Фридрих Горенштейн - Бердичев
Колька Дрыбчик. Анекдот слышали? Встречаются трое. Один говорит: я лоцман. Другой говорит: я боцман. А третьему нечем похвастать, он говорит: а я Кацман. (Смеется.)
Макар Евгеньевич. Ты брось эти анекдоты, ходи лучше с козырей… Дуня, у тебя сколько карт осталось?
Дуня. По одной не ошибешься.
Витька (к Кольке). Дрыбчик…
Колька. А?
Витька. На…
Колька. Жуй два. (Смеется.) Я тебя купил, Лаундя…
Витька. Дрыбчик…
Колька. Ты меня, Лаундя, не купишь.
Витька. Таких дешевых не покупают, их даром дают. (Смеется.) Я тебя купил…
Стаська. Лаундя, если я не там и не здесь, то где я?
Витька. У коровы в трещине.
Стаська. Заткни языком, чтоб я не вылезла. (Смеется.) Я тебя купила…
Витька (сердито). А ты прости тут, прости там (крестится), прости, Господи, нам…
Стаська. Смотри, Лаундя, Костя Кошенок тебе твой глаз на твою задницу натянет…
Витька. А я скажу Косте, что к тебе литер ходит… Мы сегодня вечером в парк идем военных бить, поймаем на танцплощадке тебя с твоим литером…
Макар Евгеньевич. Ох, ребята, дадут вам по пять лет и пошлют на Донбасс шахты восстанавливать… (К Дуне.) Так не ходят… У вас черва козырь, а не крест…
Дуня. Стаська, ты их не слушай, выходи за лейтенанта…
Стаська (поет и играет на аккордеоне). «Завлекала, завлекала, и тебя я завлеку. Не таких я завлекала, с револьвером на боку…»
Витька. Завлечешь… Пиской по морде получишь, мойкой по глазам.
Стаська (смеется, поет). «Оцем, дроцем, двадцать восемь, от а зекел бейнер, аз дер тоте кишт ды моме, даф ныт высен кейнер…»
Дуня (смеется). Что это значит?
Стаська. «Отцем, дроцем, двадцать восемь, вот мешок костей… Когда папа целует маму, так никто не должен знать…»
Колька. Крепко ты по-жидовски говоришь.
Стаська (смеется). А может, я жидовка? К жиду богатому в жены напрошусь, как вареник в масле буду. (Поет.) «С неба звездочка упала, и другая катится, полюбила лейтенанта, и майора хочется…»
По лестнице вниз спускаются Фаня и Зоя.
Луша. Фаня, иди-ка сюда… Что там за крик?
Фаня (смеется). Бронфенмахер хочет через кухню Луцких себе черный ход сделать.
Дуня. А кто это так кричит? Рахиля?
Фаня (смеется). И Рахиля и Беба. Та ей говорит — ты воровка, а та ей говорит — ты спекулянтка.
Луша. Чего ты туда ходишь, Фаня? Тебя в войну Сергей спас, когда всех евреев в ямы на аэродром гнали? Спас?
Фаня. А я разве говорю, что нет?
Луша. Ты ему должна быть благодарна до конца жизни, а ты к евреям своим ходишь и жалуешься на него.
Фаня. Ой, чтоб я так жила, что я на него ничего не говорю. Зоя учится в одном классе с Рахилиной дочкой… Я ей говорю: чего ты туда ходишь? Папа из-за тебя меня ругает, что я тебя туда посылаю… И Рахиль думает, что я ее посылаю, чтоб она там кушала. Нужна нам их еврейская еда. Я зашла, чтоб Зою забрать. Чтоб ты не смела больше туда ходить, Зоя… После школы сразу домой… Думаете, я не помню, Луша, когда я до войны вышла замуж за Сережу, он был веселый такой, молодой, такой футболист, так все евреи говорили на меня, что я проститутка… Таки правильно говорят: спасай Россию, бей жидов…
Луша переглядывается со Стаськой и Дуней, смеются.
Макар Евгеньевич (подавляя улыбку). Иди, Фаня, тебя Сергей ждет. Он тут интересовался, куда ты пошла.
Фаня и Зоя входят в одну из дверей на первом этаже. Мимо сараев с помойным ведром проходит Борис Макзаник. Это парень-переросток с обезьяньим лицом. Сверху по лестнице спускается Виля.
