Том Уикер - На арене со львами
Это я и без тебя знаю, зануда несчастная, подумал Морган, сидя со стаканчиком водки под фотографией Дэнни О’Коннора и слушая рассказ Мэтта, будто сам он не помнил все, что тогда происходило. Да, черт тебя возьми, если ты спишь с женщиной, таясь от людей, да еще и лицемеришь, спорить с тобой бесполезно.
Морган понимал, что он несправедлив, всему виной та трепетная страсть, которая охватила его в комнате Кэти. И пошлейшая ревность, которую он до сих пор испытывает всякий раз, как подумает, что Мэтт Грант его опередил.
— …ну вот, тогда Хант бросил клич и к нему стали прибиваться всякие люди,— говорил Мэтт,— все больше из борзописцев, а потом, в один прекрасный день, явился Дэнни О’Коннор с этим своим фильмом о морском сражении и показал его Кэти и Ханту. Они повезли его завтракать в какой-то ресторанчик, и в тот же день Хант взял его к себе. Голову даю на отсечение, что решила это Кэти, хотя потом она мне рассказывала, что за завтраком Дэнни все время норовил залезть ей под юбку. Потом Хант привел Дэнни ко мне, а тот небрежненько эдак кидает: «Ну что, прославим этого деревенского верзилу, а?» Я так и не нашел места, где поставить для него стол, да Дэнни все равно за столом не работал.
Говоря между нами, во время расследования он сделал для нас гораздо меньше, чем вам, может быть, кажется, потому что я уже поставил рекламу на широкую ногу и особой нужды в нем не было. Он был специалист по наплывам и крупным планам, знал, какую передачу сколько зрителей смотрит, когда самое подходящее время ее показывать,— ну и очень даже разбирался в девочках! Честное слово, такого греховодника, как Дэнни О’Коннор, я в жизни не видывал, и послушать его, он всегда пользовался бешеным успехом. И была у него такая любимая игра: заранее угадать, которая из сенатских секретарш сразу клюнет, а которая устоит! «Я умер, пребываю в раю»,— такое у него было присловье.
Политика для него сначала была что темный лес, и в особенности предвыборные махинации, но в скором времени он начал соображать, что к чему. Он ознакомился с материалами предвыборной кампании Ханта, раздобыл ленты телепередач и без конца прокручивал их: ни дать ни взять футбольный тренер, который готовится к решающему матчу и оценивает силы своей команды и силы противника. Потом он отправился на Юг, объездил все избирательные округа штата и просмотрел все телехроники того времени, а когда вернулся, раздобыл в тех студиях, откуда его когда-то выгнали, хроникальные ленты о других кандидатах и тоже стал их изучать, когда ему надоедало путаться с девицами из сенатской канцелярии. Словом, первые полтора года после конца расследования и еще до того, как Хант выставил свою кандидатуру в президенты, Дэнн просто-напросто получал у нас жалованье и жил в свое удовольствие, и если б вы меня в то время спросили, каковы его обязанности, я ответил бы так: «Путаться с девками — вот его единственная обязанность, у него даже и стола-то нет». Видите, какой я чинуша — все должен разложить по полочкам.
Но Хант никогда и никого не прижимал, зато когда мы узнали, что он решил выставить свою кандидатуру в президенты, оказалось, что Дэнни это уже известно, и еще оказалось, что он единственный из нас готов к предвыборной кампании. Хант колесил по стране, вербуя — не сказать, чтоб с большим успехом,— сторонников и пытаясь раздобыть деньги,— их вечно не хватало,— а вся работа в его канцелярии в сенате легла на мои плечи, так что я не имел ни малейшего представления, чем занимается Дэнни.
И вот когда мы все собрались в первый раз перед началом предвыборной кампании, Дэнни говорит: «Так, ребятушки, попрошу минутку внимания» — с таким видом, будто он среди нас главный. Я только что узнал, что руководить предвыборной кампанией поручено мне, а я в этом штате сроду не бывал, такое, кстати, вполне в стиле Ханта, но чтоб Дэнни О’Коннор мог просветить меня на сей счет, я сомневался и посмотрел на него не очень-то дружелюбно. А он как ни в чем не бывало гнет свое: «Ленты в коробках. Весь вопрос в том, где мы их будем показывать».
— Какие ленты? — спрашиваю.
— Которые я заснял для предвыборной кампании. У меня в одной нью-йоркской рекламной фирме есть свои люди, они мне сказали, что двух каналов для этого штата за глаза хватит. Вот тут все подсчитано по науке. Я прикинул: если мы две недели будем выдавать по обоим каналам пять передач в день, это обойдется в какие-нибудь семь-восемь тысяч.
Я подскочил чуть не до потолка.
— Вы что, рехнулись? Отвалить восемь тысяч за показ фильмов в каком-то захолустном штате?
