Марина Гельви - Там, где папа ловил черепах
— Кто со мной наперегонки? — крикнула, бросившись к воду «ласточкой».
Вынырнула, поплыла саженками, перевернулась на спину, потом еще несколько взмахов рук. Оглянулась — никто не собирался догонять меня. Что им, слабо, что ли?
— Ты хочешь сказать: кто первый запутается в водорослях? — крикнул Игорь.
— В каких водорослях?
Но я уже сама увидела под водой густую сеть узких и длинных зеленых листьев. Они чуть-чуть шевелились от колыханий воды и походили на щупальца какого-то животного. Я быстро повернулась, поплыла обратно.
Соревновались вдоль берега. И не столько соревновались, сколько просто бултыхались в воде.
Надя, как я и предсказывала, в тот же день помирилась с Робертом и теперь, плавая, рассказывала ему о влиянии лунного света на приливы и отливы. Он энергично кивал, пробовал острить и мгновенно умолкал, встречая ее строгий взгляд.
А Игорь и Отари очень скоро вышли с решительным видом из воды, пошарили в своих рюкзаках, достали учебники физики и направились в «рощу» зубрить. Звали Роберта и других. Охотников не нашлось. Наоборот: девчонки из их класса послали вдогонку Игорю и Отару массу разных остроумных советов. Роберт закричал:
— Учиться сегодня бессмысленно, так как человек на данной ступени развития не в состоянии за полчаса выучить то, что следовало учить целый год, причем при условии, что человек этот даже гений!
Не успели нахохотаться, из «рощи» вернулись Игорь и Отари. Тут уж им пощады не дали:
— Пятнадцать параграфов осилили пли больше?
— Нет, ребята, весь учебник!
— Весь не успели. У них мозги зажарились на солнце!
— Чтобы зажарить, нужно их иметь!
— Постойте, тише: они пришли за задачником, сейчас задачки по физике перерешают!
Игорь и Отар молча спрятали учебники в рюкзаки и с рычанием бросились в воду.
Купались, загорали, снова купались, играли в темп и стоп, хохотали, закусывали, вырывая друг у друга еду, а воду, принесенную из города в бутылках, Игорь, как самый сознательный, выдавал каждому по рюмочке. За всю свою жизнь я не слыхала столько шуток и острот.
Домой мы начали собираться, когда солнце коснулось гребня далекой горы. Оно зашло, и сразу стал синеть воздух, повеяло прохладой с гор. Пляж опустел в считанные минуты. И тишина, казалось, стала другой, загадочной, непонятной. Словно совершилось приобщение озера к таинству природы, и мы тут были уже совершенно лишние.
Отари тихо сказал:
— Ушли краски дня, ушли люди с вещами, и озеро Лиси видит сны.
Это было так созвучно моим мыслям и ощущениям! Я с благодарностью посмотрела на него.
Домой я добралась, как сказал бы Роберт, на последнем бензине. Лева, не скрывая усталости, сразу завалился спать. И Отари, наверно, спит. А как Роберт назвал меня Бахтадзе. Противный… А вообще-то фамилия мне нравится. Хорошая фамилия. Она мне подойдет.
— Мама, тебе нравится фамилия Бахтадзе?
— Да, а что такое? — она посмотрела на меня внимательно.
— Ничего. Красивая фамилия, правда?
— Я перед этой фамилией готова стать на колени.
Что она, смеется надо мной? Но ведь ничего не знает.
— Мама, ты это серьезно?
— Я же говорю: эта фамилия для меня свята.
— Мама!
— Что?
— Это фамилия Отара.
— Какого Отара?
— Который в нашей компании. Он товарищ Левы. Помнишь, я показывала тебе стихи?
— Ах, это тот, из-за которого…
— Да, да!
— А как отца зовут?
— Отари говорит, что он Михайлович.
— Где живет?
— На Калужской, второй дом от угла.
— Невероятно!
— А что, мама, что?
— Мать у него врач?
— Да-а.
— Так и есть. Кто б мог подумать?.. — Она покраснела, ее словно что-то душило. — Дай-ка мне валерьяновых.
Выпила валерьянку, на глаза навернулись слезы.
— Мама, почему ты плачешь?
— Ты забыла. Ты все забыла! Михаил Силованович Бахтадзе был главным бухгалтером железнодорожного управления. Когда отца твоего обвинили в растрате и должны были судить, Михаил Силованович, чтобы затормозить судебный процесс, скрылся. Он, можно сказать, спас жизнь твоему отцу, он золотой человек!
— Мама, я все помню, но я тогда не слышала этой фамилии.
Мама глядела на меня как на чудо.
— Ну ты преподнесла мне сегодня…
— Мама, а Отари…
— Да подожди ты со своим Отари!
С «моим Отари». Как это приятно прозвучало.
— Тамара, ты слышишь, какую радость преподнесла мне сегодня Ирина?
— Мама, можно компания Левы придет к нам?
Она посмотрела весело и задорно:
— Ладно, твоя взяла. Пусть приходят.
