Юджин О'Нил - Продавец льда грядёт
Джо (немедленно добродушно улыбается и жмёт его руку). Конечно, Капитан, я понимаю, что это ошибка. Ты — нормальный мужик, хоть и англичанин. (Его лицо ожесточается.) Но я никому не спускаю «черномазого». Никогда не спускал. Было время, когда те, кто обзывали меня «черномазым», просыпались в больнице. Я был лидером Грязной Шестёрки. Все мы шестеро негров были крутые, а я был самый крутой.
Веитьен (вдохновлён на хвастливые воспоминания). В былые времена в Трансваале, я был такой сильный, что брал гружённую телегу за ось и поднимал, как перышко.
Льюис (улыбаясь с симпатией). Что до тебя, мой недалёкий человекоподобный бур, я снова повторяю, ошибкой нашей иностранной политики было то, что мы дали вам свободу, когда схватили вас с Кроньи[15]. Надо было отправить вас в лондонский зоопарк и посадить вас в клетку к обезьянам. С надписью: «Зрители могут отличить настоящего бабуина по его голубому заду».
Веитьен (ухмыляется). Господи! Только подумать, что на Спион Копийе я так ловко подстрелил, наверное, десять англичан, прямо в лоб, а в тебя не попал! Никогда себе это не прощу!
«Джимми Завтра» благосклонно щурится на каждого из них попеременно с нежной пьяной улыбкой.
Джимми (сентиментально). Сэсил, Пит! Забудем про войну! И бур, и британец, каждый сражался доблестно и благородно, пока не победил сильнейший, и тогда мы все пожали друг другу руки. Мы все братья внутри единой империи, над которой никогда не заходит солнце. (Слёзы выступают у него на глазах. Он цитирует с чувством, хотя и без особого усердия.) «За Суэц меня пошлите…»[16]
Ларри (перебивает его, сардонически). Джимми, ты уже там. Здесь чёрное это белое, Восток это Запад, а завтра — это вчера. Что ещё нужно?
Джимми (со смурной благожелательностью, качая головой с мягким упрёком). Ларри, дорогой, ты меня не проведёшь. Ты корчишь из себя циника, но в глубине души ты — самый добрый человек из нас всех.
Ларри (в замешательстве, раздражённо). Что за чушь!
Пэррит (наклоняется к Ларри, доверительно). Какой набор психов!
Джимми (как если бы ему о чём-то напомнили, с жалкой попыткой звучать деловито). Да-да, завтра. Давно пора привести себя в порядок и снова заняться делом.
Он с усердием отряхивает пыль со своего рукава.
Мне нужно отдать этот костюм в химчистку. Я не могу выглядеть как бродяга, когда я…
Джо (который сидел, погружённый в свои мысли, перебивает). Да, белый народец всегда говорил, что я — белый. Когда у меня были деньги, Джо Мотт был единственным негром, которого пускали в игорные дома, предназначенные для белых. «Тебе, пожалуйста, Джо, ты — белый», говорили. (Он хихикает.) Но в кости играть меня не подпускали. Знали, что кости меня слушаются. «Джо, любая другая игра, на любую сумму». Господи, сколько я просадил денег! (Он посмеивается, потом, защищаясь.) И хозяин наш тогда знал, что я белый. Я накопил денег, чтобы открыть мой собственный игорный дом. Знающие люди мне посоветовали: сходи к хозяину, тогда у тебя не будет никаких проблем. Пусть Харри Хоуп даст тебе письмо к боссу. И он написал мне это письмо. Правда, Харри?
Хоуп (погружённый в собственные мысли). А? Конечно. Большой Билл был моим другом. У меня в те времена было много влиятельных друзей. И я бы мог возобновить все мои знакомства, если бы только я захотел сходить и их повидать. Да, я помню это письмо. Я там написал, что ты — белый. Что с того?
