Том Уикер - На арене со львами
Мы крутили в нашем штате две серии. Одна у нас называлась «Молчаливый гигант», но обе серии Дэнни сделал в своем излюбленном стиле, то есть без музыки и текста, длительностью всего от сорока секунд до минуты. Помните фильм, как Хант спускается по лестнице Капитолия вниз, приближаясь к телевизионной камере, а на заднем плане видно здание Верховного суда? Он подходит все ближе, ближе, план становится все крупней, и вот уж перед вами во весь экран его честное, открытое лицо. Кадр застывает, и из глубины наплывают слова «Во имя интересов Народа». И его имя. Только и всего. В другом фильме его показали среди толпы, он пожимает людям руки, они рвутся, пробиваются к нему, а он стоит, возвышаясь над всеми, как великан, и улыбается. И опять никакого дикторского текста или музыки, только слова: «Пусть решает Народ».
Самым лучшим, на мой взгляд, был фильм «Он знает, что делает». Там Хант встает в своем кабинете из-за стола и один идет по нескончаемому коридору сената, потом спускается в лифте, едет через подземный переход в вагончике, все так же один, и наконец входит в зал, где разбирается положение сезонных рабочих, берет молоток и ударяет с такой силой, будто хочет разнести железную плиту. Подан он был в этом фильме с упором на волю и независимость — сильная, яркая личность, сами понимаете, и скажу вам откровенно: если б Дэнни хоть немного смыслил в политике, занимался ею профессионально, ему никогда не создать бы вещь столь простую и сильную. Вы не сочтите это за выпад против профессиональных политиков, Данн.
Другая серия была посвящена различным проблемам, но и эти ленты тоже были очень своеобразны. Когда Хант приехал в Вашингтон месяца за два до начала кампании, он пригласил к себе группу студентов и профессоров, и Дэнни с кинооператором и звукооператором трудились целый день и всю встречу от начала до конца сняли и записали. А потом Дэнни вырезал из отснятой ленты те куски, которые ему понравились, и сделал рекламные фильмы: Хант в дружеской беседе со студентами, они задают ему самые разнообразные и неожиданные вопросы, а он отвечает, и вокруг молодые лица. Это он сознательно нажимал на молодость, потому что к тому времени уже стало известно, что вице-президент выдвигает свою кандидатуру, а он был стар, как господь бог, выглядел совсем дряхлым. Конечно, и у Ханта Андерсона имелись свои недостатки, почти все они не были для меня секретом, но скажу вам, положа руку на сердце: когда в небольшой комнате собиралось несколько человек и все чувствовали себя свободно, непринужденно, тут у Ханта не было равных.
По тем временам такие передачи о политических деятелях были в новинку, и уж тем более никогда героем их не оказывался вице-президент. Так что наши фильмы сразу же покорили весь штат. Дэнни оказался прав: сам Хант мог бы и вовсе там не показываться. Но уже много лет никто из кандидатов не ездил в этот штат на первичные выборы, а вице-президент заявил в пространной речи, что такие «гастроли» несовместимы с высокой должностью, которую он занимает. Джо Бингем тогда орудовал на Юге. И Хант решил всем этим воспользоваться.
Однажды утром, за две недели до первичных выборов он появился на главной улице одного из городов этого штата и стал пожимать руки жителям. А днем он уже был в другом городе, на следующий день посетил еще два — и все местные газеты принялись взахлеб кричать о человеке, который лично приехал в их богом забытый штат и просит поддержать его кандидатуру на президентских выборах. Еще через день опубликовали список его приверженцев, и все были просто ошеломлены. Одна из оппозиционных газет съязвила, что Хант, надо полагать, выбрал себе представителей прямо из уличной толпы, когда пожимал избирателям руки, и никто за пределами городишек, где эти люди живут, никогда про них и слыхом не слыхал. Эти никому не ведомые имена особенно выиграли рядом со списком вице-президента, где значились все сколько-нибудь заметные деятели штата: губернатор, два сенатора, два члена конгресса и так далее вплоть до финансовых тузов и окружных шерифов.
— Вы-то прекрасно знаете, где он этих людей взял,— сказал Данн.— Уж во всяком случае, не в уличной толпе, когда пожимал избирателям руки. Он взял их там, где брал всех своих сторонников, куда бы он ни приезжал. Это были люди, которых давно привлекала политика, они рвались провести преобразования и хорошенько встряхнуть штат или же просто оттеснить стариков и занять их место. Они до смерти перепугали партийных руководителей, и те не подпускали их к себе на пушечный выстрел. Вот они и вынуждены были сидеть сложа руки да ждать человека, который повел бы их за собой — и Андерсон повел их. Там меня не было, но я это знаю, потому что так случалось всюду, где бы он ни появлялся.
— То же самое случилось потом и в нашем штате,— сказал Френч, протягивая Мэтту Гранту пустой бокал.
— Да и в своем он начинал так же,— сказал Морган.
— Конечно, многие из тех, кто тогда тщетно мечтал распотрошить партию, заняли там сейчас высокие посты,— продолжал Данн; Мэтт хотел наполнить и его бокал, но он покачал головой.— Я мог бы указать вам немало партийных деятелей, причем среди них есть такие, кому вы не доверили бы даже налоговые квитанции десятилетней давности; так вот, они начали свою карьеру, отправившись с Хантом Андерсоном в крестовый поход против сильных мира сего.
— Я тоже мог бы указать вам таких деятелей, только кто из них теперь в этом признается?— сказал Мэтт и взял бокал Моргана.— Словом, после того как Хант явился в этот штат собственной персоной и опубликовал список никому не ведомых кандидатов, ему уже не надо было попусту тратить время и доказывать, что он — избранник народа, а не ставленник верхов. Об этом говорили на улице, об этом кричали заголовки всех газет, а в последнюю неделю перед выборами Хант привез с собой еще и Кэти. Она стала выступать в женских клубах, на собраниях церковных прихожанок, в универмагах. Меньше всего мне пришло бы в голову умалять таланты Ханта и Кэти, но все-таки должен признаться, что главная заслуга тут принадлежит фильмам Дэнни, которые он показывал по телевидению чуть не круглые сутки. За четыре дня до выборов на штат обрушилась снежная буря, но что была эта буря по сравнению с ураганом Хантовой кампании и фильмами Дэнни! К снегу-то там были готовы, черт побери!..
Морган взял из рук Мэтта полный бокал, чувствуя, как где-то в глубине души начинает щемить от сожаления — стало жаль молодости и тех безвозвратно минувших дней, когда он надеялся и даже верил. Морган и сам помнит, что их кортеж скорее напоминал бродячий цирк, чем агитгруппу кандидата в президенты, потому что дороги в очередной пункт своего маршрута они, как правило, не знали и вечно сбивались с графика, а если вдруг удавалось наверстать время, Хант опять все ломал — ему обязательно надо было пожать руку еще нескольким избирателям, заверить еще одного старого идиота-фермера, что, мол, да, черт побери, коммунистов давно пора приструнить. Как часто им не хватало шоферов и приходилось упрашивать какого-нибудь прыщавого юнца, чтоб он довез их по обледенелой, занесенной снегом дороге еще в один сонный городок или в крошечный поселок, прилепившийся возле старой лесопилки. Сама лесопилка уже не работала, стояла заброшенная, не нужная никому, и старики доживали возле нее свой век такие же заброшенные, не нужные никому.
Или они ехали в какой-нибудь город покрупнее на завтрак в городской клуб, и Хант непременно туда опаздывал; или вечером устраивалась встреча с избирателями в школьном гимнастическом зале, где все задыхались от духоты, или на городском стадионе, и самые бурные аплодисменты срывала Кэти — иногда она оказывалась единственным оратором, потому что Ханта задержал где-нибудь за двадцать миль от города неожиданно разгоревшийся спор на улице или он вдруг решил побывать на ужине, организованном для сбора средств.
Он никогда не ленился заглянуть на самую захолустную радиостанцию, и взволнованный его появлением диктор прерывал круглосуточную музыкальную передачу, чтоб Хант мог приветствовать «граждан этого прекрасного штата», или заходил в редакцию провинциальной газетенки и, взгромоздив свои ножищи на заваленный статьями стол редактора, болтал с ним о старых добрых временах. И всякий раз он спрашивал своих слушателей, доводилось ли кому-нибудь из них видеть вице-президента. Это безотказно вызывало громкий смех, и Хант с комическим изумлением восклицал: «Как, вы хотите сказать, что вице-президент не был в Южном Уотерфорде?!» — или в Гроув-Корнерсе, или как еще называлась та дыра, куда его занесло.
В каком-то прокопченном промышленном городке краснорожий священник в потертом саржевом одеянии объявил Ханту, что сегодня его предполагаемые слушатели будут играть в бинго, и пускай Хант на них не рассчитывает. Кандидат в президенты вытащил из кармана бумажник и скупил все карты, а священнику велел скликать свою паству, он сейчас будет говорить. В светлом, стерильно-чистом цехе нового завода электронного оборудования, который стоял у сверхсовременной скоростной автострады, только что проложенной через весь штат, он останавливался возле пультов со множеством кнопок, шкал и мигающих лампочек и позволял фотокорреспондентам себя снимать — он даже специально надевал комбинезон, но ни одна камера не запечатлела слез, которые стояли в его глазах, когда он шел по темному, как склеп, дому для престарелых, мимо ветхих призраков и теней — слабых, дотлевающих огоньков жизни.