Конечно, по нынешним временам восемь тысяч не бог весть какие деньги, а тогда это была кругленькая сумма, даже для телевидения.
Дэнни и бровью не повел.
— А в последнюю неделю перед выборами,— говорит,— мы будем крутить их по десять раз в день, причем пять раз в вечерних программах. Стало быть, добавьте еще тысяч десять, но что деньги, разве в деньгах счастье?
— Так или иначе, но что-то многовато у вас набежало,— помнится, сказал ему Хант. «Многовато» — как вам нравится такая деликатность? Впрочем, Хант во время выборов относился к деньгам так, будто они на дороге валяются.
— А как насчет полнометражных фильмов? — спрашиваю я.— Например, если дать заключительную речь накануне первичных выборов? Ведь это не меньше пятнадцати минут, причем желательно использовать оба канала.
— Речь, дречь,— фыркнул Дэнни.— Слушайте, босс, запустите мои ленты по двум каналам, как я рассчитал, и можете целыми днями валяться на солнышке да миловаться со своей Кэти. Кто сейчас слушает речи? На меня, во всяком случае, не рассчитывайте.
Конечно, он был прав, что говорить, но я уже выложил деньги на несколько короткометражных фильмов, а еще хотел заснять и два публичных выступления Ханта под конец избирательной кампании. Так мне казалось солиднее — ведь в президенты человек баллотируется.
— Дэнни прав,— говорит Кэти,— а она с тех пор, как Хант выставил свою кандидатуру, всегда бывала на наших совещаниях.— Мы пригласили его, чтоб он обеспечил нам первоклассную телевизионную рекламу, и, по-моему, решать здесь должен он. Лично я речей тоже не слушаю и не знаю никого, кто бы их слушал.
— Однако валяться на солнышке я все-таки не собираюсь,— Хант закинул ноги на стол — ему нравилось прикидываться простецким, свойским малым — и бегло просмотрел цифры,— Этакие расценки мне просто не по карману. А если срезать расходы наполовину, О’Коннор?
— При условии, что вы не бросите эти деньги псу под хвост, то есть на свои речи.
— Никаких речей, во всяком случае по телевидению. Я буду пожимать руку всем северянам, каких только найду в этом штате, и выступать перед ними на улице, а ваши ленты, если они действительно так хороши, станем крутить по телевидению, покуда не разоримся. А не выйдет толку — что ж, вернемся в сенат и предадим всю эту историю забвению.
Вот, значит, какую стратегию мы выработали для первичных выборов. План Дэнни слегка обкарнали, не тронули только последнюю неделю перед выборами, и когда я наконец посмотрел его ленты, честно говорю, пришлось мне переменить свое мнение о Дэнни, и я подумал: «Эх, почаще бы их показывать» — хоть с деньгами у нас было туго. Но мне в то время казалось, что надо использовать решительно всю наличность.
— Я, наверно, тогда еще был студентом,— сказал Гласс.— А студенты, известное дело, ничем, кроме девушек и баскетбола, не интересуются. Но все же я помню огромные заголовки в газетах, которые возвещали триумф Ханта на первичных выборах.
— Но если оглянуться назад, то есть с высоты нашего теперешнего знания,— сказал Френч,— станет ясно, каким поражением обернулся для Андерсона этот триумф. И никто из нас тогда этого не понял, вот что удивительно.
— Никто не понял? Вы ошибаетесь.— Голос Моргана чуть не сорвался от гнева: — Данн это понял.
— Нет.— Зеленые стекла медленно повернулись.— Я тоже ошибался, как и все так называемые эксперты. Но поди постигни жизненную премудрость, не ошибаясь.
— То, без чего сейчас немыслима ни одна избирательная кампания,— продолжал Мэтт,— мы тогда применили впервые. Например, коротенькие фильмы, которые сделал Дэнни О’Коннор,— до тех выборов никто не видывал ничего подобного, голову даю на отсечение. А люди тогда сильно преувеличивали роль политических организаций, не то что сейчас, может в этом-то и разгадка успеха Ханта. А может, просто все начали понимать, что Старик выходит из игры и ему уже не победить. И если вам кто-нибудь скажет, что сам Хант Андерсон не удивился такому обороту,— не верьте: столь полного успеха даже он не ожидал.
Впрочем, одно несомненно: все партийные боссы, начиная с самого президента, явно недооценили Ханта, и политические комментаторы тоже, хотя бы тот же Морган. Да что говорить о комментаторах, ладно, не стану скрывать — я и сам был настроен весьма скептически. Хант уже выбил почву из-под ног у Поля Хинмена, уже «Тайм» поместил его портрет на обложке и напечатал статью «Загадочная лошадка», и все равно когда он мне сказал, что намерен совершить поездку по стране да поглядеть, каковы его реальные возможности,— я прямо обалдел.
