Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари
Во вторник обедаю с Виктуар и Реда. Виктуар говорит, что Джереми в плохом настроении, потому что Зои с мамой уехали отдыхать. Не могу справиться с разочарованием. Почему Джереми ничего мне не сказал? Мы могли бы встретиться и в этот четверг… Но он не пишет, не предлагает увидеться. Я проверяю телефон каждые десять секунд, трепещу от надежды каждый раз, когда получаю сообщение, а потом злюсь на саму себя за такое поведение. Ближе к пятнице я смиряюсь. Джереми просто следует установленным мною правилам. Его не за что винить.
Я складываю документы, готовясь оставить офис до понедельника, когда телефон вдруг оживает. Открываю сообщение и читаю имя отправителя. Сердце пропускает удар.
Джереми Миллер
Привет. Что делаешь в субботу вечером?
Недоверчиво смотрю на экран. Несмотря на то, что сообщение ясное и однозначное, я перечитываю его несколько раз, пытаясь понять: оно сдержанное или холодное? Написанное под влиянием момента или с хитроумным расчетом? На эти размышления у меня уходит добрая четверть часа, а потом я спохватываюсь: надо ответить. Но поскольку мои мозги напрочь отключаются, когда дело касается Джереми, то я снова принимаю неправильное решение.
Алиса Смит
Ничего особенного. А ты?
Джереми Миллер
Собирался посмотреть «Короля Льва» (по подписке, то есть совершенно легально) и ищу единомышленника, который поможет мне пережить смерть Муфасы. Зои эти выходные у мамы.
Отвечаю не сразу. Да, я ждала этого сообщения всю неделю, но я боюсь. Это не входило в изначальный план. Это может все испортить. Я боюсь привязаться, боюсь начать то, что не смогу закончить, боюсь, что заставлю Джереми думать, будто у нас есть будущее… Потом вспоминаю слова, которые всегда любила повторять Анджела: «Жизнь состоит из череды непредвиденных событий». Делаю глубокий вдох и решаю в порядке исключения принять эту неожиданность.
Алиса Смит
ОК.
Дневник Алисы
Лондон, 10 мая 2012 года
Привет, Брюс!
Я совсем про тебя забыла. Уверена, ты не в обиде на то, что я предпочла провести время со своей младшей сестренкой, а не с тобой, пусть даже ты – сам Брюс Уиллис. Завтра Скарлетт улетает.
Скарлетт вернула все деньги, которые занимала у нас за прошедшие годы. Честно говоря, я никогда не записывала, когда и сколько ей одалживала. А вот она, оказывается, записывала. Она показала экселевскую таблицу со списком дат и сумм. Оливера чуть инфаркт не хватил. Кто бы мог подумать, что Скарлетт умеет создавать таблицы в экселе? Я бы удивилась меньше, если бы внезапно обнаружила, что Оливер владеет китайской традиционной росписью по фарфору. Я не хотела брать у Скарлетт деньги, но она настояла.
– Я же дала слово, что все верну. К тому же я получила гонорар за свой будущий альбом.
На несколько мгновений я потеряла дар речи.
– Много?
– Да, даже слишком.
Я вдруг поняла, что за все три дня, которые мы провели вместе, Скарлетт ни разу не упомянула о том, что происходит в ее жизни. А я была так сосредоточена на своем горе, что ни о чем не спросила.
– На каком этапе находится альбом? Ты ничего не рассказывала!
– Технически альбом закончен, но я решила добавить в него песню, которую написала в самолете. Я предупредила Origin Records, что запишу ее, когда вернусь. Я бы хотела, чтобы она стала синглом.
– Ты говоришь о той песне, которую написала для меня?
Я почувствовала себя ужасно польщенной. Это как если бы ты посвятил мне фильм, Брюс, что, скорее всего, никогда не произойдет, но помечтать же можно?
– Да, если ты не против… Я написала эту песню специально для тебя, и…
– Нет, конечно не против, наоборот. Я очень тронута. Как ты ее назовешь?
– «Сестры», – ответила Скарлетт.
