Ромен Роллан - Четырнадцатое июля
Обзор книги Ромен Роллан - Четырнадцатое июля
Ромен Роллан
Четырнадцатое июля
Народу Парижа
Чтобы нация стала свободной, ей нужно только захотеть этого.
Лафайет (11 июля 1789 г.).ПРЕДИСЛОВИЕ
Автор стремился здесь не столько к точному описанию событий, сколько к раскрытию моральных истин. Изображая борьбу, овеянную поэтической легендой, он считал возможным свободнее обращаться с историей, чем когда писал «Дантона». В «Дантоне» автор ставил себе задачу как можно точнее обрисовать психологию нескольких действующих лиц, — там вся драма сосредоточена в судьбах трех или четырех великих людей. «Четырнадцатое июля» — полная противоположность: здесь отдельные личности растворяются в народном океане. Чтобы изобразить бурю, нет надобности выписывать отдельно каждую волну — нужно написать бушующее море. Точность в передаче деталей не так важна, как страстный и правдивый охват целого. Есть что-то фальшивое и даже оскорбительное в несоразмерном значении, которое придается теперь маловажным событиям — мельчайшей пыли истории — за счет живой человеческой души. Оживить силы прошлого, все то, что в них сохранилось действенного, — вот в чем наша задача. Мы отнюдь не собираемся предлагать вниманию десятка избранных ценителей старины одну из тех бесстрастных миниатюр, где чувствуется скорее стремление воспроизвести костюмы и моды времени, нежели внутренний мир героев. Разжечь пламенем республиканской эпопеи героизм и веру нации, достичь того, чтобы дело, прерванное в 1794 году, было возобновлено и завершено народом более зрелым и глубже понимающим свое предназначение, — вот к чему мы стремимся. Мы недостаточно сильны для того, чтобы это осуществить, но мы полны твердой решимости продвигаться вперед к намеченной цели. Искусство призвано служить не мечте, а жизни. Под влиянием зрелища, изображающего действие, должна родиться и воля к действию.
Ромен Роллан.Июнь 1901.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Лазар Гош, 21 года. — Высокий, худой; волосы и глаза черные; с правой стороны лба легкий шрам до середины носа; небольшой рот; прекрасные зубы. Выражение серьезности отличает задумчивое с оттенком печали лицо, на котором, как и на всем облике Гоша, лежит отпечаток сильной воли. Печаль едва заметна — он скрывает ее. («Человек этот умрет молодым, изнуренный непосильной работой, неудачами, подозрениями и недугом, который исподволь подтачивает его могучий организм».) Бодрость и отвага берут верх, и в тяжелые минуты он изумляет всех своим юношески-звонким смехом.
Пьер-Огюст Гюлен, 31 года. — Очень высокий, широкоплечий блондин. Флегматичен, молчалив, медлителен, смеется беззвучно, не приемлет доводов рассудка, невозмутимо упрям, подвержен припадкам необузданной ярости. Он остался бы в стороне от борьбы, если бы его не заставлял действовать пример его друга Гоша, а также врожденная порядочность и потребность дать выход своей богатырской силе. («Человек этот, хотя и не проявляет собственной инициативы, но ни перед чем не отступит. Выйдя из ничтожества, достигнет всего и все примет как должное. Впоследствии — граф империи, дивизионный генерал, кавалер ордена Почетного Легиона, губернатор покоренного Милана, Вены, Берлина, комендант Парижа, председатель военного суда, который вынес смертный приговор герцогу Энгиенскому».)
Жан-Поль Марат, 46 лет. — По происхождению испанец, родился в Швейцарии. Очень мал ростом (меньше пяти футов), крепкого сложения, но не толст. Фабр д'Эглантин набросал чудесный его портрет: «Мощная шея, широкое, скуластое лицо, нос изогнутый, приплюснутый, как бы перебит, с длинным кончиком, нависающим надо ртом; небольшой рот часто искривляется судорожным подергиванием; тонкие губы; большой лоб; серо-желтые живые глаза, от природы добрые и проницательные; взгляд уверенный; редкие брови; цвет лица — нездорового, свинцового оттенка; волосы темные, всегда в беспорядке, растительность на лице темнее волос... Ходил он быстро, мерным шагом, слегка враскачку, высоко подняв откинутую назад голову. Руки обычно держал крепко скрещенными на груди, но стоило ему начать говорить, как жесты становились порывистыми. Подчеркивая свою мысль, он выставлял вперед ногу, постукивал ею о землю и вдруг поднимался на носки, как бы желая дотянуться до высоты высказываемых им мыслей. Сила его голоса, мужественного и звучного, потрясала. Дефект произношения, мешавший точно выговаривать звук «с», который у него получался скорее как «з», и некоторая связанность речи — из-за чрезмерно тяжелой нижней челюсти — искупались убежденностью и энергией, с какой он говорил. Одевался он, не считаясь с условностями моды и вкуса, настолько небрежно, что производил впечатление человека неряшливого». Крайне обостренное восприятие всего окружающего держало его в постоянном напряжении, которое разряжалось иногда неистовыми взрывами. Он обладал редкостным здравым смыслом, глубоко развитым нравственным чувством и был по-настоящему добродушен, хотя и пытался это скрывать. Страстная любовь к истине, стремление к душевной чистоте заставляли его, не лукавя, признавать свои ошибки, когда он их сознавал.
