Ромен Роллан - Четырнадцатое июля
Бекар (перенеся вслед за ним его кресло). Сегодня ваша светлость что-то не проявляет особого пыла, как обычно в дни битвы.
Вентимиль. Они меня утомляют своими спорами. (Показывает на де Лонея.) Ему все не по силам, вечно спрашивает у всех совета — сам не может ничего решить. Что мне делать с такими господами? Один — тюфяк, другой — шкурник. Дурацкое положение! И зачем только я согласился! Ни чести, ни удовольствия. Не мое дело приводить в чувство чернь — пусть этим занимается полиция.
Бекар. Да какое уж тут удовольствие — стрелять по беднякам?
Вентимиль. Ты становишься сентиментальным? Видно, такова теперь мода. Только я ей не следую. Эти мерзавцы нисколько меня не трогают... Слышишь, как рычат? Отвратительно! Что им нужно?
Бекар. Хлеба.
Вентимиль. Однако им должно быть известно, что Бастилия не булочная! Опять! Какое упорство! Значит, они так хотят жить? Не понимаю, какая может быть радость в столь нищенском существовании? Неряхи жены да дрянное вино — вот и все доступные им удовольствия.
Бекар. Знаете, ваша светлость, как бы мало человек ни имел, он всегда дорожит тем, что у него есть.
Вентимиль. Неужели? Ну, это ты по себе судишь.
Бекар. Конечно, вы-то имели в жизни все, о чем только можно мечтать.
Вентимиль. Ты мне завидуешь? Нечему, мой милый.
Бекар. Как так нечему?
Вентимиль. Ты удивлен? Впрочем, тебе, пожалуй, и в самом деле не понять. Оставим этот разговор. Жара на меня плохо действует, я что-то захандрил.
Швейцарец (появляясь из внешнего двора, де Лонею). Ваша светлость! Мятежники взобрались на крыши соседних домов и шпарят оттуда.
Де Флюэ. Вот и прекрасно — уничтожьте их! Это же детская забава для таких стрелков, как вы!
За сценой Гош поет припев песенки, которую он пел во втором действии:
Свобода, в этот день чудесный
Приди, наполни душу нам!
Швейцарцы (за сценой). Ну, ну, не задерживайся! К коменданту!
Де Флюэ. Что там происходит?
Швейцарцы (входят из внешнего двора, толкая перед собой Гоша, который несет на плече Жюли). Господин комендант! Мы его зацапали, когда он прыгал через крепостную стену.
Гош (ставит Жюли на землю). Гоп-ля! Вот мы и у цели! Я ведь обещал тебе, что ты войдешь первая.
Жюли (вне себя от восторга, всплескивая руками). Бастилия!
Вентимиль. Это еще что за шутовство?
Гоша и ребенка обступают со всех сторон.
Гош (спокойно). Господин комендант! Мы — парламентеры.
Солдаты смеются.
Де Лоней. Странные парламентеры!
Гош. У нас не было выбора. Мы подавали вам знаки, вы их не замечали. Нам не оставалось ничего другого, как перепрыгнуть через стену.
Жюли (направляясь к швейцарцам). Ах, вот они!
Швейцарцы. Что тебе от нас нужно, шалунья?
Жюли. Вы заключенные?
Швейцарцы (смеясь). Мы заключенные? Ну, нет! Мы те, кто их стережет.
Гош. Ты не так уж ошиблась. Они тоже узники и, пожалуй, еще больше достойны жалости, потому что у них отняли все, даже стремление к Свободе.
Де Лоней. Что это за девочка?
Гош. Наш добрый гений. Она умоляла взять ее с собой. Вот я и притащил ее сюда!
Вентимиль. Ты что, ума лишился? Можно ли подвергать ребенка смертельной опасности?
Гош. Почему бы ей не разделить с нами опасность? Ведь если умрем мы, у нее нет надежды на жизнь. Не играйте в милосердие. Ваши пушки не разбирают, в кого бьют.
Вентимиль (со свойственной ему надменной и насмешливой холодностью). Солдат, унтер-офицер — дезертир! Вот кого послал к нам парламентером этот сброд! Отлично, расстреляйте его — только такой конец может достойно увенчать его миссию.
Де Лоней. Подождите! Надо же узнать, чего они хотят.
Вентимиль. Они не смеют ничего хотеть!
Де Флюэ. С мятежниками в переговоры не вступают.
Де Лоней. Все же не мешает узнать; повредить нам это не может.
Вентимиль. Но это непристойно: соглашаясь разговаривать с бунтовщиками, мы как бы ставим себя на одну доску с ними.
Де Лоней. Как мог ты принять на себя подобную миссию? Что это — наглость или ослепление?
Гош. Я лишь стремился помочь и вам и моим товарищам.
Вентимиль. Отдаешь ли ты себе отчет в своих поступках? Тебе, значит, непонятно, что такое изменник?
Гош. Как же, ваша светлость, изменник — тот, кто поднимает оружие против своего народа.
Вентимиль (пожимает плечами и поворачивается к нему спиной). Глупец!
Гош. Прошу прощения. Я не хотел оскорбить вас. Напротив, я пришел как друг. Меня собираются расстрелять. Пусть так. Но, по чести говоря, это было бы неумно: я пришел ведь, чтобы уладить дело миром. Если тем не менее я буду расстрелян, — ну что ж, как говорится: «Достойной смертью вся жизнь красна».
Де Лоней. Что тебе велено нам передать?
Гош (передавая письмо). От Постоянного комитета города Парижа.
Де Лоней берет письмо и, отделившись от остальных, читает его вместе с двумя другими начальниками. Жюли уселась на колени к одному из инвалидов, остальные обступили ее.
Бекар. Почему же тебе так захотелось попасть сюда, плутовка? Разве ты знаешь кого-нибудь из здешних?
Жюли. Многих.
Бекар. Где же они?
Жюли. В тюрьме.
Бекар. Нечего сказать, хорошие у тебя знакомства! Кто же они? Твои родственники?
Жюли. Нет.
Бекар. А как их зовут?
Жюли. Не знаю.
Бекар. Как! Не знаешь? Ну скажи хоть, как они выглядят?
Жюли. Право, не могу сказать.
Бекар. Ах, вот как! Значит, ты смеешься над нами, шалунья!
Жюли. Нет, нет, я их отлично знаю, я их всех видела. Только это очень трудно рассказать...
Бекар. А ты попробуй.
Жюли. Мы с мамой живем недалеко отсюда, на улице Сент-Антуан. Повозки с заключенными проезжают по ночам мимо нашего дома. Я часто встаю, чтобы поглядеть на них. Я их почти всегда вижу. Но иногда я крепко сплю и не слышу, как подъезжает повозка, проснусь, а она уже проехала.
Бекар. Что тебе до них?
Жюли. Но ведь они страдают.
Бекар. Несчастье — грустное зрелище. Ни к чему тебе глядеть на них.
Жюли (говорит таким тоном, как будто это само собой понятно). Мне их так жалко!
Один из инвалидов (смеясь). Ха-ха! Вот так причина!
Бекар. Замолчи, болван!
Инвалид (вначале рассвирепев). Болван? (Подумав, почесывает голову.) Да, ты прав.
Жюли (усевшись на лафет, поглаживает пушку). Вы ведь не будете стрелять в нас, правда?
Инвалиды не отвечают.
Скажите же, что не будете! Я вас очень прошу! Я ведь люблю вас. Пожалуйста, полюбите и вы меня!
Бекар (целует ее). Да как же можно не любить тебя, душенька?
Де Лоней (дочитав письмо, переданное Гошем, пожимает плечами). Это переходит всякие границы! Господа! В переданном мне странном послании, которое составлено какими-то крючкотворами, именующими себя Постоянным комитетом, нам предъявляют нелепейшее требование: чтобы банды мятежников охраняли Бастилию вместе с нашими войсками.
Солдаты прыскают, начальники возмущены.
Вентимиль. Блестящее предложение!
Гош (де Лонею). Выслушайте меня, ваша светлость! Предотвратите резню. Против вас мы ничего не имеем. Но эта груда камней, эта злобная сила, она уже много веков давит на Париж! Позорно подчиняться слепой силе, но не менее позорно и угнетать с ее помощью народ. Это противно разуму. Вы образованнее нас и должны бы страдать от этого гораздо сильнее, чем мы. Помогите же нам, а не убивайте нас! Ведь мы боремся за торжество разума, а он — столько же ваше, сколько и наше достояние. Сдайте Бастилию, не ждите, пока ее возьмут силой.
Вентимиль. Разум, совесть — так и сыплет этими словами... Начитались Руссо и твердят, как попугаи, одно и то же. (Де Флюэ.) Нечего сказать, удружили вы нам!
Де Флюэ. Чем это?
Вентимиль. Да вашим Жан-Жаком... Держали бы лучше его у себя в Швейцарии.
Де Флюэ. Нам и самим он не особенно нужен.
Де Лоней (Гошу). Ты — сумасшедший. Где это видано, чтобы более сильный по доброй воле сдал оружие более слабому?
Гош. Вы не сильнее нас...
