Афанасий Салынский - Драмы и комедии
С т а в и н с к и й. Лизок, ты на меня обиделась?
Н и л а. Мика, выпьем за любовь, не омраченную ничем.
Входит Ч у ф а р о в, он озабочен, торопится.
Т у з и к о в а. Аркадий Игнатьич…
Ч у ф а р о в. Извините, я спешу. (Кинул взгляд на стол.) По некоторым сведениям, немцы уже, так сказать, на пороге. (Быстро собирает вещи.)
Л и з о ч к а. Это ужасно! Мика, ты можешь не найти свою часть.
С т а в и н с к и й. Моя часть — в резерве. И вообще лучше без паники. Слава богу, не сорок первый год.
Ч у ф а р о в. Именно — не сорок первый, а вражеское охвостье затаилось и действует… Вчера взлетел на воздух склад боеприпасов, сегодня оказался заминированным железнодорожный мост. Самолеты налетают и бомбят станцию как раз тогда, когда там стоят эшелоны.
Т у з и к о в а. А вы уезжаете?
Ч у ф а р о в (собирается). Да-да. Где мои комнатные туфли, вы не видели?
Т у з и к о в а. Гляньте, я мебель заимела… От германского спектакля бархатом украсила… И окна и дыру я завесила…
Ч у ф а р о в (подходит к столу, Ниле). Жаль, что вашего пиршества не видит Федор. Это в конце концов открыло бы ему глаза. Типичный притон. (Уходит с вещами.)
Т у з и к о в а (вслед). Где притон?! Тут, у меня! Вы слышали, слышали?! Монах толстопятый!
К р у г л и к. Паникер!
Л и з о ч к а. Мика, я уйду без тебя.
С т а в и н с к и й. Куда ты спешишь?
Н и л а. Ох, как ее смутил строгий дядюшка! Пускай она уходит, Мика, пускай. А мы будем веселиться.
С т а в и н с к и й (берет аккордеон). Веселиться так веселиться.
К р у г л и к. Хочу красивой жизни!
Н и л а. О, музыкальный интендант! Впервые в истории интендантской службы.
Лизочка с презрением и открытой враждебностью смотрит на Нилу.
К р у г л и к (сильно опьянел). Фрау Нила, на стол!
Т у з и к о в а. Для чего это ей на стол?
К р у г л и к. Я так хочу! Фрау Нила будет танцевать на столе. Ножки среди бутылочек… Фрау Нила, на стол!
Т у з и к о в а. Так я и позволила лаковый верх портить!
К р у г л и к. Я хочу… я ей плачу… Вот ваши негативы, тысяча рублей. Я уничтожаю негативы, фрау Нила!
Н и л а. Мика, играйте!
К р у г л и к. Голая, голая! Вот негативы… Смотрите, я их буду жечь… Голая, две минуты на столе!
С т а в и н с к и й. Оставьте, Круглик! Смотрите, какие у нее стыдливые глаза…
Н и л а. Да? Хо-хо!
Нила хватает кусок черного бархата, которым Тузикова весьма безвкусно задрапировала кровать, перешедшую в ее пользование, на мгновение скрывается под ступенями намалеванного замка.
К р у г л и к. Вы увидите феноменальное зрелище… (Берет поднос, бросает на пего фотопленку.) Дайте спички. Внимание…
Н и л а (выбегает, слегка прикрытая бархатом). Опля!
К р у г л и к. Фрау Нила, на стол! (Восторженно.) Хо-хо-хо-чу! Я — жгу… (Сжигает несколько кадров пленки.)
Н и л а (на столе). Мика, играйте, в темпе! (Танцует под музыку и поет.)
«В траве кузне-кузнечик жил,
Кузне-кузнечиху любил.
Какая прыть, какая прыть —
С ней на прогулку выходить!»
К р у г л и к (в азарте). Жгу еще три очаровательнейших кадра! Фей-ер-верк…
Т у з и к о в а. Даешь, Нилочка!
Входит Ф е д о р, остановился. Никто, кроме Ставинского, у которого, естественно, обострено внимание, не замечает вошедшего. Ставинский же, настороженно наблюдая, продолжает играть. Увидев Федора, Нила механически, еще в танце, сделала несколько движений, потом замерла.
К р у г л и к. Еще, еще! Вы заработаете тысячу!
Т у з и к о в а. Господи, за один танец… (Порывается влезть на стол.) Давай десятку, фотограф. (Увидела Федора.) Товарищ артихектор… сюда… к нам…
Ф е д о р (едва сдерживая себя). Это стоило посмотреть. Что же вы не танцуете, Нила? У вас хорошо получается.
Н и л а. Вам нравится? Мика, давайте!
С т а в и н с к и й. Хватит.
Ф е д о р. Где же вы настоящая? Когда вы читаете мне мораль или же когда вот так?..
Н и л а. Мораль вам читает и ваш дядя, а вот пускай-ка он станцует на столе!
