Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари
– Нет.
Зои шумно дует на свою полную запеканки ложку, потом засовывает ее в рот, умудряясь измазать нос сыром.
– А Дональда Дака? – вдруг кричит она с набитым ртом. – Я люблю Дональда Дака, потому что он славный, и не люблю Дональда Трампа, потому что Дональд Трамп – нехорошая утка!
Беру тарелку с запеканкой, которую протягивает мне Джереми, и не могу удержаться от смеха:
– Ты права. Я тоже люблю Дональда Дака. – Ловлю на себе задумчивый взгляд Джереми и спрашиваю:
– Почему ты так смотришь на меня?
– Просто, – мягко отвечает он. – Смейся чаще. Смех тебе к лицу.
От его слов у меня замирает сердце, и я, смутившись, заставляю лицо принять нейтральное выражение. Зои болтает на протяжении всего ужина, то и дело вовлекая в беседу своего плюшевого ослика. Время от времени я встречаюсь взглядом с Джереми, который улыбается поверх запеканки из макарон. После еды он убирает со стола и укладывает Зои спать.
Я тем временем сажусь на диван в гостиной. Слышу, как Джереми читает сказку, как Зои задает вопросы, а он отвечает. С дочерью он другой – больше улыбается, громче смеется. Опускаю голову на руки. Спокойствие, которое я испытываю рядом с Джереми, – ужасная ошибка. С ней придется покончить.
Джереми возвращается с баночками диетической колы и лимонада, который передает мне, и садится рядом. Подумать только: он заморочился и купил этот лимонад с лаймом, который есть далеко не во всех супермаркетах, потому что знает, как я его люблю. Эта внимательность Джереми к деталям, причем отнюдь не демонстративная, трогает меня так же сильно, как и пугает.
– Тебе следовало сказать, что ты сегодня с дочкой…
– Это ее неделя, и ты сама предложила встретиться…
– Виктуар упомянула, что Зои у матери.
Джереми приподнимает бровь, подносит баночку к губам и делает глоток. Повисает тяжелое молчание.
– Чего ты на самом деле хочешь? – наконец спрашивает он.
– Я хочу, чтобы мы придерживались правил, которые сами же установили.
– Правил, которые ты установила, – поправляет Джереми.
– А ты согласился. Никаких серьезных отношений, никакой совместной жизни, никаких ссор и громких признаний в любви под дождем. Помнишь?
Джереми пожимает плечами, и на покрытой щетиной щеке раздраженно дергается мышца. Через мгновение он встает, подходит к стоящему рядом с музыкальным проигрывателем мини-бару, в котором хранятся крепкие спиртные напитки. Достает бутылку виски и наливает себе стакан. Джереми никогда не употреблял алкоголь в моем присутствии. Это еще одна из мелочей типа покупки черничного джема или выключения музыки до моего прихода, которые заставляют меня чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Джереми отпивает глоток, смотрит на янтарную жидкость и издает невеселый смешок.
– Знаешь, может, поначалу меня и устраивали отношения без обязательств и привязанностей, отношения, которые не будут влиять на мою жизнь или жизнь моей дочери… Но теперь все изменилось. Я скажу тебе, что я хочу: я хочу большего. Я хочу, чтобы ты присутствовала в моей жизни каждый день. Чтобы все было по-настоящему. Хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, хочу, чтобы вы с Зои общались и чтобы мы проводили вместе уик-энды, хочу, чтобы ты ворчала на меня за то, что я не вынес мусор или забыл половину вещей из списка покупок, хочу, чтобы мы проводили воскресенья за просмотром глупых сериалов… Вот чего я хочу.
Он злится; взгляд у него такой же пронзительный и холодный, как в нашу первую встречу. Не могу его выдержать и, опустив голову, невидяще смотрю на браслет у себя на запястье. Нервно тереблю подвески.
– Ты меня не знаешь… Ты совсем не знаешь меня настоящую…
Джереми с внезапным раздражением пожимает плечами.