Камилл Демулен, 29 лет. — Адвокат при парламенте. Его портрет дан в «Дантоне». В ту пору, о которой идет речь, он моложе, чем в «Дантоне», но выглядит старше: счастье еще не улыбнулось ему. Он похож на поджарую борзую собаку. Парижский озорник — смелый и бесшабашный: лицо пожелтело, преждевременно увяло от нужды, бессонных ночей и рассеянной жизни; улыбающийся, гримасничающий рот, неправильные черты лица.
Максимилиан де Робеспьер, 31 года. — Депутат Национального собрания. Его портрет смотри в «Дантоне». Но сейчас лицо Робеспьера округлее и мягче, на нем еще нет отпечатка суровости, который наложат на него впоследствии усталость и сознание ответственности. Безмолвно возгорающееся яркое пламя. Душа еще не знает, какая таится в ней сила. Но сила эта уже зреет, хотя она и проявляется пока только в его высокомерном, холодном, пессимистическом стоицизме, в том, что, не веря в успех своего дела, он пожертвовал ему всем.
Гоншон-«Патриот», 40 лет. — Содержатель игорных притонов в Пале-Рояле. Маленького роста, коренастый; большое, одутловатое, изрытое оспой лицо. Тщеславный фигляр, хвастун и лжец, старается казаться грязным, неуклюже пародируя Мирабо.
Феликс-Юбер де Вентимиль, маркиз де Кастельно, 60 лет.
Бернар-Рене Журдан, маркиз де Лоней — губернатор Бастилии, 49 лет.
Де Флюэ — командир отряда швейцарцев, 50 лет.
Бекар — инвалид, 70 лет.
Луиз-Франсуаз Контá — актриса «Театр франсэ», 29 лет. Напоминает женские образы Буше. Полная блондинка, хохотунья, с насмешливым ртом, глазами немного навыкате, покатым лбом и мягкими очертаниями подбородка; дерзкая и чувственная. «Глаза говорят, взгляд жалит» (Гонкур). Эльмира из «Тартюфа», или скорее Сюзанна из «Фигаро». Талия из «Театр франсэ».
Анна-Люсиль-Филиппа Ларидон-Дюплесси (Люсиль Демулен), 18 лет. — Смотри ее описание в «Дантоне», а также прелестный ее портрет работы Буальи в музее Карнапале. Нежна, чувственна, ребячлива, романтична и насмешлива.
Маленькая Жюли, 9—10 лет, — юная дочь народа, голубоглазая, хрупкая, тоненькая, бледненькая.
Мари-Луиз Бужю — торговка овощами. За 60 лет.
Народ, жители Парижа:Женщина из народа — мать Жюли.
Мальчик 7 лет.
Носильщик.
Маньяк.
Студент.
Владелец столярной мастерской.
Нотариус.
Продавцы газет.
Торговцы из Пале-Рояля.
Девицы из Пале-Рояля.
Солдаты французской гвардии.
Инвалиды.
Швейцарцы.
Зеваки, гуляющие, щеголи.
Рабочие, голодранцы, женщины из народа, дети.
Все классы, все возрасты.
Действие происходит в Париже 12—14 июля 1789 года.
Первое действие — в Пале-Рояле, воскресное утро 12 июля.
Второе действие — в Сент-Антуанском предместье, в ночь на вторник 14 июля.
Третье действие — в Бастилии и на площади Ратуши, во вторник 14 июля, между четырьмя и семью часами пополудни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Воскресенье, 12 июля 1789 года, около 10 часов утра. Из кафе «Фуа» открывается вид на сад Пале-Рояля. В глубине сцены — «Круг»[1]. Направо — бассейн с бьющим фонтаном. Между «Кругом» и галереями Пале-Рояля — аллея. Торговцы стоят, не решаясь отойти ни на шаг, у порога своих лавок с патриотическими надписями на вывесках, прославляющими «великого Неккера» и Национальное собрание. Девицы с обнаженной грудью, с голыми плечами и руками, с букетами цветов, точно султаны, торчащими в прическах, прогуливаются в толпе, вызывающе оглядывая встречных. Разносчики выкрикивают названия газет. Содержатели игорных домов (и среди них Гоншон) снуют в домашних халатах в сопровождении людей, вооруженных дубинками. Банкометы со складными табуретами под мышкой подходят то к одной, то к другой группе, останавливаются на минуту и тут же, на открытом воздухе, располагаются со своей игрой, сворачиваемой, как географическая карта, достают мешки с деньгами и исчезают так же внезапно, как и появляются. Оживленная, беспокойная толпа, еще не знающая, что предпринять. Люди то рассаживаются перед кафе, то вскакивают и убегают при малейшем шуме, становятся на стулья и столы, приходят, уходят. Толпа мало-помалу растет и к концу акта заполняет весь сад и галереи, многие даже влезают на деревья, цепляются за ветви. Тут все классы общества — голодные нищие, рабочие, буржуа, аристократы, солдаты, священники, женщины. Дети продолжают играть, путаясь под ногами прохожих.