Афанасий Салынский - Драмы и комедии
Оставшись одна, Нила стоит, озаренная красноватыми отсветами неба. Собранная, внутренне подтянутая. И, как бы издалека, нарастает бой барабанов. В походном ритме шагает ее пионерское детство. До нее доносится сильный юношеский голос:
«Нас водила молодость в сабельный поход,
Нас бросала молодость на кронштадтский лед…»
Г о л о с М а р т ы Ш р е д е р. Товарищи юный пионер Страны Советов! Сегодня мы передаем Ленински комсомол наш хороший товарищ Нилу Снижко. Равнение на знамя!
Н и л а. Марта… Марта…
Г о л о с М а р т ы Ш р е д е р (в полной тишине). Я рекомендую товарищ Нила Снижко для подпольной работы в тылу фашистов на советской земле. Она в совершенстве овладель немецкий язык. С гордостью считаю — это моя заслуга. В настоящий пор товарищ Нила Снижко — студент института и смелый друг.
Н и л а. Ты научила меня жить, Марта, бороться…
Г о л о с М а р т ы Ш р е д е р (в рокоте барабанов). Шагайте, юные! За вами идет красный Веддинг и весь планета Земля… Рот фронт!
В пролете лестницы показывается С а ш к а. Увидев, что Нила одна, он вскакивает в комнату. В руке у него граната.
С а ш к а. Получай, овчарка немецкая!
Он взмахнул рукой, Нила оглянулась на его крик — и все поняла. Вероятно, она не успела бы спастись, если бы не появился Э д и к, который, безусловно, следил за Сашкой.
Э д и к. Я вот тебе…
С а ш к а. Пусти! Вместе взорвемся…
Нила бросилась к борющимся ребятам, вырвала у Сашки гранату, быстро, опытным глазом проверила ее, вынула взрыватель и сунула в карман.
Н и л а. Сашка…
С а ш к а (тяжело дыша). Пожалста… у меня еще найдется. (Эдику.) А ты, сиксот… ты у меня попомнишь… (Убегает.)
Э д и к (вслед). Давай! По-честному, один на один…
Н и л а (обнимает Эдика). Спасибо, друг.
Э д и к. Вы меня не обнимайте! (Убегает.)
Держа в ладонях гранату, Нила неловко поправляет растрепавшиеся волосы. Слышен все нарастающий бой барабанов…
Г о л о с М а р т ы Ш р е д е р. Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!
Н и л а (поднимает руку, сжатую в кулак). Рот фронт!
З а н а в е с
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Та же проходная комната на втором этаже. Пролом в стене не очень умело, но все же начали заделывать. Возле стены сложен старый кирпич, стоит железное корыто с глиной, валяется лопата с обломанным черенком. Угол комнаты по-прежнему отсекает маленькая ширма, за которой покашливает и н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Вход в комнату Зои завешен серым солдатским одеялом. Ю н о ш а в матросской тельняшке стоит на табурете и пытается срезать на стене электрический провод.
З о я, Т у з и к о в а и п о ж и л а я ж е н щ и н а удерживают юношу.
Т у з и к о в а. Слазь, Борька, слазь, говорю!
Ю н о ш а. Чтобы эта гадина питалась моим светом?.. Да меня от флота, от боевой службы, оторвали… Я на дне реки без передышки вкалываю, по камешку электрогэс собираем… Пускай в темноте, пускай коптилку жгет, каракатица…
Т у з и к о в а. А мы? Тоже коптилку?
З о я. А сам, сам?
П о ж и л а я ж е н щ и н а. Опомнись, чудак… (Понизив голос.) Мы-то что, профессор, за ширмой вон… И спит на книгах, лежанку себе из самых толстых сложил, и ходит с книгами. Ученый человек…
Т у з и к о в а. Правда, в летах, а все-таки… Ты тут и не бываешь почти, а нам от него как-никак мужской дух. Хоть кашлянет басом.
Ю н о ш а. Так светит же мой свет, овчарке светит!
З о я. Еще много и похуже тварей под одним с нами солнцем.
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц (из-за ширмы). Каждую, да-да, каждую тварь надо лишать солнца строго конкретно.
П о ж и л а я ж е н щ и н а. Слыхал! Вот так, как скажет что…
Т у з и к о в а. Басом…
Ю н о ш а (неохотно спускается с табурета). Тогда выгнать ее надо.