Ф е д о р. С такими номерами вы, конечно, пользовались популярностью у немцев?
Н и л а. Я и у русских тоже… Вот у вас, например… Или уже нет? А, мораль взяла верх… Понятно. Играй, Мика!
Л и з о ч к а (испуганно глядя на Федора). Я не разрешаю! О, теперь я вижу, что такое европейское воспитание…
Н и л а. Не-ет, то, что ты видишь, — это Азия. А вот что видела я!.. Я пила вина, которые столетиями хранились в подвалах французских королей. Я ездила в лучших машинах… я курила… я… Э! Сверхидейные камни… Ихь бин айн фрайер менш унд ихь фэрахтэ ойхь![2] Вон! Все вон отсюда… (Соскакивает со стола.) Я буду пить одна… и танцевать одна. (Берет аккордеон.)
Т у з и к о в а (взъярилась, Ниле). Выметайся с моей советской жилплощади! Тут все теперь мое…
Н и л а (с аккордеоном в руках).
«Расступитесь, расступитесь,
Расступитесь, я пройду!
Всех влюбленных перессорю,
Всех женатых разведу…»
Грохот зениток, взрывы.
К р у г л и к. В подвал… я хочу в подвал!
Т у з и к о в а, К р у г л и к, Л и з о ч к а, на этот раз и С т а в и н с к и й поспешно выходят.
Ф е д о р. Что же ты не прячешься в подвал?
Н и л а. Милый вы мой…
Ф е д о р. Замолчи!
Н и л а. Милый, милый… Вы же этого еще не слышали от меня…
Ф е д о р. И хорошо, и но желаю слышать.
Н и л а. Если б вы знали, как мне тяжело сейчас.
Ф е д о р. Я не знаю, нет, я никогда не танцевал на столе в полуголом виде.
Н и л а (поспешно накидывает попавшееся под руку пальто). Это мои первые слова о любви, первые в жизни, клянусь вам, Федор…
Ф е д о р (подавляя ярость). Слушай, ты… нет, я лучше уйду. Руки пачкать не хочется.
Н и л а (удерживает его). Подождите. Я боюсь, что эта встреча наша будет последней.
Ф е д о р. Такой изощренной лгуньи, наверное, еще не видел свет!
Н и л а. А видел ли свет такие муки, те, что выпали на нашу долю? И такое мужество?
Ф е д о р. А, ты снова на своем коньке! Нет, уж довольно, избавь!
Н и л а. Федор! Федор… Я ничего не прошу, даже минутного уважения. В ваших глазах я… и это понятно…
Ф е д о р. А я еще надеялся, что смогу забыть твое прошлое! Нет, я никогда не забыл бы его. Можно простить многое, но прощать предательство… не-ет!
Н и л а. Вы только запомните, ради бога, запомните то, что я скажу вам…
Ф е д о р (нетерпеливо, через плечо). Что же ты такое скажешь?
Н и л а. Я люблю вас, да, люблю. Когда вы искали меня после первой, случайной встречи, я пряталась от вас, я смотрела на вас только издали. Я боялась полюбить, да-да, боялась полюбить… запомните это! И все-таки я ждала, что вы найдете меня…
Ф е д о р. Дурак, зачем я искал…
Н и л а. В эту разрушенную каменную коробку, видите, я протянула с улицы хмель. Чем еще я могла украсить к вашему приходу свое жилище?
Ф е д о р. А фотоснимками… Они достаточно содержательны.
Н и л а. Еще, еще одно слово… Запомните! Я полюбила вас теперь еще сильней. Вот такого, какой вы сейчас… непримиримого, злого, решительного. Я горжусь вами, Федор. Вы нашли силы одернуть себя. И совсем не так, как этого требовал от вас ваш дядя, не из ханжества и трусости, нет, вы все пропустили через сердце.
Ф е д о р (в отчаянии). Но это же — слова человека… голос человека… глаза человека! Или я сам перестаю им быть? Зачем вы кричали о каких-то сверхидейных камнях?
Нила молчит.
И вы любите, правда, любите меня?..
Н и л а (снова взяла себя в руки). Только злого, только непримиримого.
Ф е д о р. Тогда я должен вас просто убить. Что может быть злее?
Н и л а. Этого делать не следует.
Ф е д о р. А что же мне делать, что?!
Н и л а. Ждать.
Ф е д о р. Чего ждать?
Н и л а. Война, как заметил один правдивый немецкий писатель, сплошное ожидание. Ждешь ротную кухню, ждешь, когда тебя убьют, ждешь письма от любимой женщины…
Ф е д о р. Нет, черт возьми, я разгадаю, я все равно тебя разгадаю! (Уходит.)
Оставшись одна, Нила стоит, озаренная красноватыми отсветами неба. Собранная, внутренне подтянутая. И, как бы издалека, нарастает бой барабанов. В походном ритме шагает ее пионерское детство. До нее доносится сильный юношеский голос:
