Том Уикер - На арене со львами
Вскоре после расследования условий труда сезонников ожидались выборы в конгресс, их следовало подготовить заблаговременно, пока никто но занялся всерьез президентскими выборами, которые предстояли через два года. Ханта прямо-таки разрывали на части — его звали выступать с речами и собирать средства, ну он и стал разъезжать по стране да агитировать за сенаторов, которые баллотировались в том году,— конечно, за тех, какие были полиберальнее да помоложе, придерживались общих с ним взглядов и могли потом оказать помощь ему самому. Для партии то был удачный год, вы, наверно, помните,— все кандидаты Ханта прошли, популярность его возросла еще больше, он заручился поддержкой разных газет и агентств, завел уйму друзей и вернулся домой, окрыленный успехом.
До первичных президентских выборов оставался год, до решающей кампании — два без малого, и за это время нам надо было сломить сопротивление большинства сенаторов и партийных функционеров,— кроме молодости и неопытности, это было для него главным препятствием на пути к Белому дому. Хинмена он с дороги убрал, но тот все еще был губернатором и пользовался немалым влиянием, а все, кто его поддерживал и надеялся возвыситься с ним вместе, никогда не простили бы Ханту малейшей оплошности, об этом и думать не приходилось. Мне ли объяснять вам, друзья, как это было на руку президенту, ведь он всегда делал ставку на партийное большинство, но вынужден был считаться с самыми видными лидерами. Что же касается Ханта, то его, скажу по секрету, не слишком волновало, как они к нему относятся. Он никогда не стремился загребать жар чужими руками, а тогда он, помимо всего прочего, считал себя избранником судьбы. Уж это как положено. Ну так вот, он все разъезжал по стране, произносил речи, пожимал руки и просил поддержать его, если он выставит свою кандидатуру в президенты, а за ним дело не станет. Это ему удавалось блестяще, а я тем временем проталкивал в сенате его законопроекты о сезонниках, совсем из сил выбился.
В первую очередь его успеху способствовала статья Моргана, который написал, что многие крупнейшие организации, которые борются за гражданские права, относятся к Ханту благожелательно. Это было как нельзя более кстати, ведь Хант южанин, а теперь, стало быть, работа подкомиссии сняла с него всякие подозрения в расизме. Ну, и конечно, у него было много друзей — бывшие однокурсники, нью-йоркские адвокаты, члены всяких организаций в его родном штате да еще те люди, с которыми он сблизился во время выборов в конгресс и после того расследования, что принесло ему такую громкую известность. Очень скоро по всей стране стали возникать клубы, провозгласившие лозунг: «Андерсона — в президенты!» — не без поощрения со стороны главного заинтересованного лица, но это между нами. Дэнни показывал Ханта телезрителям во всех передачах, даже когда транслировались спортивные состязания, да и Кэти тоже частенько появлялась на экранах. Дэнни утверждал, что Кэти прекрасно смотрится по телевидению.
Осенью эти клубы начали устраивать обеды по двадцать пять долларов за место — им хотелось привлечь не финансовых тузов, что ходят только на обеды по сотне долларов, и ничем, кроме шницеля, там не угощали. Это все Кэти придумала, а не Хант. Публика на эти обеды валом валила, и денег они собрали много, но главное — популярность Ханта укрепилась еще более, его подавали как защитника простых людей, который выступает против крупных дельцов. И вдруг, в один прекрасный день, у всех открылись глаза: ведь Хант Андерсон обскакал своих соперников и оказался далеко впереди, хотя официально ничего такого не сообщалось и как это произошло, никто не заметил. А ведь еще и трех лет, заметьте, не исполнилось с тех пор, как его избрали в сенат.
Морган сказал:
— Обскакать-то он обскакал, да ведь настоящие соперники тогда еще и не стартовали.
— Вы несправедливы,— сказал Данн.— Так оно и было, но все же вы несправедливы. Андерсон сколачивал политический капитал. Я это уже тогда видел. Матерые политиканы его не поддерживали, но противопоставить ему было некого. Я сам сказал об этом президенту. А другие твердили, что если он не выпустит своего кандидата, тягаться с Хантом Андерсоном будет трудно.
— Да,— сказал Мэтт,— так оно и было. То же самое повторял нам Хант, когда являлся в сенат сравнительно надолго и мог рассказать, как обстоят дела. Все остальные претенденты пока не вступали в игру, ждали, когда президент сделает свой выбор, и каждый надеялся, что выбор этот падет на него.
