Р а д е е в. Спас ты меня! Во, по гроб спасибо! А теперь что? В крематорий лагерный? Серый пепел и зола… А я еще картошки хочу, картошки! Лучше жить, чем валяться пеплом.
Шум, громкий разговор — конец записи.
А н б е р г. Кто эти двое?
Э м а р. Из группы «Люфт». Фролов и Радеев. Летчики одного полка, вместе попали в плен. Клички: Ведущий и Ведомый.
А н б е р г. Особо займитесь. Дальше.
Эмар включает магнитофон. Песенка, свист. Хохот. Анберг морщится.
Голоса — и мы видим разговаривающих, М и р о н е ц к о г о, долговязого верзилу, и Т о м к и н а.
М и р о н е ц к и й. Ну, женщина!.. Европейская. Ты понимаешь? Глаза, бедра. Ты думаешь, она ходит? Танцует!
Т о м к и н. Стыдился бы, Миронецкий.
М и р о н е ц к и й (с подделкой под ребяческий тон). Мамочка, я уже все знаю, ведь мы уже проходили опыление!
Т о м к и н. Гляди, подхватишь…
М и р о н е ц к и й. У немцев отличная медицина.
А н б е р г (после того, как Эмар выключил магнитофон). Кто он, этот поклонник нашей медицины, установили?
Э м а р. Да. Увы, в медчасти.
Входит Т у р о в е р ц е в.
Т у р о в е р ц е в. Извините, экстренное дело… Лифанов… гм… последний из шестерых, не допущенных к присяге, бьется в истерике. Умоляет допустить к вам. Если бы вы уделили две-три минуты.
А н б е р г. Давайте!
Т у р о в е р ц е в уходит. Входит Л и ф а н о в. В страхе застыло его грубое, тяжелое лицо со скошенным подбородком.
В двух словах — ваше прошлое?..
Л и ф а н о в (быстро). До войны работал директором леспромхоза в Вологодской области. Семейный. Старший лейтенант. Оставьте меня здесь! Лагерь — это смерть…
А н б е р г. Вздор. Вы только затем и просили встречи со мной?
Л и ф а н о в. Я буду вам полезен… Если можно, я сказал бы вам наедине.
А н б е р г. Инженер-капитан Эмар — мой первый помощник, у меня нет от него секретов.
Л и ф а н о в. Откровенно… Решил было воспользоваться… С вашей помощью — через фронт и — домой. Пока война. Леса большие. Но если вы меня обратно в лагерь, на смерть…
А н б е р г. Короче.
Л и ф а н о в. Я получил задание…
А н б е р г. Где? От кого? Когда? Садитесь, пишите.
Лифанов сел, пишет. Кончил писать.
Ну, ступайте.
Л и ф а н о в уходит.
Э м а р. Вполне возможно, что это — примитивная ложь.
А н б е р г. А если верить его версии? Он заслан не один. Так пускай он поищет здесь своих сообщников. Свяжитесь с лагерем. Попросите, чтобы этого комиссара Воронина, если такой действительно существует, переправили сюда, в гестапо. Удобнее для очных ставок.
Э м а р. Слушаюсь. Кто здесь, в школе, будет поддерживать контакт с этим Лифановым?
А н б е р г. Дорм. Эрих Дорм. И вообще лично вам не следует встречаться с осведомителями. Приручили — и сразу передавайте Дорму. (Задумался.) Если это так, кто же второй и третий?
Свет гаснет. И потом за сценой — веселый шум школы. Крики, смех детей, топот.
Э м а р. Мы с вами — в типичной немецкой школе. Идеальный порядок, свет, уют, отличное преподавание. (Подзывает молодую учительницу.) Сделайте любезность…
А н н а. Четвертый класс «Б». Анна Зеехолен.
Э м а р. Это — наши русские друзья по оружию.
А н н а (бледное, усталое лицо, большие серые глаза, в сердитом удивлении приподнятые брови). Я вас слушаю.
Э м а р. Скажите, война не отразилась на успеваемости ваших учащихся?
А н н а. Все учатся превосходно. Дети великого фюрера так же, как их отцы и матери, сознают свой долг.
В е р е ж н и к о в (слушает Анну и подмечает несоответствие между выспренними словами ее ответа и печальным, одеревеневшим лицом). Спасибо, хорошо объяснили, фрау Зеехолен.
М а д р ы к и н (возвращается из класса). Белые парты… культурка.
Э м а р. Здесь учатся дети великого фюрера, будущие хозяева планеты Земля… Выводы каждый из вас сделает сам. Сравните, взвесьте и оцените. Это поможет осмыслить дорогу, по которой вам идти.
Все молчат. Перемена света.
Внимание! Становись! Три шага вперед, шагом марш! Смирно! Равнение направо!
Входит А н б е р г.
Налево! К присяге, шагом марш!
Выстрел. Один из идущих к присяге, Прошкин, падает.
П р о ш к и н. Предателем быть не хочу. Прости, Родина!
В е р е ж н и к о в (встречается глазами с Татишвили, тихо). Поспешил, бедняга… Это можно в последний момент, как последнюю пулю…
Татишвили опускает глава.
М а д р ы к и н (подошел, вздохнул). Прошкин… землячок…
В е р е ж н и к о в. Размазня.
Э м а р. Естественный ход событий, друзья!
В е р е ж н и к о в. Искренне работать или же искренне умереть.
Э м а р. Попрошу к присяге!
Спортивная площадка под открытым небом. Б е с а в к и н («Рецидивист») идет с ножом на В е р е ж н и к о в а. Короткая схватка. Нож отлетает в сторону. Вережников и Бесавкин катаются по земле, рыча и чертыхаясь. Вережников одолевает Бесавкина.