– Я знаю, что ты не любишь авторское кино, морепродукты и разговоры о своем детстве. Знаю, что ты мерзнешь при температуре ниже двадцати градусов. Знаю, что ты поешь в душе, спишь на животе и похрапываешь, когда устаешь. Знаю, что за стеной, которой ты отгородилась от других, ты чувствительна и великодушна. Ты часами учишь английскому Реда, хотя хуже ученика и представить нельзя. Ты принимаешь Виктуар такой, какая она есть, никогда не используя ее откровенность против нее. Ты поддерживаешь бредовые идеи Криса, просто чтобы его порадовать. Ты быстро привязываешься к людям, даже когда не хочешь. И как бы ты ни пыталась это скрыть, я знаю, что ты настоящая и честная – если не в своих словах, то в поступках. Наконец я хочу, чтобы ты отпустила свои страхи и доверилась мне, потому что знаю: в глубине души ты тоже этого хочешь.
Кое-что из услышанного заставляет меня похолодеть. Пальцы начинают дрожать.
– Этого недостаточно? – спрашивает Джереми, столкнувшись с моим молчанием. – Мне продолжать? Я знаю, что иногда ты принимаешь транквилизаторы, что у тебя случаются панические атаки и ты теребишь браслет, чтобы успокоиться. Я знаю, что порой тебе снятся кошмары, от которых ты плачешь во сне. Знаю, что у тебя есть свои «пунктики»: все должно быть аккуратно, ровно, идеально. Но в последнее время я заметил, что тебе становится лучше. Я знаю, что ты не пьешь алкоголь – скорее всего потому, что злоупотребляла им в прошлом. Я знаю, что для тебя семья – это опасная, даже запретная тема: ты со слезами на глазах смотришь «Холодное сердце» и уходишь от разговора, когда речь заходит о твоих родных. Я знаю, что тебя триггерит музыка, особенно рок, и что от некоторых песен тебе физически плохо. Я не полный дурак, поэтому понимаю, что ты потеряла близкого человека.
– Я не та, кто тебе нужен, Джереми. Поверь. – Мой голос подрагивает, но, несмотря на это, говорю я уверенно.
Джереми залпом осушает стакан и со стуком ставит обратно на стол.
– Скажи мне, что у нас ничего не получится, что ты любишь другого или что я просто тебе не нравлюсь, и я отстану. Но не решай за меня, кто мне нужен! Ты мне нужна, ты одна! Я знаю, что тебя тяготит прошлое. Если хочешь с ним разобраться, то я тебе помогу, и вместе мы…
Я резко прерываю его:
– «Если хочешь с ним разобраться»? На что ты намекаешь? Что я не хочу? Ты понятия не имеешь, с каким прошлым я должна, как ты выражаешься, «разобраться»! Ты понятия не имеешь, за какие грехи я расплачиваюсь и буду расплачиваться до конца жизни!
– Потому что ты мне ничего не рассказываешь! – взрывается Джереми. – Что особенно нелепо, учитывая, что я давно понял тайну, которую ты так отчаянно пытаешься скрыть!
– Нет, неправда… – машинально отвечаю я, сжимая браслет так сильно, что чувствую, как металлические подвески впиваются в ладонь.
– Помнишь день своего собеседования в «ЭверДрим»? – спрашивает Джереми.
Он снова обрел самообладание и теперь использует спокойный, сдержанный тон, который не выдает эмоций. Яростно трясу головой, но в глубине души знаю, что уже слишком поздно. Лед под ногами пошел трещинами, для меня нет пути назад. Когда я почувствовала, что Джереми может меня понять, мне следовало оставаться начеку, следовало оттолкнуть его, а не привязаться.
– Прекрати… пожалуйста, прекрати…
– Я спросил, связана ли ты со Скарлетт Смит-Ривьер. – Он делает небольшую паузу. – Ты ответила, что с точки зрения статистики фамилию «Смит-Ривьер» носят тысячи человек и что ты слышишь этот вопрос с детского сада, что очень странно, поскольку когда ты ходила в детский сад, Скарлетт Смит-Ривьер еще не обрела известность, ведь если верить ее страничке в Википедии, вы родились в один год.
– Это просто выражение, – дрожащим безжизненным голосом отвечаю я.
Не сводя с меня глаз, Джереми спокойно продолжает:
– Допустим. Знаешь, что еще написано в Википедии? Что Скарлетт Смит-Ривьер родилась в Род-Айленде, в маленьком приморском городке. Совсем как и ты. И что у Скарлетт была сестра, с которой они были очень близки. Именно ей Скарлетт посвятила прославившую ее песню «Сестры»… Думаю, ты сама знаешь, что эту сестру зовут Алиса, верно? Так вот, с одной стороны, я уважаю твое нежелание рассказывать о своем прошлом, но с другой – мне трудно принять тот факт, что ты ни капли мне не доверяешь.
