Фридрих Горенштейн - Бердичев
Рахиль (вздыхает). Ой, вэй з мир… Каждый день имеет свою историю… Я тебе скажу, Виля, что год для меня прожить не трудно. Год пролетает, и его нет… А день прожить очень тяжело. День так тянется, ой как он тянется… И после каждого дня я мертвая… Спасибо моей кровати, она стоит миллионы… Я мою кровать никому не отдам… Ой, дыс бет…
Злота. Что ты ему говоришь, ты видишь, у него слипаются глаза. Виля, иди спать.
Виля уходит.
Рахиль (выключает телевизор). Давай, Злота, подсчитаем, сколько я тебе денег потратила… Что ты вздыхаешь? Что тебе плохо? На улицу ты не ходишь. Тебе даже коробочку спичек в дом заносят…
Злота. Рухл, перестань меня грызть…
Рахиль. Ша, Злота, голос, как у грузчика… Виля ведь лег спать… Чтоб ты онемела…
Злота. Она делает меня с болотом наравне…
Рахиль. На рынке все так дорого, и вообще все так дорого, так я виновата. Вот сейчас я начну подсчитывать, ты опять начнешь кричать: гвалт.
Злота. Говорит, и говорит, и говорит… Цепляется и цепляется…
Рахиль. Ша… Значит, пишем: мясо — два рубля сорок пять копеек, огурцы — шестьдесят, капуста — пятьдесят, морковь — пятнадцать, бурак — двадцать, редька — десять, резка петухи у резника — двадцать пять копеек… Имеем четыре рубля двадцать пять копеек… Это на рынок… Потом магазин: колбаса — два шестьдесят, сегодня колбаса дороже, масло — один рубль пять копеек, маргарин — восемьдесят шесть, сыр — семьдесят, хлеб — тридцать две, молоко — двадцать шесть. Имеем пять семьдесят девять… На, проверь… За ситро я у тебя не беру… На, проверь…
Злота. Зачем мне проверять, у меня нет времени проверять… Я хочу сделать на утро фарш для котлеты…
Рахиль. Дай лучше я быстро сделаю… Я не могу смотреть, как ты поцяеся и поцяеся возле мясорубки…
Злота. Я не люблю мясорубку, котлеты не сочные, я буду мясо рубить секачом…
Рахиль. Хочешь рубить — руби… А на первое свари бульон из гуся… Крылья, пулки, лук, морковочка, немного фасоли… Все есть… Что, тебе не нравится, какой гусь я купила? Чтоб я имела такой год, какой это гусь.
Злота идет на кухню, там слышен грохот.
Рахиль (испуганно вскакивает, бежит на кухню). Тьфу на твою голову, на твои руки и ноги, как ты меня перепугала. Ты, если не разбиваешь что-нибудь, так сама падаешь. Я тебя боюсь одну оставить дома.
Злота (ее голос слышен из кухни). Где бы взять еще, чтобы мне было пятьдесят лет, так я бы лучше ходила…
Рахиль. Сделай меньше огонь…
Злота. Куда ты сыпешь соль? Ой, я думала, это соль…
Рахиль. Что за тряпку ты надела на голову? Вус ыс фар а шмоте?
Злота. Мне болит голова.
Рахиль. Бынд дым тухес… Когда болит голова, завязывают задницу… У меня астма, но я таскаю на лестницы каждую сумку, что дым идет…
Злота. С тобой стоять за плитой, лучше умереть… Я такая больная, что нет примера. (Входит в темную комнату с перевязанной полотенцем головой, берет стаканы со стола и опять уходит на кухню.) Мне надо в фарш немного молока и булку… Я всегда так делаю…
Рахиль. Ты делаешь, а Бог чтоб помог прекратить твои крики…
Злота. Смотри, молоко не свежее, а булка как камень…
Рахиль. Злота, ты, наверное, хотела бы, чтоб здесь, в квартире, стояла корова и жил пекарь. (Смеется.)
Злота. Эцем-кецем… Рухл, перестань ко мне цепляться… Цепляется и цепляется, как мокрая рубашка к заднице…
Большая комната — темная и пустая. Свет падает только из кухни, откуда доносятся голоса сестер.
Ползет занавес
Москва. 1975