— Ну уж меня-то он не назовет, мне этот позор не грозит,— похвалялся Хант. Его самоуверенности в те дни хватило бы на десятерых.— Даже если бы сам старый маразматик вдруг такое надумал, другие старые маразматики нипочем его не поддержат, а прихвостни Хинмена в знак протеста вообще выйдут из партии. Присовокупите сюда еще то обстоятельство, что после работы нашей подкомиссии и прошлогодних выборов я самый популярный из всех возможных претендентов, и вот вам самые страшные враги — партийные лидеры с их всевластием. Сын Старого Зубра одолел их у себя на родине и выстоял в деле Хинмена. Я — избранник народа, но лидеры выставят другого кандидата и будут навязывать его народу, а нам это будет только на руку, вот увидите.
Лично я вовсе не был в восторге от того, что все сильные мира сего ополчились против Ханта, и, конечно же, я оказался прав. Но, провалиться мне на месте, когда президент наконец начал действовать, он поступил в точности, как предсказывал Хант. До первичных выборов оставалось около месяца или, может быть, чуть побольше. Кажется, около двух месяцев. Джо Бингем уже начал подготавливать почву на Юге, перспектив у него, разумеется, не было никаких, по после Хинмена образовалась пустота, и он надеялся ее заполнить. Вместе с другими партийными деятелями с Юга он принялся сманивать южные делегации — все, кроме нашей,— на свою сторону, чтоб они поддержали его на предвыборном съезде. Понятное дело, южные делегаты в большинстве своем не очень-то благоволили к Ханту, и даже с нашей собственной делегацией у нас начались трения, когда Хант начал укреплять свои позиции в стане борцов за гражданские права и среди негритянского населения больших городов. Ну, и конечно, Джо Бингем стал думать, чем, мол, черт не шутит, может, у него и впрямь дело выгорит. Уж это как водится.
Забавно, до чего Ханта бесила возня, которую затеял Джо Бингем. Хант хотел, чтоб за него была вся страна, а тут оказывается, что Юг против. Именно Юг! Этого он никак не мог стерпеть. «Я южанин,— твердил он,— южанин до мозга костей, а Джо Бингем просто самозванец». Как это ни глупо, Хант не допускал и мысли, что Юг ополчился против него из-за его отношения к неграм, а тут еще Джо Бингем стал ему поперек дороги, только родной штат Ханта волей-неволей должен был его поддерживать.
Джо был человек напористый и быстро склонил все южные делегации на свою сторону, и, сами понимаете, президенту пришлось на что-то решаться. После того как Хинмен вышел из игры, Старику уже нельзя было оставаться в стороне, потому что если кто и мог отбить у Джо Бингема южных делегатов, не заплатив при этом высокой цены, то уж, во всяком случае, не Андерсон, а только сам президент. На Юге Старика, может, и не очень жаловали, но все же он был издавна связан кое с кем из тамошних партийных деятелей и, надо отдать ему должное, великолепно знал все правила игры. Так что обойти его было никак нельзя, и очень скоро вы, газетчики, принялись наперебой твердить, что, дескать, все ждут, когда же президент наконец скажет свое слово. Вы-то знаете, как это бывает: несколько крупных обозревателей что-то настрочат, и тут же вся пишущая братия кидается вопить об этом, кто во что горазд, и, конечно, даже те, кому на политику было, мягко говоря, наплевать, начали любопытствовать, как же все-таки намерен поступить президент. Откровенно говоря, я убежден, что в доброй половине всех людских бед повинны ваши окаянные газеты. Но лично против вас я ничего не имею, в этом вы, надеюсь, не сомневаетесь.
И вот на одной из пресс-конференций, которая проходила зимой, месяца за полтора до первичных выборов в этом штате, встает какой-то придурковатый репортеришка и спрашивает у президента напрямик — дескать, чью кандидатуру вы собираетесь поддерживать? Старик только усмехнулся и говорит, что, мол, в партии много выдающихся деятелей — произнес он это весьма многозначительно,— которые, по его мнению, достойны занять место президента. Но репортеришка не отстает: вот, например, сенатор Андерсон очень активный деятель партии, включил ли его президент в число достойных? Старик опять усмехается и говорит, что в это число он включил многих сенаторов. А нельзя ли назвать хоть некоторых? Но Старик по-прежнему увиливает, не называет ни одного имени, к которому можно было бы отнестись всерьез, а потом вдруг встает какой-то умник и спрашивает: «Скажите, господин президент, а вице-президент в ваш список входит?»