* * *
Спустя несколько недель я звоню в домофон квартиры Джереми и думаю о том, что все чаще нарушаю правила. Я раз за разом совершаю оплошности, они вне моего контроля. У меня такое чувство, будто я ступаю по замерзшему озеру, зная, что лед слишком тонкий и что он в любой момент может проломиться подо мной. Но я все равно двигаюсь вперед, после каждого шага повторяя себе: «Видишь, пока все хорошо». И делаю еще один шаг. Внутренний голос тем временем орет во все горло: «У каждого шага, каждого действия есть последствия! Как ты могла забыть об этом после того, что произошло?!»
Я написала Джереми поздно вечером. От Виктуар я знала, что Зои сегодня не с ним. Это не первое отступление от «правила четверга». После того субботнего вечера, который перешел в вечер воскресенья, мы стали встречаться чаще. Провели вместе солнечные выходные. В одиннадцать лет я, обожавшая Париж, могла только мечтать о такой культурной программе: велопрогулка по набережной Сены, пикник в Люксембургском саду, романтический ужин в Латинском квартале с видом на Пантеон… Джереми, добродушно посмеиваясь над восторгом, который вызывали у меня эти «туристические местечки», взял меня за руку и повел на вершину Монмартра. Он даже опустился на одно колено и преподнес мне брелок с маленькой пластиковой Эйфелевой башней, да так торжественно, словно это обручальное кольцо. Его выдали смеющиеся глаза. Я разразилась таким хохотом, что прохожие с улыбкой оглядывались на нас.
Одни из лучших выходных, которые у меня когда-либо были. Короче говоря, катастрофа.
Когда в воскресенье вечером Джереми подвозил меня домой, я чуть было не призналась ему во всем, поэтому следующие десять дней предпочла с ним не встречаться. Меня напугала близость, которую Джереми сумел выстроить между нами. В конце концов я сдалась, поскольку вместе с одиночеством ко мне возвращались тоска и бессонница.
Первоначальный план со встречами раз две недели становится все более хрупким барьером на пути к реальности наших с Джереми отношений. С тех пор, как мы начали встречаться, мне больше не нужно снотворное. Когда мне трудно заснуть, я перечитываю его сообщения. Они меня успокаивают. Неразговорчивый Джереми, вопреки всему, каким-то образом пробрался сквозь мою колючую проволоку. Поэтому я заглушаю внутренний голос, который твердит о том, что я ступаю по тонкому льду, и советует не привыкать к опасной близости.
Дверь в квартиру открыта, внутри горит свет, но меня никто не встречает. Слышу голоса, иду на них. В коридоре витает запах плавленого сыра. Захожу на кухню и вижу Зои, которая сидит перед дымящейся запеканкой из макарон, прижимая к груди плюшевого ослика. Невольно делаю шаг назад. Стол накрыт на троих. Я этого совсем не ожидала.
– Fuck, Алиса, – говорит Зои, завидев меня.
– Привет, Зои.
Подходит Джереми. Он хочет поцеловать меня в губы, но я отворачиваюсь и целую его в щеку. Меня раздирают противоречивые чувства: ощущение, что я попала в ловушку, и умиление от этой простой семейной сцены. Машинально выключаю радио.
– Алиса, у меня к тебе вопрос, – говорит Зои. – Если ты американка, то почему говоришь по-французски?
– Потому что я наполовину американка, наполовину француженка, – едва слышно отвечаю я, осторожно садясь на краешек табурета.
– Совсем как Эльза, Снежная королева! Она тоже американка.
– Я уже объяснил тебе, – говорит Джереми, ставя на стол свою порцию, – что Снежная королева не американка. Действие оригинальной сказки происходит в Дании.
– Ничего не знаю, – надувается Зои, – я хочу, чтобы Эльза была американкой.
Джереми улыбается и кладет на тарелку кусок запеканки. Несмотря на растущий дискомфорт, при виде расплавленного тянущегося сыра и соуса бешамеля у меня текут слюнки. К тому же в глубине души мне нравится атмосфера, которая здесь царит. Макароны с сыром, маленькая девочка в пижаме… Маленькая девочка, которая, кажется, ни капельки не смущена моим присутствием, продолжает расспросы:
– Ты любишь бургеры?
– Да.
– А кока-колу?
– Да.
– А Дональда Трампа?