Т у з и к о в а. А я что говорила! Когда-а еще…
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Нет, нет, поверьте, она еще будет человеком. Такая яркая натура…
Т у з и к о в а. Гнать ее, как бесполезно-вредную! А ты, Зойка, защищала, справедливость показывала.
З о я. Вон она дыру заделывать взялась… Как ее поймешь? Сама, одна…
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Кирпич носил я.
Т у з и к о в а (с повышенным интересом). Глядите, еще может… (Заглядывает за ширму.) Ежели бороду срезать да сбросить годков тридцать.
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Был означенный муж летами молод, воспитан в придворных нравах, образом мысли великодушен…
Т у з и к о в а (разочарованно). Один бас.
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Табула раса[3]…
Вбегает Н и л а, в радости она забылась, очень возбуждена.
Н и л а. Товарищи, наши войска Белгород взяли! Много пленных, огромные трофеи. Сегодня в Москве салют… (Осеклась, увидев холодные, настороженные лица.)
З о я. А тебе что за радость?
Ю н о ш а. Взяли и еще возьмем. Всю землю свою освободим. И другим поможем.
Н и л а (еще не до конца подавив жестокую обиду). Радоваться мне запрещаете? Может, у меня тоже кое-что советское осталось?
Ю н о ш а (угрожающе). Умолкни…
Н и л а. Э, да ты с характером, полосатенький! (Глухо.) Тронь только, тронь…
Юноша отходит.
Эх, милые вы мои люди!..
З о я (рассмеялась, изумленная). Милые?..
Т у з и к о в а. Это, значит, мы — ей?!
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц (меланхолически). Где ты, новый Достоевский?..
З о я. Как немцев от города отбросили, так мы теперь милыми стали? Я тебе ничего не забуду.
Н и л а. Так и надо, не забывай. (Отошла к пролому в стене, взяла лопату, перемешивает глину в корыте.)
З о я. Если ж я не забуду, то не жить тебе здесь, в городе моем не жить!
Т у з и к о в а. Офицера у честной девчонки отбила. Одного артихектора тебе мало, да?!
Неизвестно, чем бы кончилась эта сцена, если б в дверях не появился м о л о д о й т а н к и с т в кожаном шлеме и потертой тужурке. Подбросив плечом закинутый за спину вещевой мешок, он улыбается, глядя на Зою. Та узнала и, тихо вскрикнув, бросилась к танкисту.
З о я. Алешенька!
А л е к с е й (обнимая Зою). Вот и я… вот и я…
Т у з и к о в а. Честно дождалась, ничего не скажешь.
А л е к с е й. В глубокий тыл едем, в Челябинск, новые танки получать. Остановочка, слава богу. На целых три часа отпуск!
З о я. Ой, как мало!
Т у з и к о в а. Три-то часа? Свадьбу можно сыграть.
А л е к с е й. Все — твои соседи? Здравствуйте, земляки. (Подходит к пожилой женщине, здоровается за руку.) Окопы копала, мать? (Ласково прижимает руку пожилой женщины к щеке.) Шершавенькая… А ты, огненная блондинка?
Т у з и к о в а (сухо). Всякому своя занятие.
А л е к с е й (подает руку юноше в тельняшке). Морячок на суше?
Ю н о ш а. Под водой, братишка.
П о ж и л а я ж е н щ и н а. Электрогэс по кусочкам собирает.
А л е к с е й. Спасибо за терпение. Это хуже, чем на фронте. А ты, папаша, чего не бреешься? Хочешь, бритву подарю? Есть одна лишняя, трофейная.
И н т е л л и г е н т н ы й ж и л е ц. Вы одарили меня свободой, молодой человек, это больше, чем бритва.
А л е к с е й (заглядывая за ширму). Вот так постель! Одну ночь поспишь — ума наберешься. (Окинул взглядом стены, испещренные надписями и следами пуль.) Заслуженный дом…
Воспользовавшись тем, что Алексей задержался возле интеллигентного жильца, Нила пытается выйти.
Стой, красавица! Гордая какая соседка. И познакомиться со мной не хочет…
Т у з и к о в а (хихикнув). Одним больше, одним меньше.
А л е к с е й (обернулся к Тузиковой). Золотце червонное, зачем обижаешь? (Присматривается к Ниле.) А ведь я тебя где-то встречал…
З о я. Алеша…
А л е к с е й. Погоди, Зоя. Где ж я тебя встречал?..
Н и л а. Во всяком случае, я вас вижу впервые. (Выходит.)
Ю н о ш а. Овчарка она немецкая. Понял?