Джо (обращаясь к Капитану Льюису, который снова впал в столбняк и слушает его с абсурдно напряжённым вниманием, явно ничего не понимая). Вот так-то, Капитан. Я пошёл к Боссу, дрожал от страха. Он сидел за письменным столом, огромный как товарняк. Он даже не взглянул на меня. Я жду и жду. Мне кажется, прошёл уже целый час, и вдруг он медленно и тихо так говорит: «Ты хочешь открыть игорный дом, так ведь, Джо?» Но не успеваю я ответить, как он вскакивает из-за стола, огромный, как два товарняка, и колотит кулаком, похожим на окорок, по столу: «Ты чёрный сукин сын; Харри говорит, что ты — белый, так вот и веди себя, как белый, а если не хочешь, то у нас для тебя подготовлена железная клетка». Потом он садится и снова говорит так спокойно: «Ладно. Открывай. Убирайся отсюда!» Так что я открываю моё дело и доказываю, что я действительно белый. Годами веду дело в открытую, выплачиваю все взятки в срок, поддерживаю прекрасные отношения с полицией. (Гордо хихикает.) Старые добрые времена! Много было вечеров, когда я заходил в это заведение. В те дни это была отличная забегаловка. Хорошее виски — пятнадцать центов стакан, два — за двадцать. Я бросал на стойку пятидесяти долларовую купюру, как если бы она ничего не стоила, и говорил: «Угощайтесь, ребята, сдачи не нужно». Помнишь, Харри?
Харри (язвительно). О, да. А теперь, если бы я хоть раз увидел, как ты бросаешь на стойку пятьдесят центов, я бы сразу понял, что у меня белая горячка! Ты уже рассказывал эту историю миллион раз, и если мне ещё раз придётся это услышать, то я точно сойду с ума!
Джо (хихикая). Ну, если ты не заработал белую горячку после двадцати лет регулярного пьянства, меня тебе опасаться нечего!
Льюис (внезапно поворачивается к Хоупу. С сияющей улыбкой). Спасибо, дружище Харри! Раз уж ты об этом заговорил, я выпью, ведь скоро твой день рождения. (Остальные смеются.)
Хоуп (прикладывает руку к ухуу сердито). Что? Я тебя не слышу.
Льюис (печально). Я так и думал, что ты не услышишь.
Хоуп. Да мне и не надо слышать, господи! Выпивка — это единственное, что вас интересует.
Льюис (печально). Да, это правда. Было время, когда беседовать со мной было куда более интересно. Но по мере того, как я отягощался годами, стало довольно бессмысленно обсуждать мою вторую излюбленную тему.
Хоуп. Не пытайся шутить со мной! Скажи лучше, сколько ты мне должен за комнату, а?
Льюис. Виноват. Складывать у меня никогда не получалось. Я силён в вычитании.
Хоуп (ворчливо). Думаешь, смешно? Капитаном ещё зовётся! Выставляет свои раны на обозрение! Оделся бы, Христа ради! Тут тебе не турецкие бани! Вшивая английская армия! У них ушли годы на то, чтобы справиться с шайкой голландских деревенщин.
Веитьен. Правильно, Харри, так его!
Хоуп. Ты тоже помолчи, голландский шпинат! Генерал, мать твою! Тебе разве что в «Армии спасения» служить генералом! Хвастается, каким был метким стрелком, а в него попасть не смог! А он в тебя. Непонятно, что хуже! А теперь вы оба меня объедаете! (Угрожающе.) Но моё терпение на исходе! Либо вы завтра расплатитесь, либо — убирайтесь!
Льюис (серьёзно). Мой дорогой, даю слово чести как офицер и джентльмен, завтра всё будет оплачено.
Веитьен. Харри, мы клянёмся! Завтра наверняка!
Макглойн (с озорным огоньком в глазах). Вот видишь, Харри, что может быть справедливее!
Мошер (подмигивая Макглойну). Уж больше ничего не потребуешь, Харри. Обещание есть обещание, в чём я не раз убеждался.
Хоуп (накидывается на них). К вам это тоже относится! Старый продажный полицейский и цирковой жулик! Прекрасная для меня компания! Парочка мошенников живёт у меня в доме бог знает, с каких времён! Отъедаются тут, как свиньи! У вас даже не хватает порядочности отнести меня наверх, где у меня хорошая постель! Оставляют меня спать на стуле как бездомного! Вы меня тут держите в надежде, что появится Хикки, и что я дам вам ещё выпить!
Макглойн . Эд и я всё сделали, чтобы тебя поднять, правда, Эд?
Мошер. Да. Но ты сказал, что не можешь находиться в своей квартире, потому что это одна из тех ночей, когда тебе вспоминается твоя старушка Бэсси.
Хоуп (его лицо немедленно вытягивается, становясь печальным и сентиментальным; скорбно). Да, верно, я начинаю вспоминать. Я видел её в каждой комнате точно такой же, какой она была… И это двадцать лет с тех пор, как она…
У него комок подступает к горлу, а глаза наполняются слезами.
Подобающе прочувствованное молчание охватывает комнату.
Ларри (язвительным шёпотом, к Пэрриту). Не правда ли, иллюзия о прошлом — трогательная вещь? Все говорят, что Бэсси страшно его изводила.