Виля. Борис Макзаник нас заметил и, в гроб сходя, благословил…
Макзаник (широко улыбаясь). Привет… В Цесека не хочешь? В центральный ср… понял? Сра… Комитет… Ну, в уборную хочешь? Пошли вместе.
Виля. Нет, не хочу… А как дела на литературном фронте?
Макзаник. Хочешь, почитаю.
Стаська. Виля, это у вас ругаются?
Виля. У нас.
Стаська. Что ж они ругаются. Клопов бы лучше давили.
Макзаник (Виле). Пошли немного пройдемся. (Отходят.) Тебе Стаська нравится?
Виля. Так она ведь старая. Ей уже девятнадцать, а может, и двадцать.
Макзаник. Зато какие у нее ягодицы… Ну, пойдем сегодня на бульвар.
Виля. Неохота… Лучше здесь почитаем.
Макзаник (ставит на землю помойное ведро).
Старинный город Петроград
Теперь прозвали Ленинград,
Построен был еще Петром,
Как много было, было в нем…
Ты чего? Смеешься?
Виля. Нет, продолжай, просто закашлялся…
Макзаник.
Воспета Пушкиным Нева,
Была красива и стройна.
Но теперь река Нева
Лучше, чем была тогда…
Колька, подкравшись, бьет Макзаника под зад. Макзаник, схватив ведро, удирает.
Виля (удирает, кричит испуганно). Мама!
Макар Евгеньевич (скрывая улыбку). А ну, Коля, перестань…
Колька (хохоча). Так я ж Вилю не трогаю. Иди сюда, Виля, садись с нами в карты…
Витька. Он говорил, что он хусский… Ты хусский?
Виля. Я хотел сказать, что я русский еврей, но «русский» я успел сказать, а «еврей» не успел, потому что меня срочно домой позвали…
Витька (хохоча). Его домой позвали…
Виля. Нет, правда… Есть бухарские евреи в Средней Азии, есть грузинские — на Кавказе, а я русский… Хотя вообще-то я наполовину… Моя мать из Польши… А отец тоже не совсем ясно кто… Я был в детдоме, так меня эти евреи взяли на воспитание… Я ведь на еврея не похож…
Макзаник (проходя мимо с пустым ведром). Только все евреи похожи на тебя…
Виля. А ты, Бора, выйди из мора, чтоб тебе ручки и ножки обсохли, а животик я тебе вытру сама…
Макзаник. Сам жид, а на другого говоришь.
Колька (приподнимается). Оторвись!
Макзаник удирает, гремя ведром. Все смеются.
Виля (к Кольке). Дай закурить.
Колька. Сам стрельнул…
Виля. Ну дай бенек потянуть…
Колька дает окурок. Виля курит. Слышен новый взрыв криков и плача.
Дуня. И не устанут.
Луша. Нет, это уже не там, это не у Рахили. Это Сергей Бойко опять Фаню бьет.
Из дверей на нижнем этаже, откуда слышны крики и плач, показывается Сергей Бойко. Он в майке, спортивных шароварах и босой. Похмельное лицо его искажено злобой, волосы всклокочены. Садится рядом с Макаром Евгеньевичем.
Сергей. Беркоград проклятый. Бердичев — еврейская столица…
Макар Евгеньевич. Сергей, зачем жену бьешь? Нехорошо.
Сергей. Разве жидовка может быть женой?.. Бегает к своим жидам наверх на меня жаловаться…
Луша. Что ж ты ее, Сергей, от немцев спас? Зачем прятал?
Сергей. Так это другое дело. У меня от нее дети. А детям мать нужна, потому и прятал… Ух, Беркоград проклятый…
Макар Евгеньевич (улыбается). Так, говорят, Бердичев скоро переименуют… Горсовет уже прошение подал в Киев, в Верховный Совет… Черняховск вроде бы будет. В честь погибшего генерала Черняховского, а кто говорит, в честь генерала Ватутина… Есть слухи, что в честь Котовского назовут, который здесь, на Лысой горе, долго находился, там его казармы были… Или в честь Щорса… Здесь ведь музей Щорса есть… Или, говорят, в честь Богдана Хмельницкого, который Бердичев от поляков освобождал…