Вечером я церемонно принимала в галерее гостей. Пили лимонад, ели печенье, танцевали. Мама, тетя Тамара и тетя Адель вели себя плохо. Тетя Адель так вообще чуть не опозорила меня совсем. Во-первых, все трое явно без дела много раз проходили через галерею и разглядывали Отара так, что и слепой, наверно, заметил бы. А Отари ничего не замечал. Я удивлялась: как недогадливы мальчики. Девочка уже сто раз обратила бы внимание на эти хождения, а Отари стоял около играющей радиолы и самозабвенно отбивал ногой такт «Рио-Риты». А в комнате мама и мои тетушки обсуждали впечатления. Я отчетливо слышала их смех. И какой! Тетя Адель заливалась, как девчонка. Я пошла и сказала: «Ну что это такое, на самом деле?» А они заявили, что им очень нравится Отар. Тогда я крепко обняла и поцеловала всех троих и, постояв минутку, чтобы остыть и придать лицу безразличное выражение, снова чинно вышла в галерею.
Отари пригласил на танец. Едва успела положить руку ему на плечо, даже еще не подняла голову, чтобы взглянуть в глаза, — я всегда немного боялась этого момента, — из комнаты снова вышли друг за дружкой мама, тетя Тамара и тетя Адель и, сложив руки под грудью, остановились у дверей. Ну это уж слишком. Ведь Отари теперь обязательно заметит такое повышенное внимание к своей персоне и вообразит о себе или же подумает, что мои родные дикари какие-то.
Не выдержала. Извинилась перед Отаром и ушла в комнату. Мама, тетя Тамара и тетя Адель, почувствовав что-то неладное, сразу за мной.
— Что вы ходите следом, как дети? Что вы делаете, я от стыда сгораю!
— А мы что? Мы — ничего. В конце концов…
— Тетя Адель, — сказала я. — Чем смотреть на Отара, посмотрели бы лучше на Ламару. Лева так в нее влюблен, что готов покончить с собой.
— А???
Надо было видеть их лица. Нет, они просто сошли с ума на старости лет!
— Которая, которая? — затрепетала тетя Адель так, словно ей самой шестнадцать лет.
— Светлая. Лева говорит, что она похожа на Карлу Доннер.
И тут уж они буквально бросились в галерею. Стали смеяться, заговаривать с Ламарой. Она весело отвечала и тоже разглядывала их. Это уже было лучше. Естественней. Я постепенно успокоилась. Теперь пусть хоть с биноклем выйдут: внимание их раздробилось, и поэтому мне не грозит разоблачение.
На другой день я сказала Отару, что его отец работал когда-то вместе с моим отцом и спас моего отца от смерти.
— Насчет спасенья не знаю, — сказал Отари. — Мой отец объявил, что твой отец золотой человек.
— Значит, наши отцы оба золотые.
— Почему оба?
— Моя мама сказала, что твой отец золотой.
— Чудеса.
Нам ужасно повезло
Мы пили чай всей семьей в галерее. Пришла Дарья Петровна и сообщила, почему-то под большим секретом, что Реваз Оттиевич и его сын Сандро собираются строить новый дом. «Где?», «Почему?», «На какие средства?».
Она еще ничего толком не выяснила. Пронесся только слух, легкий, как весенний переменчивый ветерок. Мы не поверили.
— А почему это тайна?
Она и сама не знала.
— Пело мне шепотом об этом сказала. И в пурне продавщица намекнула, мол, строиться доктор будет.
Нет, мы не верили. Мало ли что болтают люди? На какие же средства они будут строиться?
— Это, наверно, потому, что молодой Сандро стал, говорят, прилично зарабатывать, — сказала тетя Адель.
Дядя Эмиль посмотрел на нее недовольно и отвернулся с презрением. Но промолчал. Он не считал нужным повторяться. Накануне он уже высказался, уверяя нас, что Сандро невежда. И откуда у этого, возможно и Способного, человека могут взяться нужные качества и талант врача? Рабфаковец, ничего, кроме учебников, не читавший, — это еще хорошо, если он читал учебники. А знание иностранных языков? Он не владеет иностранными языками! Боже, боже! Куда мы идем? Что станет с наукой?
Все наши, и я в том числе, понимали: дядя ревнует к «сомнительной» славе Сандро. И даже то, что пациенты молодого доктора сплошь крестьяне из деревни его предков и окрестных деревень, не может удовлетворить гордыню дяди. Он по-настоящему переживает за человечество и страдает сам.
А весь район теперь уже присматривается к новоявленному специалисту. Потому что Сандро открыл у себя кабинет. Он принимает больных на дому в крошечной проходной, переоборудованной под кабинет галерейке. Ну и что же, что его пациенты сельчане и приезжают с мешками, кувшинами и живой птицей. Раз он людям нравится, значит, есть у него знания, значит, деловой. Нам через забор видно, как приветливо и достойно рассаживает тетя Юлия приезжих на стульях и скамеечках. Домишко у них маленький, не домишко — мазанка в две комнатушки. Зато двор и сад большой. Она их рассаживает в саду, пьют воду стаканом из-под крана, степенно разговаривают о болезнях, о видах на урожай.
